Глушь (ЛП)

— А?

— Гляди.

Эрни указал пальцем.

Городская полицейская машина припарковалась у дома Стэнхёрда, заливая округу красно-синим светом.

— Не видел ничего подобного, — рассказывал сержант Трей в прихожей старого дома Стэнхёрда. Последний раз Патриция была в полуразрушенном плантаторском особняке очень давно, но в нем ничего не изменилось. Сломанное не меняли, а ремонтировали, так что она могла проследить историю починок от наших дней до пятидесятых годов девятнадцатого столетия.

— Гарантирую, что ни в Сквоттервиле, ни в самом Аган-Пойнте раньше ничего подобного не происходило, — закончил Трей. — За исключением Дуэйна на прошлой неделе, у нас никогда не было убийств. Да еще таких.

Слишком много информации за столь короткий срок. Патриция и Эрни подбежали к дому, увидев огни патрульной машины. Сержант Трей сообщил им, что убиты двое старейшин клана, Вильфруд и Этель Хильд. Патриция помнила имена, но не смогла вспомнить лица.

— Ничего безумнее не слышал, — пробормотал Эрни.

В старом доме пахло ладаном, ароматическими смесями и свечами ручной работы. Тишина внутри была поистине мертвенной, словно кто-то невидимый наблюдал за происходящим в немом осуждении. Широкая деревянная лестница вела из прихожей во тьму второго этажа. Трей проводил их в гостиную с выцветшими обоями, на которых все еще можно было разглядеть замысловатый узор. Солнечный свет едва сочился сквозь пыльные окна.

— В доме никого? — спросила Патриция.

— Только Марта, — ответил Трей.

Патриция вспомнила о жене Эверда.

— Значит, Хильды тоже жили в доме?

— Да, вместе с другими старейшинами. Мужчины сейчас в бухте, а женщины собирают в лесу всякую всячину для пикника. Хотя какой уж тут теперь пикник, черт возьми.

Они прошли в глубину дома, и мрачная темнота обступила незваных гостей. Вместо картин на стенах висели диковинные украшения ручной работы: цветы из кукурузных початков, мозаика из устричных раковин и, конечно, кресты, некоторые, казалось, были сделаны из костей мелких животных. Кое-где повторялся витиеватый узор — таинственный символ для привлечения удачи.

В самой дальней комнате шериф Саттер с мрачным видом фотографировал и делал заметки. Выглядел он так, словно его мучили желудочные колики.

— Сказал им? — спросил он Трея.

Заместитель кивнул.

— Проклятье какое-то. Убийства. Да еще и в Сквоттервиле.

Патриция нахмурилась.

— Шериф, я не понимаю. Хильды убиты? Где тела?

— Нет-нет, их убили не здесь. Тела обнаружены в километрах от дома, на мысе. Старик Хельм наткнулся на них поутру.

Саттер положил блокнот рядом с камерой и сел на большую кровать с балдахином, которой на вид было лет пятьдесят. На нитке из красной пряжи свисал фиолетовый камень, а на тумбочке стояла банка с чем-то похожим на маринованное яйцо.

— Что в банке? — спросила Патриция. — Яйцо?

— Они называют это «Яйца Ручья», — ответил Эрни. — Обычные куриные яйца, которые закапывают в ручье на пару месяцев, пока они не почернеют. Они вроде как защищают от болезней. Очередное суеверие.

— Гнилые яйца, — пробормотал Саттер. — Вот дурачье.

— Воняет свирепо, если открыть банку.

«Мерзость», — поморщилась Патриция.

Спальня не была загромождена мебелью, как и остальные комнаты особняка: тростниковый стул, маленький стол из орехового дерева, полный одежды шкаф, небольшой комод и несколько свечей в металлических подсвечниках — довольно скромная обстановка. Над кроватью на стене висел крест из склеенных вместе желудей, а под ним — еще один из символов удачи.

Патриции пришла в голову мысль, что много удачи они не приносят.

— Черт побери, бедная Марта сидит в другой комнате. У нее шок. — Саттер потер лицо. — Из нее и слова не вытянешь. Трей, иди проверь, как она.

Трей кивнул и вышел из комнаты.

— Вы фотографировали, — заметила Патриция.

