Дикие

— Я просто хотела с ней поболтать, — лгу я. — Хотела убедиться, что с ней все хорошо.

— Я тебе не верю. — Ровный, жесткий голос. — Я сказала, отойди от двери.

— С ней все хорошо? Ты хотя бы это можешь сказать?

— Отойди. Сейчас же.

Раньше Тейлор была одной из нас. В глубине души у нее наверняка остались какие-то чувства. Если я надавлю, возможно, она раскроется, возможно, у меня появится шанс.

— Что вы с ней сделали? Зачем она вам? Скажи мне, и я уйду. Мы можем сделать вид, что меня никогда здесь не было.

Тейлор качает головой.

— Ты ведь понимаешь, что я не могу тебя отпустить, Гетти.

Я натянуто улыбаюсь.

— Конечно, можешь. Ты можешь делать все, что захочешь.

— Могу. — Она делает еще один шаг. — Мы с директрисой сваливаем с этого проклятого острова. Если кто и знает, как это сделать, так это твоя подруга.

Я вспоминаю, что она говорила той ночью у дома Харкеров. Как она сказала, что ушла из лодочной смены, потому что мы заслуживали лучшего. Какая же чушь! Вот для чего все это было на самом деле, вот для чего она вырубила Риз и бросила нас умирать. Чтобы сбежать с острова.

— Ты правда думаешь, что вам позволят просто уйти? Флот и ЦКЗ?

Не настолько же она наивна. Я была наивной, и вот к чему это привело.

Она пожимает плечами.

— Это не имеет значения, мы здесь не останемся.

— А как же остальные?

— Мне уже блевать хочется от этого вопроса, — рычит Тейлор. — А как же я, а? Как же я?

С этим не поспоришь — я не могу отделаться от чувства вины, которое во мне поселилось.

— Послушай, ты ведь не можешь просто меня убить, — говорю я. Тейлор фыркает, но я улыбаюсь так, как улыбнулась бы Байетт. — Ты хочешь уплыть с острова. Так пошли со мной, и мы вместе придумаем, как это сделать.

Еще один шаг.

— Ты лжешь.

— Я не лгу! Не лгу, клянусь.

Но Тейлор уже не слушает меня и тянется к ножу.

— Убери его, Тейлор, тебе не обязательно это делать, — говорю я, но остатки лести меня уже покидают. Мои руки дрожат, когда я выставляю их вперед в попытке отгородиться от нее.

— Нет, Гетти. Обязательно.

Надо бежать, но она блокирует путь, и отступать некуда. Тейлор бросается ко мне.

ГЛАВА 22

Быстро, так быстро, что она превращается в смазанное пятно. Я вижу, как она тянется ко мне, вижу ее белую ладонь и белый нож и не могу отличить одно от другого, так что просто хватаюсь за то, что ближе, и отталкиваю в сторону то, что дальше, а потом изо всех сил наступаю ей на ногу.

Тейлор бьет меня локтем в нос, и я отлетаю к стене. Изувеченная рука взрывается болью по новой, в глаз лезут волосы, кровь наполняет рот и заливает щеки и уши.

Она выбрасывает вперед руку с ножом, и я дергаю ее, плашмя прижимая к себе лезвие, чтобы она не могла им воспользоваться. Она пытается вдавить его в меня, вскрыть мне грудную клетку, и я — это случается почти что само собой — я проворачиваю его, надавливаю, и оно легко входит в нее. Так, словно она этого ждала.

— О боже, — говорю я. — Боже.

Она выпускает нож. Падает. Нож падает тоже. Из нее течет кровь, и я не знаю, как ее остановить.

— Гетти…

Я не уверена, что ее вообще возможно остановить. У Тейлор дрожат веки. Она дергается, издавая хлюпающие звуки, одной рукой хватаясь за воздух, а другую прижимая к ребрам. Тейлор становится Уэлч, а Уэлч становится мистером Харкером, и всё повторяется снова и снова.

За спиной у меня раздается голос:

— Гетти, Гетти.

Я не могу пошевелиться. Не могу дышать. Еще немного, и кровь доползет до моих ботинок. Может, если я буду стоять здесь долго, она просочится через швы и носки и коснется кожи. Оставит пятно, которое мне уже никогда не отмыть.

— Открой дверь, — говорит Риз.

Риз.

Ботинки хлюпают, когда я поднимаю ногу и переступаю через Тейлор. Риз снова произносит мое имя, твердо и спокойно, заглушая бульканье и клекот крови, толчками выходящей изо рта Тейлор.

