Дикие

как дом или

ведь так будет лучше разве нет

Солнце поднимается за деревьями

Пробивается через ветви бледными косыми лучами

Я сделала что могла я пыталась пыталась изо всех сил

Вдох выдох

До последнего держу глаза открытыми я хочу видеть хочу смотреть хочу

хочу чтобы листья опали

океан свернулся у моих ног

остров прибило ко мне течением

Ракстер не забудь Ракстер

Это будет как морское стекло я наклонюсь и посмотрю в покрытую рябью поверхность и увижу себя внутри ппппп и тогда точно пойму где я

Я буду держать его в ладонях пока он не засохнет пока края не истреплются пока он не утратит свою красоту

(Рев что-то ревет прилив приближается)

Я сохраню его

ГЛАВА 17

ГЕТТИ

— Пора. Просыпайся.

Я сажусь в постели так резко, что бьюсь головой о верхнюю койку. Всю ночь я пролежала без сна, а когда наконец сумела задремать, мне приснился кошмар про мистера Харкера, который превращается в Риз.

— Я серьезно. — Джулия стоит на пороге, подпирая плечом косяк. Я заглядываю ей за спину, ожидая увидеть Уэлч — обычно нас будит она, — но Джулия пришла одна. — У нас не так много времени.

— А где Уэлч? — спрашиваю я, стараясь скрыть тревогу.

— Занята. Вставай.

Я облегченно вздыхаю. Обычная лодочная смена. Если бы Уэлч как-то выяснила, что я нарушила карантин и ходила за ней в лес, я бы уже об этом знала.

Я потираю слепой глаз, снимая корочку, жду, пока второй глаз сфокусируется, и выхожу за Джулией в коридор, погруженный в предрассветный полумрак. Где-то за спиной в одной из пустующих комнат спит Риз.

Я смотрю перед собой, игнорируя укол в сердце. Она выразилась предельно ясно.

Мы выходим на полуэтаж. Внизу, у двери, стоит Карсон. На ней пальто — она всегда мерзнет, — и, заметив нас, она машет рукой. Но на верхней площадке лестницы Джулия отводит меня в сторону.

— Уэлч и директриса были в вестибюле, когда я пошла за тобой. И они были страшно злы. — Она склоняется над перилами, вглядываясь в вестибюль. — Я бы не хотела попасть под горячую руку.

У них может быть тысяча причин, говорю я себе. Нехватка продовольствия, изменения в расписании, сломанные генераторы. Но, когда директриса размашисто выходит из коридора, ведущего в ее кабинет, а Уэлч выскакивает за ней, становится ясно, что дело не в этом. Они слишком встревожены, а значит, проблема серьезная и касается главного. Они знают, что кто-то нарушил карантин. Может, они не знают, что это были мы, но они точно знают, что это произошло.

Уэлч догоняет директрису, и они останавливаются, обсуждая что-то вполголоса. Даже издалека видно, как у директрисы трясутся руки. Я вижу, как у Уэлч краснеет шея.

— Пахнет жареным, — говорит Джулия.

— Наверное, директриса узнала, что мы утаивали от нее шоколад, — произношу я с натянутой улыбкой и прохожу мимо нее. — Ты вроде говорила, что мы спешим.

К тому времени, как мы спускаемся, директриса уже уходит. Уэлч взъерошена после сна, ее французская коса растрепана, и во все стороны выбиваются прядки, а в уголке рта виднеется свежая кровь. Обычно она выглядит так же безупречно, как директриса, но сегодня даже не озаботилась стереть розовую кайму вокруг губ.

— Пошли, — говорит она.

Джулия прочищает горло.

— Нам с Гетти нужно собраться.

— Так собирайтесь живее, — рявкает она, даже не глядя на нас. Я должна испытывать облегчение от того, что она не знает о моем участии, но у меня только сильнее сводит зубы от беспокойства.

Джулия хватает меня за рукав и подталкивает в направлении кладовой, где хранятся куртки и припасы. Она открывает дверь, проверяет магазин, пересчитывает патроны, а я тем временем вожусь с застежками на пальто. Я натягиваю на лоб красную шапку, когда Джулия залазит под стопку одеял и вытаскивает пистолет, копию своего.

— Держи. — Она протягивает пистолет мне, выжидающе подняв брови.

— Нет, в прошлый раз пистолета мне не давали.

— Я знаю. Никому не давали.

Я настороженно разглядываю пистолет. Это какая-то уловка?

