Страница 11 из 35
«Моя шея истончается…»
Моя шея истончаетсяот предчувствия беды.Человек ожесточаетсяот конца своей звезды.23 июня 1979«В проверке вьюгой или мошкарой…»
В проверке вьюгой или мошкаройеще не выявляется герой.Надеюсь, мы себя не опозорим,когда настанет час проверки горем.Но высшему суду мы подлежим —проверке счастьем – нашим и чужим.23 июня 1979Финал
Савве Кулишу
Глобус шашкой при обыске рубит солдат,развалив его от Кордильер до Карпат.А другой протыкает подушку штыком,перед обыском перекрестившись тайком.Циолковский от горя и от стыдаопускает глаза. Его руки трясутся.«Я, Любаша, поверить не мог никогдав социальные революции…»Дочь уводят жандармы под крик воронья.Отступают куда-то все звуки.Лишь звучит с безнадежностью: «Верую яв революцию – только науки…»Не напрасно в колючках калужских кустоввы, свой путь в бесконечность прокладывающий,о бессмертии, прыгая между крестов,в ухо смерти кричите на кладбище.Год четырнадцатый настает.Крик «ура!»громыхает фальшиво и низко.Всем, готовящим Родины подлинный взлет,отвратителен взлет шовинизма.Константин Эдуардович, градом камнейосыпает вас быдло, сбивает подножками.Учениц вы прикрыли крылаткой своейс молчаливыми львами-застежками.И под жирное «Боже, царя храни!»к строгой башне, к светящимся безднамвы сквозь все черносотенные кистениввысь уводите девочек в белом.Каждый мыслящий русский — он в нации той,где гордились всегда чистой совестью,где учили бессмертию Пушкин, Толстой, —а не в нации, где черносотенцы.Драка страшная. Бьют между глаз.Но от всех патриотов нагайки, целковогозащищает рабочий класс,словно будущее, Циолковского.И бессмертна надежда, вошедшая в плоть,колотящаяся под рубашкой:шар земной даже бомбой не расколоть,а не то что какой-нибудь шашкой!И громадою массы всей,устремляясь к нездешнему свету,ветром шапки сбивая с людей,превращается башня в ракету.Константин Эдуардович, в первый полетвы уходите с белыми по ветру бьющими космами.Головой пробивали когда-то вы лед,а, пробив, оказались в космосе.И рабочий, забыв, что под глазом фонарь,смотрит в небо такое, какого Россия не знала.Это взлет человечества. Это финалв жизни той, где не будет финала.24 июня 1979В этом стихотворении, написанном при приемке картины, были перечислены все эпизоды, которые требовало выкинуть Госкино. Стихи были напечатаны в газете ЦК «Сов. культура», и эпизоды были спасены.
Краснопресненский булыжник
Сказал один старик-булыжник мне:«Я старый краснопресненец. Нас мало.Я помню, как на уличной войнерабочая рука меня вздымала.В том пятом – все мы были нарасхват.Сражаться веселей, чем киснуть в луже.А если бы тогда здесь был асфальт,он вряд ли превратился бы в оружье.Я иногда тоскую по руке,в которую стальные крошки въелись,где на ладонном каждом бугоркемои бока попеременно грелись.Теперь мы все, конечно, в стариках.Зато в хороших были мы руках.Я за границей лично не бывал,но слышал про булыжники в Париже,и надо бы нам с ними быть поближе,чтобы никто о нас не забывал.Был похоронен вновь я в мостовой,чтоб знал, как говорится, свое место.Я устарел, но я еще живойи думающий — к сведенью стройтреста».Не положил булыжник я в карман,но чувство: будто в горле встал он комом.Я взял тебя на память, ветеран,пока тебя не вывернули ломом.26 июня 1979