Страница 4 из 68
Моё возбуждение уже улеглось, и я испугалась. Если меня не возьмут с собой, как буду одна добираться куда-то там... к богам. Нет, я, конечно, умею путешествовать автостопом и даже пешком, но это у себя на земле. А здесь, со всей этой нечистью и мифологическими, как оказалось, существами, говорящими и действующими по своим законам… Хотя бы на первое время мне нужен спутник.
- Я прошу прощения, вспылила, - шмыгнула носом. - Я отойду на пару минут, отвернитесь или подождите меня, - пробормотала, не глядя на них, схватила свой пакет и побежала к самой толстой березе, не дожидаясь ответа.
«Ну и как я в этом пойду?» – огорченно рассматривала костюм.
Разложила на траве белую сорочицу из реквизита, сарафан и шугайку. Костюм был очень красивым, сшитый специально для меня — солистки номера, а отделывала его моя тетушка. Сорочица из тонкого льна, длинной по щиколотки, стянутая у горла тесьмой, с прямыми рукавами, собранными у запястий, была расшита красной и золотистой нитью: у горла и по низу рукавов. Шелковый сарафан на широких бретелях точно по фигуре облегал тело, переходя от талии в юбку-солнце. И тоже расшитый по низу, только чисто золотой нитью. К сарафану прилагался пояс, опять же, сплетенный тетей. А шугайка была из золотой парчи.
Тётя у меня мастерица. Она своим плетением, макраме, могла бы неплохо зарабатывать. Но от всех просьб и заказов только отмахивалась, да посмеивалась: «Мне со Славкой работы хватает, куда уж еще и вас обшивать да украшения плести».
Я переоделась во все это великолепие, без зеркала расчесала волосы, на ощупь заплела косу, обвивая её желтыми лентами разных тонов, засунула снятую одежду обратно в пакет. Босоножки переодевать не стала, парчовые туфельки от костюма годятся только для выступления, дороги не выдержат. А босоножки - желтые, в тон, так что вполне подойдут.
Я вздохнула, сожалея, что придется портить наряд и вышла из-за берез.
Парочка продолжала выяснять отношения: брать меня в поход или не брать. Потом повернулась ко мне и… зависла. Ну а я получила моральное удовлетворение. Знай наших!
- Ты ода? - выдавил из себя Кан.
- Я не ода. Я поэма, - мрачно буркнула, чувствуя очередные неприятности.
Бор закатил глаза:
- Ода — это высокорожденная женщина у людей.
- У нас нет высокорожденных, у нас все равны, как на подбор. Правда, некоторые ровнее других...
Кан в это время рассматривал моё одеяние. Потом вопросительно посмотрел на меня:
- Ты веда? Колдунья? У тебя обереги.
- Где? - оглядела я себя.
- Да вот же, по вороту и на поясе, - ткнул он пальцем в названые места.
- Это плетение, макраме называется, его моя тетушка делала.
- А ты так умеешь?
- Ну, умею, невелика хитрость. Тетя меня учила плести. Только какие же это обереги, - пожала плечами. - Это украшение.
- Обереги, - уверенно проговорил Кан.
Ему поддакнул Бор:
- Вот на здоровье, это на удачу, на охрану, славу, власть. А здесь — восхваление Агнары, богини пресветлого огня, - продолжали оба тыкать в меня.
- Хорошо, пусть это будут обереги, что из этого? - устав от тыканья согласилась с ними.
- Если ты умеешь плести такие, можешь быть ведой. Помогать людям, - вопросительно посмотрел на меня Бор.
- Я умею такие плести, но понятия не имею что они означают. У нас они ничего не значат. Их делают для украшения. Я могу таким образом наплести и бурю и потоп, и смерть. Мы идем? Или опять я неправильно одета?
- Ты слишком богато одета, - вздохнул Кан. - В таком виде ты не дойдешь до города. Успеешь выйти замуж или тебя заберут ради выкупа. Решат, что ты из богатого рода. У нас оды только с охраной ездят. Если без сопровождения, значит жениха или родственников нет. А ты красивая и одета как высокородная. Любой захочет женой взять.
