Переговорщик

Идем дальше: вдоль разрушенных домов, мимо трансформаторной будки из красного кирпича к невысокому зданию. Жирные холодные капли заползают за шиворот, влага пропитывает ткань, проникает под одежду, студит тело. Плевать! Погода для настоящего бойца не помеха, противник в таких же условиях. Да и какой здесь противник? До тепловиков еще далеко. Угрозу представляют только бандиты-одиночки, что по развалинам шарятся. Но одиночки при свете дня на рожон не полезут, рисковать не станут. Может, плюнуть на осторожность да рвануть бегом по пересеченной местности? За пять-десять минут вичей достанем. Некуда им тут деваться, если только в остатках домов не спрятаться. Но они же вичи, а не сумасшедшие, чтобы в развалины лезть. Видимо, не одного меня беспокойные мысли достают. Смотрю, Барсук впереди затрусил, вот-вот на бег перейдет.

«Стоять!» – хотел зашипеть я, но не успел рот открыть. Барсук неожиданно споткнулся. Выматерился. Кто-то ойкнул сзади, и я мгновенно припал к земле, задерживая дыхание, поднял голову. Воздух со свистом разрезала длинная стремительная тень. Барсук взревел, вскидывая приклад к плечу. Длинная очередь гулко ударила по ушам, дробью отбарабанив по стенам пустых домов впереди, взорвалась мелкими пыльными фонтанами на рыхлом не успевшем промокнуть бетоне и утонула в тягучей грязи.

– Отставить! – заорал я. – Своих покрошишь!

– Что это было? – спросил Щекан.

Он лежал за бетонным обломком и гладил спусковой крючок кончиком указательного пальца. Шаря по земле внимательным взглядом, привычно покусывал растрескавшиеся губы.

Я покачал головой – хрен его знает, что это такое! Я лично ничего не успел разглядеть.

Барсук поднялся с земли, молча прошел вперед и, быстро наклоняясь, вытянул из кучи битого кирпича что-то продолговатое, серое и мокрое. Это что-то безвольно висело на длинном скользком шнурке.

– Крыса, тьфу ты! Противная тварь! – сплюнул Барсук, держа мокрую тушку за тонкий голый хвост.

Мелькнуло розовое брюхо, покрытое белыми с темным основанием волосками. Крыса дернулась, выгнула ожившее тело, мгновенно вцепилась длинными, выступающими вперед зубами в стальной ствол автомата. Раздался противный хруст, от которого у меня тут же свело челюсть, а по спине поползли противные мурашки.

Барсук, не задумываясь, сжал курок. И это было последней в его жизни ошибкой. Пули метнулись по деформированному стволу и, натыкаясь на препятствие, вставшее на их пути, мгновенно разорвали прочную стальную трубку, выстрелили металлическими осколками в лицо удивленному вояке. Окровавленная физиономия жутко ощерилась. Кровавая пена громко булькнула на месте бывшего рта Барсука, освободила место щетке выбитых зубов, торчащей выщербленными осколками во все стороны. Засипел втягиваемый сквозь красную юшку воздух. Барсук выпучил глаза, поднял трясущиеся руки к лицу, сжал его мгновенно покрасневшими от крови пальцами, стараясь собрать разорванные куски плоти растопыренной пятерней.

Маленькие металлические пчелы быстры и беспощадны. Боец захрипел и медленно завалился набок. Некоторое время сердце его еще билось, выталкивая остывающую кровь, но грудь уже не вздымалась.

Жуткая тварь, закончив крошить каленый стальной ствол, медленно подняла треугольную голову. Темные бусинки глаз уставились на Колобка. Крыса уже почувствовала приближение опасности, дернула хвостом, метнулась к небольшому камню у ног мертвого бойца, но в следующее мгновенье на нее обрушился большой кусок бетонной стены.

– Попробуй это, тварь! – рявкнул Доберман и громко заскрипел зубами.

Облако пыли поднялось над мертвым Барсуком, но влага очень быстро прибила серую взвесь к земле. Пару секунд – и все: мертвое тело валяется в грязи, руки сжимают автомат. Не выпустил Барсук оружия – умер бойцом.

– Что это было? – Щекан встряхнул огненной шевелюрой.

– Рыжий, не тупи! Не видишь, крыса? – мрачный Доберман кивнул на изломанное тельце с противным длинным голым хвостом.

– А ты часто видел, – взбеленился Щекан, – чтобы крыса сталь жрала?!