— Да, улики. Мы крошечное городское отделение, Патриция, поэтому, когда происходит что-то, что квалифицируется как серьезное преступление, мы пишем отчет, собираем улики и передаем дело шерифам округа. Они будут проводить расследование. Коронер прямо сейчас забирает тела.

— Но если Хильдов убили за несколько километров отсюда, почему вы ведете себя так, словно эта спальня — место преступления?

— Потому что так оно и есть. — Шериф устало махнул рукой в сторону шкафа и открытых ящиков комода. — Хильдов не просто убили. Это явно какие-то разборки в стиле наркоторговцев из города. Ты брезгливая?

— Говорите, — сказала Патриция.

— Этель была обнажена и разрублена пополам топором. Вильфруд — привязан к дереву и зарезан ножом. У него в кармане нашли пакетики с метом. — Он снова махнул на шкаф и комод. — И гляди, что я тут обнаружил.

Под постельным бельем в комоде Патриция заметила десятки маленьких пластиковых пакетов, наполненных желтыми гранулами и желтоватыми крупицами чего-то похожего на кристаллы каменной соли.

— Кристаллический метамфетамин, — пояснил Саттер. — Вместо кокаина, для низших слоев общества. В крупных городах кокаин — серьезный наркотик, но здесь, в глуши? Дорогая дрянь. Вот это, — шериф указал пальцем на пакетики, — нюхают, курят, колют. Одна доза в производстве стоит два доллара, а продают ее за двадцать. Очень быстрый наркотик и действует часов восемь. И зависимость от него появляется быстро, как от крэка.

Патриция удивленно рассматривала пакетики.

— Хильды употребляли?

— Нет. Похоже, продавали. Видишь, там, в шкафу?

Внутри, на дне, лежал большой пластиковый пакет. Открыв его, Патриция на миг решила, что Саттер ее разыгрывает.

— Спички? — спросил Эрни, заглядывая внутрь.

В пакете было с добрую сотню спичечных коробков. Обычных старых спичечных коробков.

— Но зачем?

— Производственный процесс. Наркоманы вымачивают спички в каком-то растворителе, чтобы извлечь химикат. Не из самих спичек, а из терок для зажигания на коробках. А наверху — главный ингредиент.

На полке стояло около дюжины бутылок с лекарствами от аллергии и насморка, которые можно купить в любой аптеке.

— Лекарства от простуды выдерживают в спирте, кипятят и фильтруют, — рассказывал Саттер. — Получается основа для кристаллического метамфетамина. Ее смешивают с химикатом со спичечных коробков, добавляют какой-то йодный состав, варят все это и возгоняют. Я не знаю деталей процесса — он довольно сложный. Но любой полицейский в мире скажет вам, чем занимались Вильфруд и Этель Хильд.

— Не могу в это поверить, — сказал Эрни. — Я всю жизнь знал Вильфруда и Этель. Они были странными, конечно. Но наркоторговцы?

— Больше чем дилеры, — напомнил Саттер. — Варщики. Люди бывают разные, Эрни, а иногда — намного чаще, чем тебе кажется, — они совсем не те, за кого себя выдают.

Патриция согласилась с шерифом. Иногда люди меняются, становятся хуже, и ничто не развращает человека больше, чем бедность. Но это все равно шокировало. Со всем своим образованием и опытом, живя в крупном современном городе, Патриция была склонна думать, что многое знает о человеческой природе и мире в целом. Теперь она чувствовала себя большой невеждой.

Это был другой мир.

Шериф Саттер встал, подошел к открытому окну и произнес фразу, прозвучавшую жутким комментарием к мыслям Патриции.

— Есть мир, который люди вроде нас не замечают, потому что он никак на нас не влияет. — Шериф осматривал лачуги на краю Сквоттервиля. — И метамфетамин — часть этого мира прямо у нас под носом. За последние несколько лет этой дряни в округе стало только больше. Да что тут говорить, как раз на днях мы с Треем поймали пару городских ублюдков, которые пытались продать здесь это дерьмо. Гребаный мет.

Шериф махнул в сторону окна.

— Поэтому его и называют «крэк реднеков». В любой из этих лачуг или трейлеров может быть лаборатория.

Патриция верила шерифу, потому что не верить было бы крайне наивно.

«И как отреагирует Джуди, когда узнает, что Поселенцы готовят и продают тяжелые наркотики?» — размышляла она.