Страница 18 из 101
На голову обрушивается поток грязи, словно лопается громадный фурункул. Воспрянувший было духом Семен изо всех сил тянется к небу, но в образовавшуюся яму валятся трупы, начисто закрывая выход. Пахнет кровью, испражнениями, застарелым потом и … краской. Именно вонь растворителя, резкая и дурная, как нашатырь, не дает свалиться в отчаяние. Краску недавно купили для ремонта опочивальни отца настоятеля, которая располагалась на втором этаже, как раз над общей спальней. "Храм разрушен, братия погибла, я остался один, Ђ понял Семен. Ђ Господи, помоги выбраться"! Зажмурив глаза, дабы не видеть лики мертвых, Семен продирается наверх. Пальцы то и дело натыкаются на кровоточащие раны. Изуродованные тела очень удобно брать именно за эти раны Ђ сунул руку, сдавил пальцами край плоти и тяни. Свежая плоть крепка, только вот пальцы скользят в крови. И ноги, когда упираешься.
Обмирая от кощунства и ужаса, Семен лезет наверх. Из распоротого живота вываливаются внутренности, куски легкого сползают по спине, лицо превращается в маску из крови и внутренней жидкости. Желание выбраться из мясорубки так велико, что стеснительный послушник Вишенка рычит и плюется, как сатана, совершенно не обращая внимания, чей труп под руками. Дрожащие от усталости руки сдвигают в сторону последнее тело. Капли обильного дождя смывают кровь и грязь с лица, живительный воздух врывается в легкие. Семен так и замирает, наполовину высунувшись из завала трупов. Придя в себя, ужаснулся Ђ монастыря нет! Все уничтожено, на месте монастырских строений дымятся воронки от снарядов, вершина холма похожа на кусок лунной поверхности. Неумолчный шум дождя и запах дотлевающих головешек раздражает обоняние и слух. Непроницаемая тьма над головой исторгает потоки ледяной воды, слабый ветер стелется над землей и он, послушник Семен Вишенка, стоит на куче трупов.
Глава 5.
Алексей медленно приходит в себя. Повязка на лице не дает открыть глаза, тело зудит и чешется, словно миллионы муравьиных лапок топчутся на коже, невыносимо хочется сбросить назойливых насекомых, но руки и ноги надежно прикованы кандалами к железному ободу лежака. Осязание вернулось полностью, нервные окончания сообщают, что полностью лишен одежды, а мощные лампы освещают каждый квадратный миллиметр тела. Еще рядом кто-то стоит. Возбужденное сопение режет обострившийся слух, слабый запах пота касается ноздрей. " Уж не насильница ли? Ђ вяло размышляет Алексей. Ђ Мне только этого не хватало. И вообще, насиловать контуженного мужика просто бесчеловечно. Надо ж хотя бы в себя прийти! Может, я добровольно".
Ђ איך קענען ניט גלויבן מיין אויגן, האר! (Я не верю своим глазам, учитель!) Ђ раздается мужской голос с ярко выраженным придыханием.
Ђ פונדעסטוועגן, עס איז, (И, тем не менее, это так.) Ђ отвечает другой голос, странно знакомый.
О чем разговор, Алексей не понял. Видимо, переводчик выпал из уха или пришел в негодность. Он вспомнил, что отрубился сразу, безо всяких вспышек и грохота, только всплеск яркого пламени запечатлелся в мозгу. Грозное шипение стремительно приближающейся ракеты, холодящий ужас неминуемой смерти … и яркий свет потолочных ламп над операционным столом. А может, разделочным. Нарубят мелкими кусочками и подадут к столу в подливе с зеленью!
Ђ ער גאָר ינוואַלנעראַבאַל? (Он полностью неуязвим?)
Ђ ניט טאַקע. די רוקנביין, מאַרך און אויגן קענען ניט זיין ריקאַווערד. מיסטאָמע, נישט זיכער. ( Не совсем. Головной мозг, позвоночник и глаза восстановлению не подлежат. Наверно. Точно не знаю.)
Алексей вслушивался в болтовню двух мужчин, силясь понять, о чем идет речь. Естественно, ни хрена не понял, но фонетика показалась знакомой. Точно, это иврит! Или идиш? Впрочем, неважно. И тот, и другой язык был в ходу только у одного народа. "Что ж, гуляш с меня точно делать не станут, еще поживу, Ђ подумал Алексей. Ђ Что с Денисом? Спросить что ли этих "богов"?
Ђ Эй, жиды, по-людски говорить можете?
Ђ Конечно, можем, Ђ отвечает уверенный мужской голос. Ђ Правда, смотря кого считать людьми.
Интонация была такой, что у Алексея зачесались руки немедленно дать в рожу говоруну.
Ђ Сними повязку, Ђ потребовал он. Ђ И развяжи.
Ђ Повязку можно. Остальное нет. Бешеный пес должен быть на цепи, Ђ пояснил тот же голос.
Ослепительный свет режет глаза. Алексей отворачивается, веки опускаются, но не совсем Ђ сквозь узкие щелочки видит двух человек в белых медицинских балахонах без масок. Один незнаком, какой-то немудрящий мужичок, низенький, сутулый, неопрятные кудри выбиваются из-под шапочки. Второго узнает сразу Ђ Розенфельд! Янкель Мовшевич стоит прямо, грудь выпячена, глаза навыкат, уголки губ презрительно опущены.
Ђ Здравствуй, Яша, давно не виделись. Что тебе надо, извращенец?
Ђ Ты, сахарный, ты мне нужен, Ђ со вздохом отвечает Янкель. Ђ А вот язык твой мне без надобности, так что следи за ним.
Алексей приподнимает голову, оценивающе смотрит на кандалы Ђ титан, браслеты в палец толщиной, литая цепь отзывается солидной тяжестью, двухдюймовые поручни тоже из титана.
Ђ Может, снимешь?
Ђ Даже в гробу о таком не мечтай. Кстати, о гробах! На днях пришлют. Хороший гробик такой, многослойный, из танковой башни сделан. Ты будешь внутри лежать, весь в титановых цепях с железным ведром на голове. А гробик этот будет заперт засовом в руку толщиной.
Ђ И лежать на дне морском в торпедном отсеке атомной подводной лодки… Янкель, ты сказок в детстве перечитал, тебе не кажется?
Ђ Не кажется, Ђ мрачно ответил Розенфельд. Ђ Ты сам не знаешь, на что способен, а я не собираюсь рисковать.
"Из башни точно не выберусь, Ђ подумал Алексей. Ђ Вдобавок напичкают наркотиками. Значит, надо удирать до того, как меня в этот гроб засунут".
Ђ Ладно-ладно, гений ты мой непризнанный! Ђ покладисто улыбнулся Алексей. Ђ А что с племянником моим, не знаешь?
Ђ Нет. Твой племянничек обычный гой, он мне не интересен. Как и монахи.