Отодвинуть оставшиеся засовы мне удается не сразу, и у меня болит плечо, но я поднимаю щеколду и распахиваю дверь.

Койка не застелена, на матрасе виднеются подтеки крови. На табуретке лежат рация и коротковолновый радиоприемник, а рядом с ними поблескивает на солнце нож. Его лезвие запачкано кровью, и я с трудом заставляю себя посмотреть на Риз, потому что кто знает, что они могли с ней сделать. Но вот она, стоит рядом с дверью — с сияющими лунным светом волосами, вывихнутым плечом и свежим синяком на щеке.

— Ну, ну, — говорит она и касается серебряной рукой моей щеки, прижимая большой палец к уголку рта. — Все хорошо.

— Я не хотела… — начинаю я и больше не могу выдавить из себя ни слова.

— Тебе пришлось, — говорит она. Предполагается, что от этих слов мне должно полегчать, но к горлу подкатывает тошнота. — А теперь нам надо уходить.

— И что ты предлагаешь?

Нам некуда идти.

— Не все сразу, хорошо? Сперва нужно спуститься вниз, а уж потом решим, что делать дальше.

— Ладно, — говорю я. А затем, потому что она продолжает выжидающе смотреть на меня, пробую еще раз, увереннее: — Ладно.

Когда мы выходим из комнаты, она разрешает мне зажмуриться, чтобы не видеть тело Тейлор, и доводит до лестницы.

— Что они с тобой сделали? — спрашиваю я. Перед глазами у меня до сих пор стоит нож.

— Ничего, — говорит она почти спокойно, но ее голос дрожит. На меня накатывает дурнота.

— Что они сделали после того, как ничего не сделали?

Риз не отвечает. Но, когда я открываю глаз, я вижу, что через дыры в ее ботинках сочится кровь. И каждый шаг она делает осторожно, как будто бережет одну ногу и старается этого не показывать. Как будто они что-то делали с ее ступнями.

Я стараюсь об этом не думать. Если я позволю себе задуматься, меня разорвет.

У лестницы мы останавливаемся, прислушиваясь к шуму внизу. Девочки в вестибюле закончили ругаться и баррикадируют двери. Директриса попыталась положить всему конец, но они не позволят ей этого сделать. И, хотя вслух мы этого не говорим, я знаю, о чем мы обе думаем. Где она сейчас? Может, девочки ее нашли? Или она поймает нас и снова запрет Риз? Я ее не интересую, но Риз знает остров так, словно она сама — Ракстер в человеческом обличии. Директриса не отпустит ее без боя.

Где-то внизу, в вестибюле, раздается треск, и кто-то вопит. До нас долетает панический гвалт. Еще один страшный удар. Звук тяжелый, как будто что-то огромное врезается в двери. Вдруг сквозь шум прорывается тот самый вибрирующий стон.

Медведь ломится внутрь. Под влиянием токс он не остановится, пока не получит то, за чем пришел.

— Идем, — говорит Риз. Мы сбегаем вниз, и я стараюсь не думать о том, что оставляю за собой дорожку из крови Тейлор. Сердце стучит в ушах, когда мы выскакиваем на полуэтаж. Внизу, в вестибюле, девочки бьются в истерике, Джулия выкрикивает приказы. Кто-то плачет, икая и по-рыбьи захватывая воздух ртом.

Мы спускаемся в вестибюль и окунаемся в хаос. Парадные двери сотрясаются под медвежьим натиском. Две девочки идут следом за нами со второго этажа, таща в четыре руки канцелярский шкаф. Несколько человек скорчилось у диванов, передвинутых к дверям.

— Гетти, — окликает меня Джулия, заметив нас. Она наблюдает за возведением баррикады. — Ты ее нашла.

Мы присоединяемся к ней, торопливо пропуская вперед девочек с канцелярским шкафом.

— Что тут творится? — спрашивает Риз. — Раньше он так не делал.

Джулия кивает.

— Должно быть, учуял запах. Кровь Гетти в кабинете музыки.

Моя повязка пропиталась кровью, но это ничто по сравнению с морем крови наверху.

— Черт! — произносит Риз. — Смотрите.

Проследив за ее взглядом, я вижу, что парадные двери покоробились. Новенький индустриальный замок с каждым ударом поддается все сильнее. Грохоча в такт сердцебиению, двери сотрясаются, упираясь в защелку.

— Назад, — говорит Джулия. И, когда двери в очередной раз дрожат на петлях, кричит снова: — Всем назад!