Страница 2 из 32
И вот – своими глазами вижу ящик, куда можно положить письмо, написанное этому самому Шарбелю. Не знаю по какой причине, но мне захотелось осмотреть костел с большей дотошностью, узнать, почему именно здесь находится такой ящик… Как бы услышав мои мысли, сзади прошел мальчик-послушник в белой накидке и включил свет. Я обернулась и увидела огромное изображение святого Шарбеля, следящего за мной взглядом…
Подойдя к развешанным у киоска с литературой объявлениям и расписаниям, касающимся внутренней жизни этого костела, я смогла прочесть, что именно святому Шарбелю посвящен этот костел и что один раз в месяц – в четвертую субботу – здесь происходит особенное богослужение, целью которого является коллективное моление и обращение здешних верующих к святому. Помнится, удивилась: такое почитание ливанского святого – ив белорусском местечке. Впрочем, я уже знала, что католические святые – «всемирные», наднациональные и надгосударственные, перечень их не ограничивается одной какой-либо национальностью.
Я увидела, что часть материалов, помещенных на так называемых «досках объявлений», посвящен именно святому Шарбелю. Мне захотелось прочитать их, тем более что были они и на русском языке, и что можно – запомнить. Так я узнала о происхождении, о земной жизни и о прижизненных духовных подвигах святого Шарбеля, а также обо всех невероятных вещах, которые стали происходить с его телом после его кончины. Краем глаза я заметила, что и муж мой, не пытаясь меня больше торопить, с интересом читает размещенные материалы.
И тут еще одна неожиданность. Киоск, в котором продавались книги и разные предметы религиозного содержания, был закрыт – очевидно, женщина, в нем работающая, участвовала в это время в службе, или, как говорят католики, в святой имше, вместе с другими верующими. И тут девочка лет десяти выросла передо мной как из-под земли. «Вы, наверное, тоже приезжая? Может, хотите что-нибудь купить, иконку Шарбеля? Хотите, я маму позову?» Я машинально кивнула головой. Девочка на цыпочках прошла в неф костела. Минуты через две (я продолжала читать) киоск открыла женщина лет сорока. Я, подойдя, увидела, что среди изображений Христа, Богородицы и многих святых имеется такой же портрет святого Шарбеля, какой висит на стене, – я и раньше видела такой в какой-то газете или книге. Только здесь это была небольшая иконка, напечатанная на плотной бумаге. Я попросила дать мне несколько изображений, решив, что это будет неплохой сувенир из Белоруссии для тех моих знакомых, которые верят в чудодейственную силу Шарбеля. Женщина благожелательно улыбнулась: «Из России, наверное? Приезжают к нам часто, да.
Только некоторые, знаете, удивляются, – вот покупают такую у нас картиночку, а я им говорю – вы поймите, у нее же совсем не та сила, как если вы вырезаете святого Шарбеля из газеты или из журнала. Это ведь иконка настоящая, освященная. А вы ведь сами можете такую иметь, просто вырежьте, наклейте на бумагу или в рамочку вставьте и попросите ксендза освятить. Или знакомых каких попросите, которые ходят, если сами в костел не пойдете. А то может быть, что и батюшка ваш вам освятит, Бог-то у нас один». Тут я еще больше обрадовалась своему «сувениру» – люди вырезают из газеты и даже не догадываются освятить, а у меня – настоящая икона. Тем более, что раньше мне как-то не приходило в голову приобретать в осмотренных белорусских костелах изображения святых.
Поблагодарив женщину, я дочитала информацию о святом Шарбеле.
…Это случилось в далеком 1936 году, но верующие помнят о чуде до сих пор. Семь месяцев у монахини Марии Абель сильно болел желудок. Врачи Ливана и Египта пытались помочь монахине, излечить ее запущенную язву желудка. После операции, которая длилась четыре часа, Марии стало еще хуже. В дополнение к болям выпали зубы, отказали руки и ноги. Мария поняла, что приговорена к смерти. Узнав о феномене святого Шарбеля, она стала еще усерднее молиться, мысленно прося его помощи. «Если вы хотите помочь мне, – просила она святого, – то явитесь мне во сне». И в ту же ночь Мария увидела себя в маленькой часовенке коленопреклоненной. Рядом с ней был… Шарбель. Он тоже молча молился, а затем благословил ее.
Мария немедленно стала просить сестру-настоятельницу помочь ей посетить монастырь, где покоилось в гробнице тело святого. На следующий день Мария с сестрами отправилась в монастырь Аннайя. Когда прибыла на место, увидела великое множество других больных, они говорили на разных языках, ждали своей очереди, чтобы подойти к гробнице.
Через несколько часов сестры прямо на стуле поднесли Марию к гробнице, прислонили к стене. И тут она почувствовала сильнейший удар в позвоночник, это было похоже на удар электрического тока. Ей стало плохо. И сестры торопливо унесли монахиню в комнату отдыха.
