Я проснулась лисицей

Наутро я пошла в ванную и обнаружила, что у меня начался цикл, которого не было год или около того (я не считала). От меня во всех смыслах словно что-то схлынуло и мне перестало таким животным образом хотеть трахаться. На меня снизошло блаженное облегчение.

К счастью, этот недосекс был под самый конец выставки, и я знала, что всего через несколько дней мы расстанемся.

Закончилась выставка, закончилась моя работа, закончилось и с киприотом.

Глава 7

Сёрфер

На выставку иногда приходил молодой кореец. Он работал на Джеффа в офисе – писал какие-то отчёты в Корею. Он приходил на полдня понаблюдать, как всё происходит на практике. Один раз, за день до конца выставки, молодой кореец пришёл с другом. Друг – рыжий, высокий, белокожий как молоко британец – приехал в Лондон из Довера. Они с корейцем знали друг друга по бизнес-школе, и поскольку друг был проездом, молодой кореец пригласил его показать стенд. Накануне я купила какие-то золотые кроссовки из Китая – они вдруг показались мне безумно красивыми. Захотелось одеться в неприлично короткие шорты, золотые кроссовки, свитер и шубу (в марте всё ещё было по-зимнему холодно). Я дополнила ансамбль высоким конским хвостом и почувствовала себя роковой подружкой бандита из Бруклина. Друг молодого корейца увидел меня и запал. А я – нет. Надо мной всё ещё вился коршуном киприот. К тому же этому рыжему было на вид не больше двадцати пяти, что для меня казалось очень большой разницей в возрасте.

Рыжий стал вертеть в руках какие-то тени. Наконец он собрался с духом и заговорил со мной. Он спросил, можно ли купить эти тени девушке с карими глазами. Мне показалось, что он сказал «моей девушке» – или я так домыслила, – и я окончательно поставила на нём крест. Я ему что-то долго рассказывала с подчеркнутой дистанцией и даже без намека на какую-то теплоту в моём тоне, безразлично спрашивала его про цвет волос и кожи подружки, растирала пятна теней ему на руке.

Он внимательно следил за моими движениями и слушал мои слова. Потом он сказал, что навёл справки, что я пишу, и сказал, что он тоже пишет. Он спросил, могла бы я посмотреть его тексты. Я сказала, что если небольшой объём, то могу, и дала ему рабочий адрес почты, который давала неблизким людям.

Прошло дня три. Я посмотрела почту – ничего не было. И забыла про него.

Но потом, на пятый день пришло письмо – так и так, приятно было познакомиться и ссылка на блог. Я открыла блог и увидела по датам, что он как раз начал вести записи в день нашего знакомства и все пять дней что-то пытался там насобирать. Я поставила мысленно галочку за старания и начала читать – от самой первой записи к самой последней. Продвигаясь от текста к тексту, я всё отметала – плохо, плохо, плохо… И только в самом конце был один стих – самая недавняя запись – и что-то в этом стихе цепляло.

Я написала, пропуская всякие приветы: «Я прочитала твой блог. Что я думаю? Забудь на время о письме – ты не готов. Это всё у тебя пока пустое». Потом я похвалила тот самый единственный понравившийся мне стих и завершила письмо словами, что при наличии упорного труда может что-то из него как из писателя и получится.

Я думала, он никогда мне больше не напишет. Но он ответил, и мы стали переписываться.

Он был сёрфером и жил среди белых дюн на берегу океана. Сёрфер работал в архиве – сканировал какие-то старые фотографии. Он родился в семье британских миссионеров и первые восемь лет своей жизни провел в Пакистане.

Мы обсуждали книги, собак, бег на длинные дистанции, писательство. Ему нравились мои стихи. Я ему дала какие-то ссылки на три моих публикации. Там всё было про «не хочу ни детей ни семью, просто бесцельно проматывать время в барах». Прошла неделя, и он стал сильно проситься в гости. Я опять была без работы, деньги с выставки быстро расходовались. Я сказала сёрферу, чтобы приехал через месяц, на первые выходные мая.

