Архив

– Да, да, я в порядке, – Ее голос звучал издалека, хотя вот они – сочные полные губы, шевелятся в сантиметрах от его лица. Она, будто окаменевшая от желания, сначала изнывая пялилась в его глаза и изучала рисунки слишком ранних морщин на лице, но потом, придя в себя, оттолкнула.

Антон смутился на мгновение, но отбросил это чувство прочь, как и многие другие. Снова вытер кровь со лба тыльной стороной ладони, обтер ее о казенную форму и осмотрел, что там впереди.

А впереди какой-то дебил выскочил на переход во весь проспект на красный, сел в позе лотоса и торчал там истуканом, то восторженно глядя на скомканные аварией автомобили, то на мигающие обратным отсчетом красные светофоры, то просто вокруг: на толпу, сплетения дорог, вывески на домах, переброшенные кабели между ними и на игольчатые антенны на крышах. Другие прохожие шушукались между собой, снимали происходящее на телефоны, но к нему приближаться – не решались. «Хоть бы скорую кто вызвал… Должны же тут быть камеры?.. И должен же кто-то в них смотреть?.. Должен же?..»

Антон, неровно пошатываясь и припадая на вывихнутую ногу (сам не понял, когда успел), подобрался к парню и, сипя сквозь зубы фразу, спросил:

– Вы в порядке?.. – «Мразь.»

Тот отшатнулся от пустоты перед глазами, раскачался, почти заваливаясь назад, посмотрел на Антона, повторяя его слова:

– Вы?.. В порядке?..

«Солнечный», не иначе… И как только этих аутистов впускают в цивилизованный мир? Где тот человек, что выдает разрешения покинуть уютный мирок умалишенных и войти в мир адекватных взрослых людей, в котором если ты вернулся домой живым и если твой дом остался стоять, а не опал уродливой кучей мусора – уже неплохо? И где сопровождающий его психолог, или как их, блядей, там? Хоть бы в маршрутке с ним оказались. Может, поняли бы тогда, что у каждой жизни есть степень «священности», и инвалидам и ущербным нет места среди нормальных людей – опять мысли цитировали фразы жирных телеведущих.

«А тебе есть место, Антон?..» – шепнул внутренний голос.

– Да, Вы. – Антон ткнул в грудь ничего не понимающему пешеходу. – Вы в порядке? – Антон не мог преступить грани разрешенного, как бы ни хотелось тыкнуть не указательным пальцем, а всеми сразу, жестким напряжением костяшек. А еще лучше стволом, в лоб, или даже сразу в рот… Нет. По крайней мере, не здесь – среди толпы зевак. Будь они наедине, где-то в недрах спальных районов, где теперь правила анархия и пресловутый «закон улиц», Антон позволил бы себе вольности того младшего сержанта полиции по отношению к подростку и выбил из внезапно возникшего перед ним урода несколько зубов и какие-то слова сожаления и раскаяния, даже если тот их не знал до этого вообще. Но сейчас не подобный случай. Антон едва держался на ногах после аварии, а вокруг – уйма невольных свидетелей, от которых не отделаться. Ему за эпизод с заботливой мамочкой с электрошокером достанется, и за опоздание «без уважительных причин» тоже, зачем усугублять собственное положение…

– Я?..

– Да, Вы. – Если так скрипеть зубами, можно и всю эмаль стесать, или треснет еще какой-нибудь особо проблемный зуб, запломбированный лет пятнадцать назад непонятным доктором черт-те как.

– Я да! – Уверенно и понимающе закивал виновник аварии.

– Понятно. – Больше Антону риторически спрашивать было нечего, поэтому он бросил вслед, развернувшись: – Ты – да, а я – не очень. – Парень что-то ответил, но Антон его уже не слушал.

А между тем двое сотрудников охранного агентства, выбежав из какой-то полуподвальной конторы, попытались слиться с толпой и тоже понаблюдать за произошедшим, но их выдавали идеально отглаженные черные костюмы и огромные солнцезащитные очки с зеркальными линзами, скрывающие аж по пол-лица и совершенно неуместные мрачным осенним вечером. Их бритые, блестящие, похожие на яйца головы возвышались над остальными. Один повторял в телефон какую-то фразу, а второй молча напрягал скулы.

Они не могли не привлечь внимания Антона, который ускользающим краем сознания запоминал их образы и откуда они выползли. Сейчас – просто запомнит, а проанализирует – после. И шутку какую-нибудь злую придумает и посмеется про себя. Например: «яйца выползли, а член остался.» – «Хотя нет, не очень.»