Резервация

Тело Барсука решили оставить до тех пор, пока не выполним задание. Времени на похороны не было, и его затолкали в большой обломок бетонной трубы, торчащий из земли. Затем завалили отверстие ржавыми листами, присыпали землей и мусором. Утрамбовали, как могли. Постояли над холмиком неподалеку от полуразрушенной девятиэтажки в тишине – и двинулись дальше. На обратном пути, если получится, заберем. А вот всеядную тварь с бронебойными зубами решили взять с собой. Колобок недовольно сопел, кривился, но крысу в вещмешок засунул. Донесем, покажем головастикам из научного отдела. Такого экземпляра они наверняка никогда не видели. Пусть отрабатывают свой хлеб, дармоеды!

Одна минута – и дорога удлинилась в разы, бойцы оглядываются через секунду, останавливаясь, прислушиваются к каждому шороху. Косятся на мрачные развалины. Автоматы навскидку, руки напряжены. Оно и понятно – как вспомнишь Барсука, так вздрогнешь. Страшная смерть. Как по мне, так лучше неожиданно и сразу, чтобы без жалости к себе, без соплей и душевных рыданий. Бац! И все!

До леса идти без спешки – минут десять-двадцать, а мой отряд уже больше часа потратил, пробираясь по открытым местам, обходя кучи мусора и канавы, стараясь не приближаться к полуразрушенным зданиям. Началась зона отчуждения, здесь вичи когда-то проживали, пока не ушли в подземку. Кто его знает, что нас ждет? Столько разговоров вокруг мертвых брошенных высоток,– не захочешь, испугаешься.

Бодрятся мои герои, но я-то вижу – трухнули бойцы по полной программе. Да и меня впервые за последнюю пятилетку мандраж взял. Холодный пот по спине, во рту пересохло, язык к небу прилипает. И не то, чтобы страшно умереть. Нет. Страшна неизвестность. В этот район я никогда не заходил, рядом, с другой стороны дороги – да, был, но здесь – никогда. Там, справа, более-менее безопасно, местность открытая, деревьев нет, как и во всем городе, а здесь уже лес скоро и темень, как ночью. Ветер гонит свинцовые тучи, гудит где-то впереди в кронах деревьев. Громадные сгустки черной ваты тяжело ползут по фиолетовому, подсвеченному на горизонте небосклону, собираются в длинные темные полосы. Того и гляди повалит черный снег.

– А кто вообще сказал, что они в лес попрутся? – возмущенно зашипел Доберман.

Впереди показалась черная стена гигантских дубов, и это заставляло его сильно нервничать. Уж очень Доберману не хотелось к деревьям приближаться. Как и мне.

Качнулись колоссы, зашуршала листва, загудело над головой. Вдали, на пределе слышимости, вдруг раздался звонкий детский смех. Нехороший такой, жуткий, словно зовущий в темноту.

– Вопросы есть? – я всмотрелся в испуганное лицо Добермана.

Бравого вояку трясло не по- детски. Нет, он, конечно, не трус. Да и остальные мои подчиненные не робкого десятка. Если в бой – то без вопросов, но здесь лес. Да еще этот смех. Давно вы смех в наше время слышали? А в лесу? То-то же! Вы в лесу вообще никогда не были, как и мои ребята. А Тропаревская чаща, меж тем, не пара мелких елок да десяток хилых берез. Не простой лес, а резервация, зона отчуждения. Как хочешь, так и назови, только смысл от этого не изменится. Заразные в ней живут – скрипушники. Они ее еще очень и давно, лет сто и больше назад облюбовали. Сейчас уже никто и не помнит, как они выглядят, известно лишь, что скрипит у них что-то в груди, когда они говорить пытаются и когда просто дышат, тоже скрипит. Или хрипит, врать не буду, я лично с ними ни разу не сталкивался. И слава Богу!

Они, говорят, распространяют по воздуху один из опасных коронавирусов, не смертельный для молодых, убивающий стариков, и не лечится совсем. Его даже толком исследовать не успели. Или не захотели. Этому-то я очень даже верю. Как посмотрю на наших умников – тошно становится.

Как только этих самых скрипушников армейцы в подземку загнать решили, чтобы здоровых от них оградить, они все, значит, в Тропарево и рванули. Раньше бы их из лесу за день вышибли. Штурмовую бригаду по следу пустили и к концу дня – вся эта шушера в подземке. Но это раньше, а тогда уже настоящих бойцов мало осталось, да и скрипушники – не дураки. Они не с пустыми руками в лес ушли, большинство – служивые, полиционеры, так, кажется, их тогда называли. У них там целая община была. Всю улицу имени какого-то генерала занимала. Вот всем кагалом они там, в Тропаревском лесу, и окопались.