За апрель мы написали друг другу ровно 100 писем. Я стала задумываться о том, что у меня никогда раньше не было мужчины моложе меня – тем более на целых пять лет. Как это будет смотреться: моё тело против его? Я не скрывала от сёрфера, сколько мне лет – он сначала думал, что мы примерно одного возраста, но когда узнал, то никак не отреагировал. Общались мы очень ровно, сдержанно и несколько старомодно – не флиртовали, не обменивались фотографиями (ни приличными, ни неприличными).

Я всё забивала себе голову долгими размышлениями: хочу ли я с ним переспать или не хочу? Мне казалось, что я ещё не готова. Он был для меня не реальным мужчиной, а образом, который мне рисовали наши письма и собственная фантазия. А мне хотелось почувствовать, что я хочу конкретного мужчину, а не какой-то воображаемый член для поддержания здоровья.

К его приезду я навела маниакальный порядок в комнате. Я никого к себе в комнату не приводила. Везде, где падал мой взгляд, я находила, что можно почистить. Я вымыла каждую перекладину на жалюзи – они были пыльные – и выстирала даже щетку, которой расчесывала волосы.

И вот настал день его приезда. Я вымылась, надушилась, накрасилась и стала ждать его. Мы договорились, что на вокзале я его встречать не буду – я посчитала, что это только будет нагнетать неловкость первого момента встречи.

Я сидела в абсолютно чистой комнате, вся при параде, и слушала винилы, чтобы как-то себя занять и отвлечь.

Он приехал, долго петлял в домах и всё никак не мог найти мою калитку.

Потом наконец он появился на пороге и что-то меня от него отвернуло на каком-то уровне, не подвластном описанию. Он был высок, красив, молод; от него приятно пахло, но я приобняла его, приветствуя, и организм сказал: «Нет». Я показала ему квартиру – свою комнату только с порога, загораживая ему проход так, что сёрферу приходилось вытягивать шею, всматриваясь в коллекцию моих сокровищ. Я не хотела, чтобы он входил на мою территорию. Я попросила у Большой Чешки её матрас для гостей, и хотя до этого она подначивала меня, что «О-ля-ля! Мне, наверное, стоит запастись снотворным на эти выходные!», но все же она молча достала из-под кровати надувной матрас. Я разместила сёрфера в общей комнате – просто сказала, что жить во время своего визита он будет здесь.

Был первый настоящий день весны. Большая Чешка (к моему огромному сожалению) ушла на свидание, и мы с сёрфером остались дома одни. Я не знала, что мне с ним делать, и повела его гулять в парк возле дома. Мы обошли весь парк по кругу, посидели на скамеечке, и ничего не оставалось, как идти дальше ещё и ещё. Мы дошли до канала на станции «Ангел» и вдоль него прошли до самых Лондонских полей. Я оттоптала себе ноги. С сёрфером было мучительно скучно, и мне всё в нем не нравилось – что он постоянно пытался положить мне руку на плечо и придвинуться поближе, что он попросил положить ему в шаурму чесночный соус, запах которого я не выносила. К вечеру подул ветер и похолодало. Я была одета лишь в микроскопическую футболку и джинсы, и мои руки посинели и покрылись гусиной кожей. Сёрфер дал мне свой свитер, и когда я надела его, то мне стало в нём удушливо, как мыши под колпаком. У меня было самое грустное чувство, какое кто-либо мог испытывать перед сексом с молодым привлекательным сёрфером. Мне хотелось сбежать, но куда? К актрисе? Она спала на крошечном топчане размером с пол-кровати, который я занимала полностью, просто сидя на нем сверху.

У сёрфера разболелась голова. Я видела по нему, что ему плохо. Мы вернулись домой, было уже темно. Дома была Большая Чешка и её кавалер со свидания. Когда мы с сёрфером зашли в общую комнату, они демонстративно сидели в разных углах дивана и делали вид, что «а мы тут просто чай пьём», и постоянно давились от приступов накатывавшего смеха. Я дала сёрферу таблетку и нехотя отвела его в свою комнату, так как другого выбора не было. Пока он ждал, общаясь с Большой Чешкой, когда я приготовлю ему постель, я залепила жвачкой все неприличные места на своих фотографиях. У меня сжималось сердце от мысли, что он будет в моей комнате, в моей кровати, но я завела его в свою обитель, уложила отдыхать и вышла пройтись.