Страница 6 из 20
Немного окрепнув в финансовом отношении и обзаведясь наконец приличным социальным статусом, он ушел на вольные хлеба, взявшись выковывать из талантливых уличных драчунов будущих чемпионов. При грамотном подходе дело это оказалось достаточно прибыльным; теперь Николай Николаевич ездил по Москве на новеньком японском пикапе и проживал в элитном многоэтажном доме, соседствуя с богатыми бизнесменами, думскими депутатами, знаменитыми спортсменами и звездами шоу-бизнеса, в большинстве своем оказавшимися теми еще козлами (каковое открытие, кстати, Ник-Ника нисколечко не удивило).
С высоты его нынешнего положения месяцы, проведенные в спортивном зале московского ГУВД в обнимку с обильно потеющими, пыхтящими и сопящими капитанами и майорами, смотрелись достаточно убого. Но из песни слова не выкинешь – что было, то было, тем более что в данном конкретном случае посеянные почти полтора десятка лет назад семена, похоже, готовы были дать вполне приемлемые плоды.
– Это ж надо, как тесен мир! – обрадованно воскликнул майор, слегка просветлев лицом. – Значит, теперь чемпионов тренируете?
– Чемпиона, – поправил Безродный. – Я не жадный, мне одного с головой хватит.
– Понимаю, понимаю, – бросив быстрый взгляд в сторону Дугоева, с ироническим оттенком произнес майор. – Что ж, не стану вас задерживать. Заявление ваше я зарегистрирую по всем правилам, можете не волноваться. Телефон… – Он снова заглянул в заявление. – Телефон свой вы указали, вас вызовут для дачи показаний… Так что можете отправляться домой.
– Минуточку, – попросил Ник-Ник и, обернувшись к Дугоеву, сказал: – Подожди меня снаружи, только никуда не уходи.
– Куда я пойду пешком, э? – буркнул тот и, безнадежно махнув рукой, покинул помещение.
Безродный снова повернулся к майору, положил локти на барьер и, нагнувшись к окошечку, загороженному изнутри прозрачным щитком, просительно произнес:
– Слушай, командир, тут такое дело… Ну, ты же понимаешь! Впереди ответственный бой, к началу которого он у меня должен быть как огурчик.
– А чем я могу помочь? – удивился мент.
– Да я про журналистов, – с досадой уточнил Ник-Ник. – Если пронюхают про эту историю, житья парню не дадут, его через неделю впору будет не на ринг, а в психушку отправлять. Как бы все устроить так, чтобы эти гиены ничего не узнали?
Майор снова поскучнел и задумчиво потеребил кончик длинного хрящеватого носа.
– Н-ну-у, я даже и не знаю… Покушение на жизнь чемпиона России по боям без правил – это ж, можно сказать, сенсация…
– Факт, – подтвердил Ник-Ник, запуская руку во внутренний карман куртки и доставая оттуда бумажник в знак того, что правильно понял намек. – В другое время я б им за такой пиар еще и приплатил бы. Но нам сейчас нужен не их вонючий пиар, а чемпионский пояс, который эти шакалы могут помешать добыть. Ему нужен покой и полная сосредоточенность, он сейчас как космонавт перед полетом, какие тут журналисты, какие сенсации! Ты подумай, майор, от тебя сейчас, можно сказать, престиж страны зависит! Вот интересно, а сколько они тебе могли бы заплатить за информацию?
Майор снова задумчиво потеребил кончик носа, возвел взор к потолку, а потом назвал вслух сумму, которая, вероятно, была начертана там, на потолке, видимыми ему одному и незримыми для всех остальных письменами.
Не без труда сдержав изумленный возглас и даже умудрившись сохранить невозмутимое выражение лица, Николай Николаевич отсчитал деньги, а затем, памятуя о том, с кем имеет дело, разыграл маленький спектакль: достал блокнот, вырвал из него листочек, сделал вид, будто что-то на нем пишет, обернул им деньги и протолкнул в окошко со словами:
– Вот здесь еще один телефон, по которому меня можно найти, – так, на всякий пожарный случай.
Майор бросил на листочек беглый взгляд, на ощупь оценил толщину того, что было им обернуто, спрятал его в карман, кивнул и изрек:
– Да вы не беспокойтесь насчет журналистов. Я их сам не люблю и сроду с ними не сотрудничал: деньги деньгами, гласность гласностью, а интересы следствия надо блюсти!
