Свободная

И, надеюсь, она бы сказала мне:

– Пора побороть свой страх, Клара. Опасность всегда окружает нас. Но ты должна научиться жить с этим.

Я блокирую телефон и кладу его на стол.

«Я не стану идти у тебя на поводу, – мысленно обращаюсь я к птице, хоть ее и нет рядом. – Не стану тебя бояться. Тебе не прогнать меня отсюда».

5

Я очень хочу чизбургер

Дни проносятся мимо, и вот октябрь сменяется ноябрем. Я невольно заразилась «Стэнфордским утиным синдромом», который выражается в том, что за поверхностной невозмутимостью, с которой утки плавают на пруду, а студенты ходят по кампусу, скрывается яростное дрыганье лапами, ну или в нашем случае – попытки стать лучшими среди одногруппников.

У меня пять-шесть занятий пять дней в неделю, и каждое из них длится два академических часа. Так что, если посчитать, моя нагрузка равняется как минимум семидесяти пяти часам в неделю. И если добавить к этому время на сон, еду, душ и периодически появляющиеся видения о том, как мы с Кристианом прячемся в темной комнате, то у меня остается лишь двадцать часов в неделю на то, чтобы сходить на какую-нибудь вечеринку с девчонками из «Робл», или утром в субботу попить кофе с Кристианом, или перекусить с Вань Чэнь, или сходить в кино, или прогуляться на пляж, или поучиться играть в гольф и покидать фрисби в парке «Овал». Время от времени мне звонит Джеффри, что очень радует меня, а раз в неделю мы завтракаем в кафе, куда мама водила нас в детстве.

Так что времени подумать о чем-то, кроме учебы, практически нет. И меня это вполне устраивает.

Правда, ворон все так же появляется на территории кампуса, но я стараюсь игнорировать его. А так как все еще ничего не произошло, я продолжаю уверять себя, что, если не поддаваться страху, ничего не случится. Так что мне уже не важно, Семъйяза это или нет. Я стараюсь вести себя так, будто все в порядке.

Но в один из дней, когда мы с Вань Чэнь выходим после урока химии на улицу, кто-то окликает меня по имени. Я оборачиваюсь и вижу на лужайке высокого блондина в классическом коричневом костюме и черной фетровой шляпе как минимум шестьдесят пятого года. И сразу же понимаю, что это ангел.

А еще – мой папа.

– Ох, привет, – неуверенно говорю я.

Он не объявлялся и не присылал сообщений с тех пор, как мама умерла. А сейчас стоит передо мной. Словно только что вышел со съемочной площадки сериала «Безумцы». А в руках он удерживает симпатичный серебристо-голубой велосипед фирмы «Швинн». Прислонив его к ближайшей стене, папа устремляется к нам с Вань Чэнь.

– Ну… – начинаю я, но быстро беру себя в руки. – Вань Чэнь, это мой отец – Михаил. Папа, это моя соседка по комнате Вань Чэнь.

– Рад познакомиться, – громко приветствует ее папа.

Лицо Вань Чэнь зеленеет, поэтому она что-то бормочет о следующем занятии и быстро уходит.

Папа всегда так действует на людей.

А вот меня при встрече с ним охватывает счастье, которое отражает его внутренний мир, его связь с небесами и его собственное счастье. Но я стараюсь оградиться от него, потому что не очень люблю ощущать чужие эмоции, даже радостные.

– Ты приехал сюда на велосипеде? – спрашиваю я.

Он смеется.

– Нет. Он для тебя. Подарок на день рождения.

Это удивляет меня. И не потому, что мой день рождения был в июне, а сейчас ноябрь. Просто мне трудно припомнить, чтобы папа дарил мне подарок лично. Обычно я получала по почте что-нибудь сумасбродное: открытку, набитую деньгами, дорогой медальон, билеты на концерт. Деньги на машину. Это все, конечно, радовало меня. Но мне всегда казалось, что он таким образом пытается откупиться. Как-то компенсировать то, что он бросил нас.

Папа хмурится, и это выражение кажется неестественным на его лице.

– Все подарки присылала мама, – признается он. – Она всегда знала, чего ты хочешь. И велосипед тоже выбрала она. Сказала, он тебе понадобится.

Я пристально смотрю ему в глаза.

– То есть мне следовало благодарить за них маму?

