Джефферсон

2

Джефферсон рискнул глянуть одним глазком в щель забора и увидел, что прямо тут, рукой подать, начинается загородная местность. Конечно, идти в открытую по дороге и думать нечего. А вот стоит ему добраться, например, вон до тех зарослей орешника – и можно срезать путь по полю, а потом лесом. Дома он сообразит, как быть. Первоочередная задача – оказаться в убежище, чтобы все обдумать. Он подбодрил себя энергичным «Держись, ежик!» и полез в дыру между досками.

Не прошло и двадцати минут, как он уже завидел в конце лесной тропинки заднюю стену своего дома – и тут в кармане у него завибрировал мобильник. На экране нарисовалась жизнерадостная рожа свина Жильбера, а потом текст: «Здорово толстяк… Не знаю где ты щас… но домой нехади».

Джефферсон читал на ходу, но тут остановился как вкопанный и набрал:

«Я уже почти дома. Как раз подхожу».

Ответ последовал незамедлительно:

«Незашто непадхади. Давай абратнои в лес. Жди мойево…»

Джефферсон не знал, почему Жильбер не успел закончить фразу, но суть была ясна: лучше здесь не задерживаться. Так что он развернулся и пошел обратно по той же тропинке. Когда домой нельзя, потому что это опасно, – испытать такое на собственном опыте не дай бог никому, потому что, вообще-то, где же искать убежища, как не дома? Что может угрожать ему в собственном доме? Жандармы? Уже? Жалобно постанывая «О нет, о нет…», он медленно брел, готовый шмыгнуть в кусты, чуть кто-нибудь покажется навстречу.

А ведь день так хорошо начинался! И вот обернулся кошмаром. Сначала этот ужас в парикмахерской – милый, славный господин Эдгар с собственными ножницами в груди, Кароль исчезла, а в довершение несчастья эта дура-коза, которая не дала ему и слова сказать. Он теперь преступник, чья вина неоспорима, застигнутый на месте преступления, уличенный, и его бегство – лишнее тому подтверждение. Коза видела его своими глазами, она видела его с оружием в руках, да, впрочем, полиция и так живо обнаружит отпечатки пальцев на ножницах и выяснит, что они принадлежат ему. Уже завтра его фотография появится на первой полосе «Рупора» под броским заголовком аршинными буквами: «УБИЙЦА!» и соответствующий текст:

«Еж Джефферсон Бушар де ла Потери убил всеми уважаемого барсука господина Эдгара прямо на его рабочем месте, в парикмахерской “Чик-чик”. Мотивы этого чудовищного злодеяния неизвестны. Убийца скрылся с места преступления».

Так безрадостно оценивал он свое положение, и тут мобильник снова завибрировал. Жильбер! Если откуда-то и могло прийти утешение, то, ясное дело, от него. Они дружили с самого детства, прямо как братья, даже больше чем братья, потому что сами друг друга выбрали.

Эсэмэска гласила: «Здорово, толстяк. Есть новости. Встретимся в 13 ч. у креста, окей?»

Джефферсону, который последние два часа пребывал в страшном напряжении, заметно полегчало; он был тронут. Какой Жильбер молодец, на него всегда можно положиться! Он поспешил ответить: «ОК» – и добавил: «Еще 3 просьбы: 1. принеси мне штаны на смену. 2. не спрашивай почему. 3. не спрашивай почему не спрашивать».

Потом прибавил шагу. Крест стоял на пересечении двух дорог всего в нескольких минутах ходу.

Но пока он шагал так, немного воспрянув духом, у него начали возникать сомнения. Сперва это был маленький тревожный звоночек, едва различимое «бип-бип…». Что-то в эсэмэске Жильбера было не так. Джефферсон остановился и перечитал внимательнее. «Здорово, толстяк» – в этом, пожалуй, не было ничего подозрительного, но дальше возникали вопросы. Жильбер наверняка не написал бы «в 13 ч.», он написал бы «в час». И заключительное «окей» было не из его словаря, он бы написал или «Хор», или «ОК». Да, странно…

Чем мучиться сомнениями, Джефферсон решил сделать встречный ход. Если мобильник Жильбера оказался в чужих руках, например у жандармов, надо было это проверить. Он набрал: «У креста? Где в детстве мы с тобой закопали шарики?»