— Это Уэлч сказала…

— Слушай, — перебивает меня Джулия. — Ты ведь уже была в лодочной смене, так?

— Да, но у нас не было пистолетов.

— Я видела тебя в конюшне, — торопливо говорит она. — Ты хорошо стреляешь. А мне сегодня нужен хороший стрелок.

— Для чего? — нажимаю я. Где-то на границе поля зрения я вижу лицо мистера Харкера.

— Ты ее видела? — Должно быть, она про Уэлч. — Она на пределе. А может, уже свихнулась.

Я с трудом сглатываю и опускаю взгляд. Подавляю порыв все объяснить. Джулия права. Уэлч на грани. А если она узнает, что это я нарушила карантин? Что она сделает тогда?

Я беру пистолет, ощущая ладонью жесткую рукоять.

— Спрячь его под пальто, — говорит Джулия. — Не хочу, чтобы она про него знала.

В любой другой день ее фраза прозвучала бы странно, потому что это не нормально — мы ничего не скрываем от Уэлч и не пытаемся от нее защищаться. Но сегодня все иначе: я видела, как она оставила в лесу тело Моны, и меня уже ничто не может удивить.

Мы возвращаемся. Карсон переминается с ноги на ногу, а Уэлч меряет шагами вестибюль. Джулия машет Карсон, и та с облегченной улыбкой спешит к нам.

— Все нормально? — спрашивает Джулия.

— Она ничего не сказала, — кивает Карсон на Уэлч. — Ходит и молчит.

Она не знает, твержу я про себя. Она не знает, что это была ты. Тебе нечего бояться. И все же я благодарна, когда Джулия занимает место рядом с Уэлч и оставляет меня в паре с Карсон.

Мы проходим мимо доски объявлений, касаемся уведомления на удачу и выходим на улицу. Уэлч и Джулия проходят через ворота первыми, за ними иду я, а Карсон замыкает, и, когда мы углубляемся в лес, Джулия оглядывается на меня. Пистолет теплый от контакта с кожей. С каждым шагом я чувствую, как он впивается мне в ногу.

К причалу мы добираемся до полудня. Всю дорогу я смотрела под ноги, опасаясь, что вид деревьев вернет меня к мистеру Харкеру и его сердцу, бьющемуся в моих руках. К счастью, теперь над нами расстилается бесконечное серое небо. Оградительная лента трепещет на колючем ветру, волны хлюпают по доскам причала. Карсон спрятала волосы под воротник, чтобы они не лезли в глаза. Я снимаю шапку, чтобы не сдуло, и убираю ее в мешок.

— Лучше бы им поторопиться, — говорит Джулия. Вчерашняя усталость вернулась и теперь вытягивает из ее голоса жизнь, а мучительный кашель раздирает ее изнутри. — Холодно.

— Давайте подождем под деревьями, хоть от ветра укроемся. — У Карсон стучат зубы. Я вспоминаю, как она коснулась губами моей щеки в нашу первую вылазку. Интересно, какая у нее кровь — теплая, как у меня, или токс отняла у нее и это тепло?

Джулия мотает головой.

— Здесь безопаснее. На открытом пространстве мы быстрее увидим, как что-то приближается.

С тех пор как мы пришли, Уэлч ни разу не шевельнулась. Она вглядывается в горизонт, в пустоту, где иногда виден материк. Сегодня слишком пасмурно, чтобы что-то рассмотреть, но она все равно пытается.

За всю дорогу она не проронила ни слова. Сперва я была этому рада, но теперь это вызывает у меня тревогу. Я хочу наблюдать за ней, попытаться прочесть ее мысли, но мне нельзя смотреть на нее слишком долго. Я боюсь, что вина будет написана у меня на лице. Поэтому я отхожу подальше, к Карсон, и прижимаюсь к ней.

— Так теплее, — говорю я, когда она смотрит на меня с недоумением.

Уэлч снова начинает мерить шагами берег. Взад и вперед, взад и вперед. В прошлый раз у нее был револьвер. Сейчас я его не вижу, но если оружие прячу я, то может прятать и она. Джулия отходит от причала на пару шагов, поближе ко мне и Карсон.

Раздается пронзительный крик чайки. Я поднимаю голову, быстро втягиваю воздух. Птица кружит над нами — черный силуэт на фоне неба, — и скоро к ней присоединяются еще две. Совсем как в прошлый раз, когда они прилетели незадолго до буксира. Они знают, что он уже близко.