Чернолесье

Дни потянулись за днями, по-зимнему короткие и однообразные. Каждое утро половина населения Кернадала отправлялась на охоту, а другая оставалась в крепости, занимаясь хозяйственными делами: рубили дрова, готовили еду, топили камины.

Зима здесь была европейская: не слишком морозная, но промозглая, ветреная и сырая. В продуваемом всеми ветрами каменном Кернадале было ужасно холодно, и дров уходило многовато просто на то, чтобы не замерзнуть среди ночи насмерть. Разок я даже поискал в списке перков, нет ли там чего-то вроде устойчивости к холоду, но ничего не нашел. Иногда мне казалось, что именно холод стал моим главным врагом здесь. Но, конечно, не единственным.

То и дела из окружавшего крепость мрачного леса выходила то нестройная толпа ходячих мертвецов, то пара-тройка гигантских пауков, ужасно быстрых и смертельно ядjвитых. Как рассказал мне Макс, летом опаснее всего были огромные болотные змеи, но зимой они сидели подо льдом, зато прочей гадости меньше не становилось. Поэтому и днем, и ночью кто-то должен был дежурить на крепостной стене. Ночью – не менее двоих. Дежурства эти были утомительны, и чаще всего никто за всю ночь не объявлялся. От постоянного вглядывания в холодную безлунную тьму слезились глаза, а руки тряслись от необходимости все время носить факел.

Времени для общения было немного. В основном, поговорить с кем-то обстоятельно можно было только вечером в небольшой гостиной с камином, либо на дежурстве. В эти минуты я старался разговорить кого-то из насельников Кернадала, расспросить их о прошлой жизни. К моему удивлению, расспросы эти почти ничего не давали: после нескольких самых общих фраз люди либо меняли тему, либо ссылались на головную боль.

Сперва подобное поведение егерей меня злило и укрепляло в мысли, что все они – просто неигровые персонажи. Тем более, истории у большей части из них были довольно похожие. Из пятнадцати егерей, живущих в Кернадале, десятеро были парнями в возрасте от семнадцати до тридцати, геймерами или ролевиками.

Почти все они качали боевые навыки: мечи, древковое оружие или огнестрельное. Только двое набрали много мирных умений: это были Степа и Лана, которым посчастливилось оказаться в Кернадале уже в первые дни здесь, и не пришлось выживать в одиночку.

Но однажды, когда я стал расспрашивать на эту тему молчаливого Равиля – того самого, которого Макс назвал бароном Раулем – тот вдруг раздраженно бросил: «А ты сам о себе все помнишь?». Я впервые за время своей зимовки в Кернадале задумался над этим вопросом… и похолодел.

Нет, нельзя сказать, что я полностью забыл все свое прошлое. Я помнил отдельные сцены очень хорошо, но некоторые факты выпали напрочь выпали из головы, и сколько я ни морщился, не желали возвращаться.

Например, я хорошо помнил, что учился на журфаке и мог восстановить в памяти имена большинства одногруппников, но название университета и имена преподавателей забыл напрочь – хотя помнил их лица. Хорошо помнил Алину и почти все, что с ней связано, но напрочь забыл, где она учится и на кого. Попытки же вспомнить забытое приводили к сильным приступам головной боли, затягивавшейся порой на несколько часов и делавшей меня вялым и раздражительным. Это открытие шокировало меня, и я тут же перестал мучить расспросами товарищей по Кернадалу.

В тот же день я рассказал о нем Сергею. Мы сидели возле камина в гостиной – я вернулся с охоты чуть раньше остальных и отогревал у огня озябшие руки. Сергей читал массивную полурассохшуюся книгу из не слишком богатой кернадальской библиотеки.

Когда я, сбиваясь и запинаясь, рассказал о своем открытии, он покачал головой и сказал, что с этим сталкиваются все егеря. Он предполагает, что это побочный эффект от мгновенного обучения. То самое, приятное головокружение, во время которого в моей голове появлялись новые знания, должно было сперва освободить для них место. Стереть что-то ненужное, по мнению программы.

– Но как так? – спросил я. – Получается, что чем больше ты качаешься…

– Да, – кивнул Сергей. – Чем сильнее ты становишься, тем менее принадлежишь нашему миру и сильнее прирастаешь к этому. Тот, кто отправил нас сюда, отлично все продумал.

– Кто он? – спросил я уже далеко не впервые. – Если это программа, то где она записана? Прямо у нас в мозгах?

– Я не знаю, – пожал плечами Сергей. – За десяток лет здесь я слышал кучу теорий о том, кто он и зачем все это делает.

– Например? – мне стало интересно.

– Моя любимая – что это все эксперимент инопланетян. Они набрали некий пул людей, в основном, молодых, и тестируют их на поведение в условиях кризиса. Ну, например, чтобы лучше предсказывать наши действия в случае полноценного вторжения. Знаю нескольких человек, кто всерьез в это верит. Хотя, кажется, это из какого-то фантастического романа девяностых годов.

– А еще?

– Ну, одна девушка всерьез убеждала меня, что все мы умерли и попали в ад. Или в чистилище – она пока не решила. Она вообще человек довольно своеобразный: сейчас служит в храме Мученицы Евфимии где-то в окрестностях Кирхайма.

– А другие варианты?

– Ну, разумеется, секретный эксперимент каких-нибудь спецслужб: наших, американских, еще каких-то, кому что больше нравится. По вкусу вместо спецслужб могут быть корпорации, вроде Гугла. Суть эксперимента объяснить затрудняются: что-то про контроль сознания.