Страница 7 из 31
Полуэмиграция
Сам себе чужой и на чужбине,всосанный в совсем чужую ночь,будто бы на Родине убили,ну а тело выкинули прочь.И мое живое еле тело,не надеясь даже на авось,то куда-то небом полетело,то землей опять поволоклось.Неужели я не тот, что прежде,полуэмигрировавший отчувства отвращения к надежде,выкинувшей столь бесплодный плод?Стал глаза я прятать, как побитый,чтоб их не склевало воронье.Армия, разбитая победой, —это поколение мое.Пятая волна – начало моря,но куда ты гонишь нас, куда,полуэмиграция от горя,разочарованья и стыда?Я от счастья этакого тронусь.Счастья вариации лишь две —либо здесь, в Америке, «Макдональдс»,либо возле Пушкина в Москве.Родины на Родине все меньше.Видеть ее хочут в кабакечем-то вроде православной гейши,но зажатой в царском кулаке.Цирковые русские медведивоют – их тоскою извело.Родина из Родины уедет,если все уедут из нее.Без нее такая пустотелостьи дурные мысли по пятам.Ишь чего мне в жизни захотелось —понятым быть сразу здесь и там.Но в России каждый огуречикс неотлипшей нежною землей —это как родимый человечек,и любым пупырышком – он свой.Но в России Ясная Поляна —потому в любом чужом краюя ее вовек не брошу, я настолькие соблазны наплюю.Родину мы все-таки не сдали,столькие надежды погребя.Незаметно Родиной мы стали.Как же нам уехать из себя?Октябрь 1993«Когда стихотворенье заперто…»
Когда стихотворенье заперто.в себе зазнавшемся само,то от живого шума, запахаоно позорно спасено.А я люблю стихотворения,когда они, с ума сходя,похожи на столпотворения,на пляску снега и дождя.А я люблю стихотворения,где в золотящемся тазубагряно булькают варения,всосав случайно стрекозу.Когда стихи идут, как женщины,весь шар земной дрожмя дрожит,и то, что жизнь она божественна,сомнению не подлежит.Но лучше начерно и набелописать себя, писать судьбу.Люблю Бориса Чичибабиназа рукопись Руси на лбу.Мне Чичибабин – это Родина,последний нонешний святой,и смотрят глыбко и колодезноего глаза с живой водой.Люблю я пьющих полной чашеюотравленное бытие,когда поэт – он величайшеестихотворение свое.Октябрь 1993Рикошет
Панк приехал в Москву с Пикадиллив шортах, смахивающих на трусы,счастлив, что на него походилипанки здешние «made на Руси».Новобранчески розовеясвоей бритой башкой по Москве,он восторженно у Мавзолеятряс дикарским колечком в ноздре.Гужевался он в Сивцевом Вражкеи помарихуанил слегкав мятой красноармейской фуражке,завернувшийся в знамя полка.Накупил деревянных матрешек,Горбачевых и ельциных он,но ума не купил ни на грошики не понял, кто чем начинен.Что усек он из наших болячек,на тусовку сюда прилетя,их пристойных парламентских драчекизбалованное дитя?Гладкой голенькой головоюне допер – где добро, а где зло,когда что-то, кажись, броневоепочему-то вокруг поползло.От приказа не охнул, не ахнулперед здешним парламентом танк,ну а взял и по-свойски бабахнул —чуть не грохнулся в обморок панк.По Советам шмальнув по-советски,словно возле банановых пальм,парень в танке прищелкнул по-детскиязыком пересохшим: «Попал!»И «Калашниковы» перегрелись,как на жарких перинах у вдов,показав человечеству прелестьпереходных периодов.И взволнованный Запад – сторонникнаших сказочных перемен,позабыв про Сильвестра Сталлоне,сердобольно припал к CNN.Этот панк из капстранных балбесовсо звездой на солдатском ремнене читал, к сожалению, «Бесов» —книги-гида по нашей стране.«Бесы разны» кружатся ордоюи, пророча ГУЛАГ и погром,женят свастику с красной звездою,серп и молот с двуглавым орлом.Сводят счеты былые партийцы,вовлекая мальчишек зазря.Прут вчерашние цареубийцывместе с требующими царя.И под выстрелами не труся,машут флагами в мини-войнеразнесчастные наши бабусии на той, и другой стороне.Панк шмурыгал, но робко, несильно,и глядел оглушенно вослед,когда мимо проплыли носилкис мертвой девушкой его лет.И на выцветших джинсах девчушки,окровавленных не к добру,так прощально глядели веснушкисквозь осколочную дыру.Не была она на баррикаде.Просто выглянула в окно,и убили случайно, не глядя…Рикошету всегда все равно.И в сережках девчоночьих пареньвсе смотрел той девчушке вослед,той же пулей случайно ударен.Вся история – рикошет.Та, убившая девушку пуля,сердце вдруг зацепила за крайтак, что матушка в Ливерпулеуронила свой яблочный пай.И как лондонская сиротинка,притулилась в кровавой игрето ль слезинка, а то ли соплинкана колечике в левой ноздре…Октябрь 1993