Не прошло и полминуты, как последовал ответ: «Да, там, где мы их закопали, когда были маленькие. Подгребай!»

И тогда первый тревожный звоночек мигом превратился в полноценный сигнал тревоги, так что завыли все сирены. Во-первых, потому что никогда Джефферсон с Жильбером не закапывали у креста никаких шариков, а во-вторых, из-за теории вероятностей. В самом деле, можно признать возможными самые невероятные вещи: что один и тот же человек три раза подряд выигрывает в лотерею или что папа римский на досуге прыгает через скакалку, но есть такое, что абсолютно невозможно – а именно чтобы свин Жильбер правильно расставил запятые. С пунктуацией у него был полный караул, и поставить запятые перед «где» и «когда» он не сподобился бы, хоть убей. Что касается залихватского «Подгребай!», подделки под молодежный сленг, то оно никого не могло обмануть: Жильбер этого сообщения не писал!

Джефферсон, испуганный своим открытием (но отчасти и гордый тем, что его сделал!), решил подобраться-таки к условленному месту. И посмотреть, кто там окажется. А пока – никаких эсэмэсок, не то сразу засекут. Сколько преступников таким образом себя выдали! С тем же успехом можно нацепить кислотно-зеленый костюм и орать в мегафон: «Я тут!»

Когда до креста уже было рукой подать, он свернул с дороги и шустро и бесшумно прокрался сквозь высокие папоротники.

Темно-синие мундиры резко выделялись на фоне зелени, и Джефферсон вовремя заметил неподвижные спины двух жандармов, затаившихся в засаде. Громадных догов, разумеется, потому что жандармский корпус состоял преимущественно из них. На поясе у каждого висели наручники и дубинка. Итак, он не ошибся, эсэмэска оказалась ловушкой, которую он мастерски разоблачил. Он передвинулся правее и обнаружил еще одного жандарма, укрывшегося за сухим деревом, потом еще одного. Сколько же их собралось, этих здоровенных держиморд, чтобы схватить его, такого маленького (всего-то семьдесят два сантиметра вместе с каблуками) и к тому же ни в чем не повинного?

Если они посадили Жильбера у подножия креста в качестве приманки, не стоит соваться прямо волку в пасть, чтобы это проверить. Но если его оставили на свободе, где его теперь искать?

На этот счет у Джефферсона была одна мыслишка. И если повезет, Жильберу она тоже должна прийти в голову. В свое время они вдвоем построили себе хижину из сучьев и веток далеко в лесу, в самой глуши. Лет семь-восемь назад. Джефферсон был тогда еще ежонком, у которого иголки едва затвердели, а Жильбер – розовым поросеночком, но они упорно трудились над своей постройкой несколько месяцев, вкладывая в работу всю душу. Эта хижина стала их убежищем, их тайным штабом. Там они выкашливали свою первую сигарету, там страдали от дурноты, впервые глотнув виски, там отрывались, слушая кабаний рэп (самый крутой). Там они спали, ели, помирали со смеху, преобразовывали мир. Если существовало на свете тайное убежище, раз и навсегда условленное место встречи в трудный час, о котором и сговариваться не надо, то было оно ни у какого не у креста – ха! ха! ха! не смешите меня! – а только там: в их хижине!

Джефферсон без труда нашел к ней дорогу – ноги сами несли его привычным путем, – но, когда он увидел хижину, сердце у него упало. Крыша провалилась, стены еле держались, внутри все заросло колючками. И, что хуже всего, Жильбера там не было. Джефферсон посмотрел на мобильник: 14:15. Тут он заметил, что до смерти проголодался и до смерти хочет пить. Он сел на пень, чувствуя себя довольно-таки несчастным.

«Не надо мне было убегать, – думал он, – надо было повалить на пол эту истеричку-козу, прежде чем она вышибла дверь, и самому вызвать жандармов. Пойду и сдамся, вот что, сдамся и объясню, как все было на самом деле». Он принялся репетировать свою речь, вслух и со всей убедительностью, на какую был способен: «Сначала я увидел ноги господина Эдгара, понимаете, я подошел поближе… встал на колени около него… эта дама, коза, она спала, она ничего не видела… нет-нет, я ее не обвиняю, она и правда подумала… но клянусь вам… зачем бы я стал это делать?.. Я очень любил господина Эдгара… он всегда был ко мне…»