Страница 4 из 5
Свое внимание и заботу казак также должен проявлять и по отношению к своей жене. Несмотря на иерархию, когда жена подчинялась мужу, казак уважал свою супругу, верную спутницу жизни, которая дарила ему наследников казачьего рода и взваливала на себя все тяготы ведения хозяйства в период несения казаком военной службы. В XIX веке усилилась роль женщин в жизни казачьего общества, они заботились о благополучии семьи, домашнего очага и плодородии полей. Поэтому, несмотря на бытующие не соответствующие истине стереотипы, кодекс чести казака не допускал неуважительного, уничижительного отношения к женщине-казачке.
В рамках одной из важнейших своих социальных ролей мужчина-казак имеет статус главы семьи. И в соответствии с неписаным кодексом казачьей чести казак должен быть достойным этого звания, соответствовать ему, обладая многими нравственными характеристиками. Главой казачьей семьи являлся старший по возрасту – отец или дед. Он нес ответственность за все, что происходило в доме. Строгий, требовательный, трудолюбивый, он был непререкаемым авторитетом в семье. Отец воплощал собой закон, долг и честь, определял жизнь семьи, принимал решения, наказывал и миловал, учил «порядку и делу»[18].
Одним из нравственных императивов казачьего общества было то, что отец должен быть примером для подражания. Именно с его образа дети будут конструировать собственные модели поведения: «Наблюдая за ним, сын строил свои отношения с другими людьми, учился отвечать за свои поступки, быть честным и справедливым, мужественным и милосердным, уважительным к старшим и заботливым к младшим»[19].
Как видим, семейные традиции занимают важное место в содержательном разделе того комплекса этических норм и поведенческих стандартов, который сформировался у российского казачества в ходе его исторического пути.
Анализируя содержание и внутреннюю структуру морально-этического свода, определяющего должную траекторию жизненного поведения казака, необходимо обратиться к проблемам его трансформации и трансляции для последующих поколений.
Ностальгически обращаясь к историческому и духовному наследию российского казачества императорской России, мы должны отдавать себе отчет, что и само казачество, и его духовная сфера прошли путь эволюции и трансформации.
На примере донского казачества отечественные исследователи выделяют следующую периодизацию, в ходе которой шли трансформационные процессы и которая вполне применима и к российскому казачеству в целом:
1) этап «вольных братств» (мужских военизированных сообществ) (XVI–XVII вв.);
2) «военно-служилый» этап, формирование этносословия (XVIII – начало XX в.);
3) крах сословности и трансформации этничности (первая четверть – конец XX в.);
4) «казачье возрождение» (конец XX – начало XXI вв.)[20].
И запорожские, и донские казаки в период XVI–XVII веков, являясь мужскими военизированными сообществами, «братством вольных казаков», исповедовали и соответствующие этические принципы, которые раскрываются в характеристиках модели раннего казачества: «…полиэтничность, однородный половой состав, наличие системы возрастных классов и социального равенства, отказ от производящих сфер хозяйствования в пользу присваивающих (военные набеги и военная служба); коллективная собственность; властные структуры, приближенные к так называемой военной демократии; военизированный уклад жизни; крайняя суженность семейно-брачной сферы жизни»[21].
Поведенческие стандарты, которые генерирует раннее казачество, просты, в какой-то степени архаичны, но они понятны – свобода слова, поступка, выбора, взаимное уважение, взаимовыручка, братская жертвенность, равноправие, народоправство, презрение к стяжательству, ценность и ценимость душевных порывов, а не эгоистичного расчета, честность и открытость. Именно этих категорий не хватало в условиях государственного, классового, сословного притеснения.
Неписаный «Кодекс чести казака» XVI–XVII веков, который заложил основы казачьего самосознания, – это кодекс «вольницы», стоящий на трех столпах: вере, воле, казачьем «товариществе».