Антон хромал обратно к маршрутке, чьим пассажиром совсем недавно был и из чьих недр сквозь открытую мужчинами-пассажирами дверь вываливались громоздкие тетки и старушки с переполненными хламом авоськами на колесиках, громыхая все теми же проклятиями:

– Дебил черножопый!.. Понаехали, блядь!.. Хоть бы водить научился сначала!..

Водитель уже тоже выбрался из машины и, наплевав на клиентов, вытягивал свое «Эээ» и хватался за затылок около развороченного дымящегося капота маршрутки. И тыкал в клавиши телефона, вызванивая владельца таксопарка, чей автомобиль он только что изуродовал.

Антон хромал как раз мимо эпицентра аварии, но остановился, едва завидев грузина. Оглядел весь этот праздник жизни: сорвавшихся с цепей бабулек, толпу зевак, снимающих происходящее на телефоны, гребаного водителя, девушку – пассажирку такси, чье стройное тело в строгом облегающем костюме била нервная дрожь, и сигарета из пачки никак не доставалась непослушными пальцами, и, наконец, на этого «осветленного» дегенерата-аутиста, который во всем виноват, хоть ничего и не понимает…

Посмотрел, прикрыл глаза.

Почудилось сразу: на рассвете бескрайний луг с сочной зеленой травой, промокшие от росы кеды, тихий шелест свежего ветра, его порывы забираются под футболку и треплют белесые волосинки на коже, покрытой мурашками. И кто-то рядом с ним, бросив велик позади, бежит в легком ситцевом платье на голое тело.

Приоткрыл – вот это все: грязь, боль, толпы уродливых безучастных людей, испуганные школьницы…

Очередная миниатюрная трагедия.

Инцидент.

Сплюнул розовой слюной, повернулся, молча дохромал до тротуара, кряхтя присел на бордюр да куда-то, ко всем и ни к кому одновременно, обратился:

– Полицию вызовите кто-нибудь… – Прикрыл глаза. – А то я устал что-то… – И обхватил руками лицо, прячась от действительности в свои фантомные миры: войны, самоубийцы с разноцветными глазами, неведомой свободы…

На удивление, машина «ГАИ» подъехала очень быстро. Сотрудники ГИБДД попытались его тронуть, но он отмахнулся, не вылезая из мешанины своих фантазий: «Потом». И про него почти все забыли, а он сидел там, на лугу, и смотрел на далекий рассвет; как оранжевое солнышко медленно выкатывается из-за дырявых крон далекого соснового леса и бросает алые лучи по сторонам от застывшей фигуры Антона. И тихо там так было, что, если перестать дышать и попросить сердце стучать медленнее, было слышно, как шелестит каждая травинка, и тихие ранние песни луговых пташек. И спокойно так, и тихо в то же время, и хорошо… Где же это? Почему внутри, а не наяву?..

Издалека завыла сирена. За ней вторая, третья, и откуда-то накатил гомон толпы, неразборчивые перешептывания. Как ни старался Антон удержаться за какой-то возникший образ в голове, он соскальзывал. Антон моргал-моргал в ладони да выморгнул его. Мираж соскользнул, исчез, как те утренние сны, и кто-то взял его за запястье и попытался отнять перепачканную кровью руку от лица.

Антон дернулся.

– Спокойно, я врач, я Вам помогу…

Антон стеклянно посмотрел на врача. Тот самый жилистый стареющий мужчина, что хладнокровно вкалывал обезумевшей женщине очередную дозу успокоительного. Веронике как-там-ее? Когда это было? Час назад, два? Казалось – всю жизнь. Слишком длинный день сегодня выдался, а ведь он еще даже не собирался заканчиваться: солнце уже приближалось к горизонту, но осенью оно садится рано.

– Здрасьте…

– Здравствуйте. – Медик, судя по выражению лица, узнал его.

Антон огляделся: пара машин полицейских, которые уже составляли протоколы и опрашивали свидетелей, несколько «скорых» обслуживали потерпевших, с десяток репортерских автомобилей, налетевшие, как коршуны, на добычу: с антеннами и тарелками на крышах и логотипами федеральных каналов – других-то не осталось – по боковинам. Какие-то безликие девушки уже наговаривали в огромные камеры репортажи о происшествии, кто-то даже в прямом эфире, а другие опрашивали свидетелей.