Дикие

Замок вылетает, и двери распахиваются. Внутрь врываются холодный солнечный свет и поток воздуха. Костяные челюсти щелкают. Диван и стол разлетаются в стороны, как от взрыва, и двери срываются с петель, накрывая собой несколько человек. Крики, я слышу крики, а потом вижу исполинский силуэт, и от его рычания сотрясается небо.

— Южное крыло! — надсаживает горло Джулия. — Бегите в южное крыло!

Те, кто еще на ногах, срываются с места. Не в силах сдвинуться ни на дюйм, я вижу, как медведь высматривает Эмми, которая на четвереньках выползает из-под обломков, оставляя за собой кровавый след.

Это то немногое, что я могу сделать.

— Гетти, — зовет Риз. — Не надо.

Но я уже отталкиваю в сторону Кэт и перепрыгиваю через обломки одного из диванов.

— Эмми! — кричу я.

Медведь поднимает голову и находит меня своими гниющими глазами. Эмми подползает ко мне, задевая локтем мою голень. Я обхватываю ее здоровой рукой и рывком поднимаю на ноги.

— Беги, — говорю я. — Беги, а я за тобой.

— Скорее! — слышу я Риз. Я медленно отступаю, закрывая собой убегающую Эмми, но тут медведь щелкает челюстями, и во мне вспыхивает первобытный инстинкт. Я разворачиваюсь и несусь к южному крылу; адреналин очищает разум и окутывает меня прохладой, и я чувствую, что я — уже не я, а что-то большее. Риз ждет меня у входа в коридор. Они оставили двери открытыми.

— Давай, давай, — говорит она, и, прежде чем забежать в коридор, я бросаю последний взгляд за плечо. Медведь с интересом обнюхивает тело девочки, из глаза которой торчит деревянный обломок.

Риз заталкивает меня дальше по коридору, в толпу, и Джулия с Кэт захлопывают двустворчатые двери, отсекая южное крыло от остального здания. Девочки уже рассыпались по классным комнатам и административным помещениям и тащат в коридор столы, чтобы построить новую баррикаду.

Сколько еще мы продержимся? Сколько у нас времени, прежде чем падут и эти двери? Что будет тогда?

Двери коридора почти не заглушают сопение медведя и его зовущие стоны. Эмми скорчилась у стены, трогая разбитую губу и защипывая края раны на распоротой ладони. Вокруг нее раненые, голодные, одинокие и умирающие девочки. Это моя вина. Это я навлекла на нас весь этот кошмар.

— Выход есть? — спрашиваю я. — Директрисе ты не рассказала, но скажи мне, Риз. Отсюда можно сбежать?

Она долго смотрит на меня, а потом вздыхает.

— Думаю, да.

Она что, шутит? Я оттаскиваю ее подальше от остальных.

— Так какого хрена ты не воспользовалась им раньше?

— Сначала я думала, что выбраться за забор невозможно, — говорит она, отводя взгляд. — А потом у меня это получилось, но… остров — вся моя жизнь.

Я тяжело сглатываю и прогоняю из головы выплывающее из темноты лицо мистера Харкера, его пустые глаза и почерневшие зубы.

— А теперь что же?

Она пожимает плечами.

— Теперь ты меня попросила.

ГЛАВА 23

Никто не замечает, как мы отделяемся от толпы и, завернув за угол, направляемся к кухне. На кухне есть дверь — пожарный выход, которым никто не пользуется на случай, если пожарная сигнализация еще работает, но теперь беспокоиться об этом смысла нет.

Мы проходим мимо углового кабинета директрисы, и я останавливаюсь как вкопанная. Прежде дверь была нараспашку, но теперь кто-то прикрыл ее, оставив небольшую щель. В щель я вижу ящик с едой, а потом кто-то проходит мимо, закрывая мне обзор. Это директриса, больше некому. И она запасает еду — еду, которая понадобится нам, если мы хотим уплыть с острова.

Дверь не заперта, но, когда я пытаюсь ее открыть, она ударяется во что-то изнутри и останавливается.

— Прошу прощения, — доносится из кабинета негодующий голос. Это действительно она. — Вам сюда нельзя.

Еще немного, и я рассмеюсь ей в лицо. Как будто это имеет значение.

Я толкаю дверь снова, и она медленно приоткрывается. Я моргаю, привыкая к яркому свету солнца, который льется в высокие окна кабинета. Напротив меня вырисовывается силуэт директрисы — сгорбленной, с растрепанной прической.