Он кивает с таким виноватым видом, будто только что признался, что обманом получил звание «Лучший отец».

Отлично. Я получала подарки от мамы, думая, что их присылает папа. Как же все запутано.

– Слушай, а у тебя вообще есть день рождения? – спрашиваю я, так и не придумав ничего другого. – Я всегда считала, что ты родился одиннадцатого июля.

Папа улыбается:

– Это был первый день, который я полностью провел с твоей мамой. Одиннадцатое июля тысяча девятьсот восемьдесят девятого года.

– О. Так, значит, тебе всего двадцать три года.

«Они так похожи с Джеффри», – думаю я, глядя на его лицо. Те же серебристые глаза, одинаковый цвет волос и золотистый оттенок кожи. Только разница в том, что папа старше этого места и обладает поистине нерушимым спокойствием, а Джеффри шестнадцать и он бунтует против всего мира. И «занимается своими делами», что бы это ни значило.

– Ты видела Джеффри? – спрашивает папа.

– Читать чужие мысли невежливо. Но да. Он приходил ко мне. И звонил пару раз, по большей части для того, чтобы я не отправилась на его поиски. Он живет где-то неподалеку. Мы завтра встречаемся с ним в кафе «У Джоанны». Единственный способ заставить его провести со мной время – заманить бесплатной едой. Но, главное, это работает. – И тут у меня возникает блестящая идея. – Ты должен пойти с нами.

– Он не захочет со мной разговаривать, – не раздумывая, выпаливает папа.

– Ну и что? Он же подросток. А ты его отец, – говорю я.

А затем мысленно добавляю: «И должен заставить его вернуться домой».

Папа качает головой:

– Я не могу ему помочь, Клара. Я просмотрел все возможные варианты будущего, и Джеффри никогда не слушается меня. И, если честно, мое вмешательство все только ухудшает. – Он прочищает горло. – Но я пришел не только ради подарка. Мне поручили тренировать тебя.

Сердце начинает колотиться в груди.

– Тренировать меня? Для чего?

На его челюсти играют желваки, пока он обдумывает ответ.

– Не знаю, известно ли тебе это, но я солдат.

На мой взгляд, это слишком скромное определение для предводителя божьей армии, но не буду придираться.

– Да, я слышала об этом.

– И специализируюсь на владении мечом.

– Владение мечом? – переспрашиваю я, и мой голос невольно срывается на крик, отчего на нас начинают коситься прохожие. – Ты собираешь научить меня сражаться с мечом? – понизив голос, спрашиваю я. – То есть… пылающим мечом?

«Но ведь он появляется в видении Кристиана, – думаю я. – Не в моем. Не я сражаюсь им».

Папа качает головой:

– Люди часто принимают его за пылающий меч, но на самом деле этот меч соткан из сияния венца. Меч света.

Мне с трудом верится в услышанное.

– Меч света? Но почему я?

– Это часть плана, – поколебавшись, признается он.

– Понятно. То есть существует какой-то божественный план, в котором мне определена роль?

– Да.

– А у тебя есть копия этого плана, чтобы взглянуть на нее? Хотя бы одним глазком?

Уголок его рта приподнимается в улыбке.

– Он еще не закончен. Так ты готова приступить? – спрашивает папа.

– Что, прямо сейчас? – удивляюсь я.

– Нет времени лучше, чем настоящее, – говорит он, и, уверена, эти слова кажутся ему отличной шуткой.

Он подходит, чтобы взять у меня велосипед, и мы медленно шагаем в сторону «Робл».

– Кстати, как дела в университете? – спрашивает он, как любой другой заботливый отец.

– Хорошо.

– А у твоей подруги?

Мне кажется странным, что он спрашивает о моих подругах.

– Ну… у какой?

– Анджела, – уточняет папа. – Ведь это из-за нее вы поехали в Стэнфорд, верно?

– Ох. Да. Кажется, у Анджелы все хорошо.

По правде говоря, в последний раз мы с ней тусовались, когда она позвала меня в Мемориальную церковь. Я звонила ей на прошлых выходных, чтобы пригласить на новый ужастик, который вышел в преддверии Хэллоуина, но она меня отшила. Сказала, что занята. Также она отказалась сходить на вечеринку или поэтические чтения, куда я звала ее в надежде отвлечь от учебы. И даже на курсе гуманитарных наук она вела себя крайне тихо и постоянно витала в облаках.