Он еще раз рассмотрел мой костюм, а потом с надеждой спросил:
- А у тебя нижнее платье длинное?
- Хрррр, - стала со злостью снимать с себя шугайку, а затем и сарафан, не обращая внимания на их выпученные глаза. Повязала пояс поверх сорочицы.
- Так пойдет? Учтите, больше у меня никакой одежды нет, - зарычала чуть сдерживаясь.
Кан молча порылся в сумке, притороченной к боку его конской части, и вытащил оттуда серый плащ, такой же странной конструкции, как и мундир — спереди короче чем сзади, и велел надеть.
Надев плащ, я отвернулась от них и натянула еще и узкие брючки, снятые раньше. В одной сорочице я чувствовала себя голой, слишком тонкой она была. А сарафан с шугайкой сложила обратно в пакет.
Плащ волочился за мной по земле, а с боков я обнаружила прорези для рук. Очень даже удобно.
Наконец, мы тронулись в путь. Настроение у всех было паршивое.
Бор и Кан были недовольны моим видом, на их взгляд вызывающим и неприличным, что опасно для меня. Я устала препираться из-за своей одежды. Что проку? Все равно у меня больше ничего нет. А может Кан просто женоненавистник, а Бор расстроился из-за меня? Говорить с ними после устроенного представления не хотелось. Я угрюмо шла и пыталась понять, как меня угораздило во все это вляпаться по самое не хочу.
«Я здесь абсолютно чужеродный элемент. Полу-божественный Дух, притворяющийся деревенским мальчишкой, кентавр, изображающий человека и Славка — то ли ода, то ли поэма, а может и ведьма, то есть веда.»
Борвес проводил нас километра два или три после выхода из леса , а потом распрощался: дальше отдаляться от своих владений он не мог. На прощание пожелал нам щедрой земли (я так поняла — удачи). Сказал, что я могу попросить помощи у духа любого леса, когда в нем буду, передав, что я друг Бора, сына Борича и Весняны.
Так мы и распрощались: он с улыбкой, я с грустью. Моя воля — осталась бы жить у него в березняке. Там очень даже приятно. Чисто, сухо, березки, мягкая шелковистая трава… С едой не понятно как быть. Правда где-то рядом клан этого… тавроса. Что-нибудь придумала бы. Но мальчишка прав, надо идти к Богам, просить, чтобы вернули домой.
- Кан, а почему я не могу просить помощи у Богов прямо здесь, какая им разница, откуда прошу. Ведь они должны слышать меня, где бы я ни была, - спросила я, вспомнив наши религиозные обычаи.
- Боги редко вмешиваются в жизнь людей, да и остальных существ тоже. Оглохнуть можно, если каждый будет просить там, где ему удобно. Если у тебя на самом деле что-то важное, ты найдешь их и попросишь. А если не хочешь идти, значит это и не важно для тебя.
А я только вздохнула тяжело. Была бы дома - и просить бы ни о чем не стала, сама со своими проблемами справилась. А здесь - все чуждо и незнакомо.
Мы шли по дороге, мимо проезжали всадники, некоторые здоровались с Каном. Все, кто искоса, а кто и прямо -- смотрели на меня. А я думала о том, какая же он зараза. Одежда ему моя не нравится, подвезти не хочет и молчит. Я рассматривала проезжающих мимо - одеты почти так же как Кан, только, конечно, с брюками и сапогами. Женщин пока не видела. Не водятся они здесь что-ли? Или по домострою - дома сидят? Тогда понятно, почему Кан не хотел меня с собой брать.
Я посмотрела на него и даже остановилась. Кентавр, тьфу… таврос прошел вперед, оглянулся, заметив, что я не иду.
- Ну? В чем дело? Нам сегодня долго идти, а ты уже устала, - с раздражением, и даже некоторым презрением, бросил он.
Кан,.. - начала я.
- Канлок, - перебил меня этот великолепный гад, своим басом, - меня зовут Канлок. Кан я только для друзей.