– Очень правильная позиция, – даже не улыбнувшись, со значительным видом кивнул Ник-Ник. – И еще один вопрос. Я понимаю: как говорится, нет тела – нет и дела. Но и вы поймите: не хотелось бы, чтобы за месяц до финального боя у меня на руках вместо претендента на звание чемпиона оказался покойник. Ему бы охрану выделить, что ли…
Он сделал красноречивое движение бумажником, но майор отрицательно покачал головой. Это свидетельствовало о его относительной порядочности: по крайней мере, он обещал только то, что действительно мог сделать.
– Это не ко мне, – честно сообщил он. – Обратитесь к начальнику. Утром приходите, его кабинет на втором этаже. Сомневаюсь, конечно, людей у нас и так не хватает, но попытка не пытка. А лучше отправляйтесь прямо в главк, на Петровку, – может, там повезет.
Распрощавшись с дежурным, который в ответ на его вежливое «до свидания» буркнул что-то нечленораздельное, Николай Николаевич вышел на крыльцо отделения. Дугоев дисциплинированно дожидался его, наслаждаясь видом на вытоптанную клумбу и дремлющий под фонарем сине-белый «уазик». При этом он злостно нарушал спортивный режим, куря сигарету. Приблизившись, Ник-Ник первым делом аккуратно вынул окурок у него изо рта и выбросил в стоящую у входа урну, после чего закурил сам.
– Я вижу, насчет Америки ты передумал, – мягко заметил он, следя за прихотливыми извивами подсвеченного ртутной лампой табачного дыма в неподвижном ночном воздухе.
– Просто этот мент мент взбесил, – без необходимости сообщил очевидный факт простодушный, как все истинные спортсмены, кавказец. – Никого они не станут искать. А если станут, то не найдут. Они без навигатора собственную ширинку найти не могут, я на них досыта насмотрелся и дома, и тут, в Москве.
– Ну, вдруг им повезет, – сказал Безродный. – Ты об этом не думай, сынок, у тебя свои дела, у них – свои. Тебе тренироваться надо, остальное – не твоя забота. Ты к этому бою полжизни шел, так что ж теперь – все коту под хвост?
– Зачем коту под хвост? Не надо, слушай! Я кошек люблю, барс – тоже кошка, зачем ей столько всего под хвост совать? Это же больно, э!
Ник-Ник усмехнулся.
– Молодец, – сказал он, – чувство юмора терять нельзя. Айда по домам, что ли. Ты как, тренироваться завтра сможешь?
– Смогу, – ответил Марат. Это прозвучало спокойно и уверенно: быстро вспыхивая, он так же быстро остывал и теперь, как ясно видел тренер, не изображал спокойствие, а действительно был спокоен. – Потому что надо. Мне надо, тебе надо, людям надо, которые за меня болеют…
– Молодец, – повторил Безродный. – Вот и работай, а все остальное – моя забота. А с куревом завязывай. Добудешь чемпионский пояс – кури сколько влезет. А пока ты только претендент, имей в виду: еще раз увижу у тебя в руках сигарету, отниму и засуну… сам знаешь куда. Под хвост.
– Ва-а-ай! – с деланым испугом протянул Дугоев и рассмеялся.
Ник-Ник отечески похлопал его по твердому, как дерево, плечу, и, спустившись с крыльца, они рука об руку двинулись к стоящему поодаль пикапу тренера. Черный Барс оживленно обсуждал план тренировок, но Николай Николаевич заметил, что на ходу он украдкой поглядывает по сторонам, словно опасаясь нового выстрела из темноты.
Глава 3
Общеизвестно, что на забитую по всем правилам стрелку надлежит являться точно в назначенное время – желательно минута в минуту. Считается, что опоздание служит признаком неуважения к партнеру, а заблаговременный приход могут расценить как свидетельство нечестных намерений и коварных замыслов. Киллер в потертой мотоциклетной кожанке и темных очках прекрасно знал это правило, но на сей раз решил им пренебречь, тем более что его так называемые партнеры, по его твердому убеждению, тоже были не из тех, кто свято блюдет кодекс чести российского бандита.
Свидание, на языке упомянутой категории граждан именуемое стрелкой, было назначено в полдень в литейном цеху заброшенного завода, расположенного примерно в сорока километрах от Московской кольцевой автодороги. В незапамятные времена завод производил что-то железное – что именно, киллер не знал, да это его и не особенно интересовало. Люди покинули это место полтора десятка лет назад, оборудование давным-давно демонтировали и вывезли; то, что осталось, ни для кого не представляло интереса, тем паче что осталось всего ничего – в основном ржавые металлоконструкции, настолько громоздкие, что стоимость их демонтажа и утилизации делала данную операцию убыточной, а следовательно, абсолютно бессмысленной.