Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 49

Обнимаю деревья

Я не пенкосниматель.                               Я с детства – смешной обниматель:обнимал я и маму, и бабушек —                                                    Троицу-Богоматерь.Обнимал своих дедушек в тридцать седьмом при аресте,когда их увозили                            с моими слезами на лацканах вместе.Обнимал я отца,                       от которого пахло духами не мамиными,и наследство его приумножил                                                 грехами немаленькими.Но когда обнимаю я женщину,                                                  снова краснею,ибо, как в первый раз,                                    я не знаю, что делать мне с нею.Я себе напридумывал много дурацких занятий.У жены тоже заняты руки.                                            Ей не до объятий.Но недавно,                  разгвазданный вдрызг сам собою в запарке,еле плелся я в парке,                   не в силах бежать, как верблюд в зоопарке.И какое-то нечто                            толкнуло меня к вековечному дубу,и ему я по-детски шепнул                                   что-то вроде: «Я больше не буду…Мое сердце ослабло на треть,                                               но оно ведь еще не пустое.Не позволь мне пока умереть…                                              Я еще умереть недостоин!»И я, майку задрав,                      сердцем вжался в извилины мудрой корыи в царапающую шероховатость,и морщины,                    могуче добры,внутрь вобрали мою виноватость.Мне вошло что-то внутрь,и мгновенно исчезла одышка.Стал я —               собственный внук.Стал —            обнявшийся с жизнью мальчишка.Я навек обниматель опять!Мне,        избавленному от старенья,есть всегда, что обнять.Ну хотя бы деревья!Я к любви продираюсь, как будто в тумане,                                                        сквозь непониманье,сквозь обман на обмане,                                       безлюбье и безобниманье.Обнимаю деревья,                    как всех неразлюбленных мною любимых.Обнимаю деревья,                            как будто друзей моих невозратимых.Обнимаю деревья,        как будто врачей, принимавших детей моих роды,а теперь принимающих новые роды меня!                                          Обнимаю все в мире народы!Обнимаю сибирские сосны,                                             платаны,                                                          секвойи и баобабы.Ты с другой стороны обнимать их, наверно, смогла бы,чтоб сомкнули мы руки,                                        а в этом такая свобода! —чтобы знать мы не знали,                                         где мы —                                                       где природа.2003

Длинноногий компьютер

Компьютер длинноногий в джунглях власти,твои глаза, как «Мальборо» дымок.Твой третий глаз искрит в поддельной страсти —с поддельным бриллиантиком пупок.Готовность к проституции карьернойпозорней проституции самой.Готовность эта стала беспримернойроссийской новоявленной чумой.Любовь узнав от русской сельской бабы,я сторонюсь всех кобр на каблучках.Мне скучно гладить целлулоид «Барби»с компьютерными чипами в зрачках.2003

Журавли еще летят

Урусевский. Калатозов,это ваши журавливзмыли выше бомбовозов,взмыть России помогли.Мы, поэты-журавлята,дети этих журавлей,тоже взмыли – кто с Арбата,кто с ветвей тайги моей.Без указки бесполезнойпробивали наугадржавый занавес железныйкрылья дерзких журавлят.Но когда Чухрай Григорийдал Феллини главный приз,от опасных аллегорийдурократы напряглись.И Тарковский, знаменитымстав ценой клевет, опал,журавленком, влет подбитым,рядом с Буниным упал.Я не мастер искушенный,но надеюсь все равно.Я – Христос неразрешенный,журавленок я в кино.Но не старилась нисколькозапрещенка – видит Бог.Герман выжил и Аскольдов,вот проверка тех дорог!Столько в мире потрясалото, что косят наявув сновиденье комиссаравымечтанную траву.По Лос-Анджелесу, Каннаммы косили на пескеи шагали по экранам,как шагали по Москве.Все народы на планете —это целое, одно.Потому и нет на светеиностранного кино.Павших мы не уступаем,и мы верим напередв то, что выплывет Чапаеви Бодров продышит лед!Ты скачи, скачи, коляска,лестницей потемкинской.Кто там – аж дрожит Аляска —поднял крик потомственный?Эта лестница музейна.Может, зажданный давно,там, в коляске Эйзенштейна,гений будущий кино?Если пошлость на афише,верьте в русских журавлят.Поднимите взгляды выше —журавли еще летят!2003