Она стоит над упаковкой из нескольких бутылок с водой, а рядом, у древнего рабочего стола, возвышается пирамида ящиков, которые я узнаю: в них еда и полезные вещи, украденные из кладовой — украденные у нас. Поверх ящиков навалены пакеты с медицинскими инструментами, которые раньше присылал флот: дорожные аптечки, пачки бумаги, записи из лазарета и охлаждающие контейнеры вроде того, что я нашла в лесу.

Как давно она все это запасала? Как давно начала думать только о себе?

Я загораживаю собой Риз, потому что не намерена больше ее отпускать, но она оттесняет меня в сторону, и мне хватает одного взгляда на директрису, чтобы понять почему. Налитые кровью глаза, трясущиеся пальцы. С надломленным смехом она теребит край рубашки.

— Девочки! Я вынуждена попросить вас уйти, — говорит она, и я слышу, как дрожит ее голос. Она боится. Боится нас.

— Что это? — спрашиваю я. — Что вы делаете со всеми этими ящиками? Они наши.

Она вытирает ладони о брюки и вычищает из-под ногтей крупицы засохшей крови так, словно изо рта у нее не лезет блестящий розоватый гной.

— Ничего, просто составляю опись.

Гнев захлестывает меня, накрывает с головой.

— Ничего? — повторяю я. — Как в кабинете музыки?

Риз тянется ко мне, но я отталкиваю ее руку и подлетаю к директрисе. Та шарахается назад и врезается в стену, и мне приходится призвать на помощь все свои силы, чтобы остановиться и не наброситься на нее.

— Вы нас заперли! — кричу я. — Вы пытались нас убить!

— Нет! — У нее бегают глаза. — Нет, это не так! Я хотела вам помочь. — Она слабо улыбается. — Все, что я делаю, я делаю ради вас.

У меня за спиной раздается смешок Риз.

— Не лгите. Если бы вы хотели нам помочь, вы бы начали делать это еще давно.

— Я не понимаю…

— Да бросьте. — Я отступаю на шаг, пропуская вперед Риз, чье лицо светится холодным предвкушением. — Между нами, девочками. Можете не стесняться.

Директриса молчит, и Риз кивает.

— Тогда я скажу, что я думаю. А думаю я, что вы все это время собирались сбежать. Что вы с самого начала продумали план отступления. На случай, если нас не вылечат, верно? Но они бросили вас, и поэтому вам понадобилась я.

— Все было не так.

— Так объясните нам, как все было.

— Мы еще несколько лет назад поняли, что что-то происходит, — запинаясь, начинает директриса. — Зимы становились теплее, а ирисы цвели круглый год, и они попросили — я имею в виду Кэмп-Нэш, флот и ЦКЗ — они попросили разрешения провести на острове пару-тройку тестов. Но ничего похожего на токс мы не ожидали. Клянусь, мы не думали — я не думала, — что такое может случиться.

Это ложь, и мы обе это понимаем. Она знала. Знала, что что-то не так, еще до начала токс. И ничего не предприняла.

— Хотите сказать, вы не думали, что сами окажетесь в опасности, — говорит Риз. — Но мы — нами можно было рискнуть, так? Отец всегда говорил, что вы ставите неправильные цели, что вам нельзя доверять, и теперь я понимаю почему.

Смерть за смертью, ложь за ложью. С меня довольно. Довольно этих противоборств, довольно тайн, которые выплескиваются из нас потоками крови. Я хватаю Риз за рукав и тяну, пока она не оборачивается.

— Пойдем, — говорю я. В первую секунду я не уверена, что она меня услышала, но потом что-то меняется в ее лице: черты смягчаются, словно ее мысли возвращаются откуда-то из другого места. — Пусть сама разбирается с тем, что натворила.

Риз мотает головой.

— Она могла нас спасти. Она могла вышвырнуть этот сраный газ в океан.

Я знаю. Я тоже могла.

Я делаю глубокий вдох, игнорируя тошноту.

— Но сейчас мы можем спасти себя сами. Пожалуйста, Риз, пойдем.

Она косится на директрису — та дрожит, наблюдая за мной беспомощно распахнутыми глазами.

— Если она хоть пальцем шевельнет, клянусь, я…

— Она не будет, — перебиваю я. — Так ведь?