На следующий день больную Марию вновь принесли к гробнице Шарбеля. Она долго молилась, ожидая какого-то особого знака со стороны святого Шарбеля. И вдруг монахиня разглядела на медной дощечке, где было начертано имя Шарбеля, капли пота. Она поняла, что это знамение предназначается ей. Марии захотелось стереть влагу. Вытащила из сумочки платочек, промокнула необычный пот и машинально потерла больные ноги.
Люди замерли, увидев, как Мария встала и пошла вдоль стены. Свидетели, среди которых было пятеро священников, были поражены. Когда Мария уходила на своих ногах, люди вслух славили
Бога и святого Шарбеля. Это удивительное исцеление было документально зафиксировано, и теперь наряду с многими другими свидетельствами и экспонатами эти документы хранятся в музее Международного центра святого Шарбеля в Ливане.
Признаться, почему-то врезалась в память эта история, хотя слышать таких приходилось немало, да и, надо сказать, современный человек уже ведь далеко не с таким интересом и трепетом читает жития святых и рассказы о сотворенных ими чудесах, как жители патриархальной России – герои рассказов Максима Горького или пьес Островского.
…Мы вышли на улицу, вдохнув прохладный, напоенный ароматами трав прохладный (опускался вечер) воздух. И я поняла, что очень хочу написать письмо святому Шарбелю. Что очень, очень важно для меня, для всей моей последующей жизни, чтобы я сейчас сделала это именно здесь, именно в этом месте. Как будто весь этот розовый вечер хотел удержать меня за руку, удержать от суетной спешки, напомнить о неповторимости подобных чудных моментов бытия и о том, что они случаются только единожды. Я подумала, что в «бардачке» нашей машины лежат ручка и блокнот. Но… Что-то меня остановило. Наверное, смущение перед мужем, имеющим привычку подтрунивать иногда над моей, как он говорит, чрезмерной впечатлительностью. И, приметив неподалеку вывеску «Кафе “Свирь”» я указала на нее мужу и предложила ознакомиться с ассортиментом сего заведения, раз уж мы здесь, а может, и подкрепиться горячим кофе – все же еще предстоял неблизкий путь. Я подумала, что, отправив мужа к барной стойке, присяду за столик и напишу имеющимся в кармане куртки карандашиком краткое послание на каком-нибудь клочке бумаги. В этот момент я еще не относилась к своему желанию со всей серьезностью. Просто ощущала потребность написать святому Шарбелю – и все.
В совсем не маленьком кафе я увидела на столиках салфетницы с белоснежными салфетками. Попросив мужа приискать еще пару бутербродов и кефир, я взяла несколько салфеток и принялась на одной из них писать. О чем – сомнений не было…
И тут некоторое отступление. Надо сказать, что проживали мы с мужем в эти месяцы не самый безоблачный период нашего супружества. Несколько лет назад младший брат моего мужа, человек молодой, холостой, вполне современный и ни к чему особенно не привязанный, эмигрировал в Норвегию, устроился там работать на нефтяной скважине. И вскоре смог достичь довольно безбедного уровня жизни – такого, о котором нам, простым российским смертным, можно только мечтать. Конечно, работа нефтяного вахтовика – не самая легкая. Рабочий день, как писал он нам, – 18 часов в сутки. Правда, работать нужно два дня – вышка находится на небольшом острове, третий день – свободен. Пейзажи на фотографиях, которые он присылал, показались мне холодными и неуютными. Не мое это. Да и пословица старая наша говорит «Где родился, там и пригодился». Оставляли меня всегда равнодушной и сообщения брата мужа о приобретенной новой радиоэлектронной аппаратуре, суперсовременном компьютере, «виды» его небольшого домика… Думалось – разве все это, все эти, конечно, несомненные жизненные блага смогут заменить родных людей, тех, кого знаешь долгие годы, к кому можешь приехать в гости без звонка и обратиться с любой, даже самой немыслимой, по словам мужнина брата, «там» просьбой. А вот муж мой загорелся идеей перебраться в Норвегию вслед за братом. Тем более, что тот всячески в нем это желание подогревал. Более того, отчаявшись найти лучше оплачиваемую работу, муж мой (а он по профессии физик), в душе уже решение принял. И теперь дело оставалось, как ему казалось, за малым – уговорить и меня. И вот тут-то наступила черная полоса ссор и раздраев в нашей семье, испытанной десятилетием верного и стабильного супружества. Дошло до того, что в любой своей мало-мальской неприятности муж стал обвинять нашу российскую неустроенность – и, разумеется, меня, с моим «глупым» нежеланием никуда ехать. Ссоры участились. И, признаться честно, эта наша летняя отпускная поездка была задумана как последняя попытка вернуть утраченное взаимопонимание. Хотя особой радости она мне доставить не могла – сразу по возвращении муж планировал посетить брата там, в Норвегии. И он не скрывал, что самым разумным ему кажется назад уже не возвращаться, остаться там. Подразумевалось, что следом приеду и я, хотя я и говорила, что не верю в свою способность решиться на такое. Неудивительно, что, любуясь красотами Белоруссии, я то и дело с трудом сдерживала слезы. Думалось: «Бывают свадебные путешествия, а бывают прощальные».