Страница 3 из 9
- Попытаюсь, - улыбнулся я.
- Сразу видно: вы - человек хоть и богатый, но хороший, - сказал извозчик. - У вас и геном, наверняка, отличный. В доноры не хотите записаться?
- Не плани...
- Твою Колбу, - вдруг громко выругался извозчик и до отказа нажал на тормозную педаль. Меня бросило вперед и крепко приложило лбом о подголовник переднего сидения, но я успел заметить, как перед каром возник, словно ниоткуда, рослый мужчина в лохмотьях. Он держал в руке пистолет, ствол которого смотрел в нашу сторону.
Машину тряхнуло от удара. Потом кар остановился и таксист выскочил наружу.
- Гребаный выродок, - кричал он. - Он мне капот помял!
На капоте кара распласталось тело, переломанное от удара едва ли не напополам. Рука мертвеца все еще сжимала оружие. Мне казалось, что если бы несчастный хотел выстрелить, то успел бы нажать на спусковой крючок. На точеном мраморном лице падшего застыла маска бескрайнего удивления.
2. Кочевник
Мать-Колба молчала, и он с горечью подумал, что она не слышит молитв. Ни радости, ни скорби, ни милости, ни состраданья. Быть может, ей безразличны те, кому она дарила жизнь, но люди упрямо продолжали в нее верить. Страждущим нужно утешение или хотя бы призрачная надежда. Терявший ее угасал, навсегда растворяясь во мгле вечных сумерек, в которых утопали нижние уровни города. Естественный свет рассеивался многим выше - в частоколе циклопических сооружений, пронзавших небесный свод.
Молельщик поднялся с колен, отгоняя от себя сомнения в истинности веры. Он боялся потерять ее так же, как недавнее прошлое, но чувствовал: червь сомнений, пробравшись однажды в душу, уже ее не покинет, подтачивая основы того, что позволяло ощущать себя пусть униженным и втоптанным в грязь, но человеком.
Хижина, криво сколоченная из разных по форме и размеру кусков жести, пластика и фанеры, была хлипкой и тесной. В ней едва вмещались лежанка из выцветшего тряпья, проволочный ящик, заменявший тумбу и стол, да грубый шкаф без дверец. Человек глянул в осколок зеркала, грустно улыбнулся бледному отражению и провел ладонью по темной щетине. Атавизм, так и не поддавшийся генетической коррекции, был броским признаком половой принадлежности, а в мире наверху от него нередко пытались избавиться. На дне величественного полиса это казалось чудным.
Его, лежащего без сознания, подобрали в боковом тоннеле несколько недель назад. Кто он и как оказался в городской канализации, найденыш не помнил. В сознании сохранились лишь рваные обрывки воспоминаний о детстве и юности, счастливые загорелые лица забытых им людей, светлые залы, ярко-голубое с проседью небо, потерянное навсегда. Выбраться наверх еще не удавалось никому. Он опустился на самое дно, где жизнью называлось выживание, но и это оказалось хитрой наукой, постичь которую было бы невозможно без поддержки собратьев по несчастью.
Группа, принявшая его, гордо именовалась коммуной. Было в ней пять-шесть десятков душ обоего пола и разного возраста. Объединяло их одно - сокрытое забытьем прошлое. Встретили новичка приветливо: ничто не сближает так, как совместные лишения. Но главной причиной радушного приема, как он догадался позже, служило совсем не сочувствие. Коммуна нуждалась в молодых крепких мужчинах, способных обеспечить ей относительно безопасное и стабильное существование.
Из путаных объяснений обретенных товарищей, найденыш уяснил: в канализации люди вели кочевой образ жизни. Раз в несколько дней они меняли стоянки, перемещаясь по тоннелям в поисках источников пищи или ресурсов, ссыпавшихся сверху по мусоропроводам. Что лежало за границей условной территории, новичок знал только по рассказам старожилов, но покидать ее запрещалось, чтобы не вступать в стычки с другими группами.
- Люди должны оставаться людьми, - наущал его в первый день староста. - Человек человеку не враг, не сват, а брат. Нам резня никак не нужна - и без смертоубийства проблем по самые бакенбарды. Согласен? Вот и хорошо. Кстати, еще не выбрал себе имя? Нет? Значит, будешь Григорием. Подходит тебе это имя, как чую, подходит. Нравится?
Новичок неуверенно пожал плечами.
- Раз не против, так тому и быть, брат Григорий, - староста ласково похлопал его по плечу. - Вечером выйдешь в первый наряд - двинешь с ребятами в разведку по туннелям, а пока пойди, подкрепись. Бабы с утреца собрали вкуснейших грибов. Похлебка вышла, закачаешься. Питательная и наваристая.
Староста почмокал губами, словно вспоминая вкус варева. Новоиспеченный Григорий нашел похлебку тошнотворной, но вида не показал, посчитав, что не распробовал кулинарных тонкостей с непривычки. Мясо крыс, пойманных в наряде, оказалось гораздо вкусней.
- По правую руку от нас кочуют другие коммуны, - старший наряда, который представился как брат Василий, перевернул крысиную тушку, чтобы прожарить с другого бока. - В целом, мирные люди. Мы с ними иногда мены устраиваем. Не понял? Как бы тебе подоходчивей... Ну, вот, представь: откопаем мы сейчас цистерну мазута или большое крысиное гнездо, а потом еще и еще. На кой нам столько, ежели с собой все не унести? А бросить как? Давеча мясо оставили, так черви с тараканами подъели. Мы их за это тоже - протеин, сам понимаешь, и в фекалиях протеин. Но крысы поприятней, не находишь? Поэтому мы лучше мясцо или хабар лишний соседям снесем, а они нам за это что-то другое дадут.
Василий откусил от тушки кусочек, пожевал, поморщился - недожарилось, мол, - и снова подвесил крысу над костерком.
- По левую руку - склянщики, - продолжил он. - Это мы их так прозвали, сами-то они себя глотателями кличут. С ними тоже мена идет, но реже. Вот что у них есть!
Василий с трепетом достал из нагрудного кармана мензурку и осторожно протянул Григорию. Тот положил ее на ладонь, посмотрел на просвет. Мензурка была прозрачной и на вид очень хрупкой. Костерок в ней вытягивался в дрожащие ярко-оранжевые полоски. Сам бы он ни за что ее в карман не положил, чтобы не разбить ненароком.
- Это, брат Григорий, сама Мать-Колба в миниатюре, - сказал Василий. - Образок. Оставь себе, как оберег. Специально для тебя взял - ты ведь в первый раз в наряд вышел. А у меня еще есть. Вот с такими образками склянщики на мены и выползают. На их территории мусоропровод из центральной клиники выходит. Они препараты сброшенные подбирают, варганят всякую хрень, да наркоманят. Потому, брат Григорий, у склянщиков только сброд и собирается, а, стало быть, доверия ни на грош. Жрут они что ни попадя, порой, биоотходами, а то и друг дружкой не брезгают. Мрут, конечно, как мухи, но если бы не это, давно бы до нас добрались. А нам - что? Нам отступать некуда. Позади - дикая полоса. Есть там кто иль нет, толком никто не знает, но страшные вещи про те места рассказывают. Про мутантов, да зверье жуткое. Есть, говорят, через нее проходы на открытое пространство - город ведь не по всей планете расползся, - а попробуй, сыщи. Чай, не сталкеров сюда сбрасывают. Так что, мил друг, в байки не верь. Никто оттуда не возвращался, хоть сказками и подчуют!