Однако, как ни стремились казаки вырваться из-под власти государства, уйдя в Дикое поле, отстаивая свою волю и свободу, в исторической перспективе это не удастся реализовать. В упорном и долгом своем движении на юг, после многочисленных военно-политических споров с Османской Портой и Речью Посполитой, Российская империя вберет в себя территорию некогда Дикого поля, включив казачество в свою имперскую структуру.
Некогда вольное казачество, подчиняясь историческим условиям, будет меняться структурно, функционально и идейно. В течение XVIII–XIX веков казачество превратится в военно-служилое сословие Российской империи, обретя при этом новые обязанности и права. На место вольных военизированных сообществ («товариществ») приходит поземельная община («общество»), однополый мужской контингент казачества сменяется институтом патриархальной семьи, в жизни казака появляется женщина со всем многообразием ее социальных ролей. Это приводит и к трансформации морально-этических ценностей, нравственных установок, поведенческих стереотипов.
В «Кодекс чести казака» войдут новые, ранее отсутствующие ценностные категории: трудолюбие, хозяйственная смекалка, экономическая самодостаточность, самоощущение и самоидентификация себя как хозяина, уважение к женщине, трепетное отношение к девичьей чести и добродетели, забота о детях и престарелых родителях, иждивение вдов и сирот.
Однако самой существенной трансформацией смысловой матрицы «Кодекса чести казака» станет закрепление идеи «служения». Смыслом жизни и воспитательным инструментом станет идея служения православной вере, государству, монарху. Идеологически это оформится в девиз «За Веру, Царя и Отечество».
После революции 1917 года трансформация российского казачества и его морально-этической ценностной основы приобрела иной вектор и происходила под воздействием нескольких факторов: отмены сословности, антиказачьей политики советской власти в 1919-м и в начале 1920-х годов, социально-экономических последствий катаклизмов вследствие разрухи и голода, социалистической модернизации казачьих регионов.
Уничтожается местное казачье самоуправление, исчезают такие поведенческие характеристики, как самостоятельность, ответственность, решительность, ликвидируется обязательная военная служба для казаков, и рушится система подготовки будущих воинов. Из обязательной системы ценностей казака уходят лихость, смекалка, отвага, умение владеть конем, холодным и огнестрельным оружием, знание способов выживания в экстремальных условиях, обладание высокой психологической устойчивостью.
В 1936 году советское правительство возвращает казакам возможность военной службы в рядах Красной армии, и в ходе Великой Отечественной войны 1941–1945 годов уже советское казачество с успехом применяло исторический опыт и воинское искусство своих предков.
Тем не менее надо отметить, что в период «…краха сословности и трансформации этничности (первая четверть – конец XX в.)»[22] происходит потеря и размывание многих морально-этических ценностей российского казачества, само понятие «казачья честь» уходит из обихода и консервируется на многие десятилетия.
Среди немногих ценностно-смысловых категорий казачества сохранилась идея служения Родине, где поменялось идеологическое содержание – идеологема «За Веру, Царя и Отечество» получила новое звучание «За нашу Советскую Родину».
С конца XX века начинается период «возрождения казачества», который знаменует собой очередной трансформационный виток системы ценностей и нравственных ориентиров обновленного российского казачества. Для этого периода характерен не поиск новых ценностных установок и поведенческих моделей, а реставрация законсервированного исторического и духовного наследия дореволюционного (1917 г.) российского казачества.
18
Мурзина И. Я. Традиции казачьего воспитания: этический аспект // Человек в мире культуры. 2015. № 2. С. 25.
19
Там же.
20
Рыблова М. А. Культурное наследие казачества Юга России: проблемы изучения, сохранения и воспроизводства // Грани познания. 2010. № 4 (9). С. 23.
21
Рыблова М. А. Донское казачество: к вопросу об «истоках» и социокультурных трансформациях // Этнографическое обозрение. 2010. № 6. С. 161.
22
Рыблова М. А. Культурное наследие казачества Юга России: проблемы изучения, сохранения и воспроизводства // Грани познания. 2010. № 4 (9). С. 24.