Страница 12 из 20
Путь из лагеря был свободен.
Босые, они бежали по лунному вскрикивающему снегу, и дыхание их взрывалось в морозном воздухе.
– Ну и куда теперь? – с хрустом падая в наст, спросил Альбастров.
– Товарищи! – чуть не плача, проговорил Чертослепов. – Не забывайте, что капитан впоследствии обязательно представит характеристику на каждого из нас. Поэтому в данной ситуации, я считаю, выход у нас один: идти в Рязань и как можно лучше проявить себя там в борьбе с татаро-монгольскими захватчиками.
– Точно! – сказал Альбастров и лизнул снег.
– Вы что, с ума сошли? – с любопытством спросил Шерхебель. – Рязань! Ничего себе шуточки! Вы историю учили вообще?
Альбастров вдруг тяжело задышал и, поднявшись с наста, угрожающе двинулся на Шерхебеля.
– Христа – распял? – прямо спросил он.
– Слушайте, прекратите! – взвизгнул Шерхебель. – Даже если и распял! Вы лучше посмотрите, что делают ваши родственнички по женской линии! Что они творят с нашей матушкой Россией!
Альбастров, ухваченный за локти Чертослеповым, рвался к Шерхебелю и кричал:
– Это ещё выяснить надо, как мы сюда попали! Небось в Хазарский каганат метил, да промахнулся малость!..
– Товарищ Альбастров! – умолял замдиректора. – Ну нехристь же, ну что с него взять! Ну не поймёт он нас с вами!..
На том и расстались. Чертослепов с Альбастровым пошли в Рязань, а куда пошёл Шерхебель – сказать трудно. Налетела метель и скрыла все следы.
Продираясь сквозь колючую проволоку пурги, они шли в Рязань. Однако на полпути в электрике Альбастрове вдруг заговорила татарская кровь. И чем ближе к Рязани подходили они, тем громче она говорила. Наконец гитарист-электрик сел на пенёк и объявил, что не сдвинется с места, пока его русские и татарские эритроциты не придут к соглашению.
Чертослепов расценил это как измену и, проорав сквозь пургу: «Басурман!..», – пошёл в Рязань один. Каким образом он вышел к Суздалю – до сих пор представляется загадкой.
– Прииде народ, Гедеоном из тартара выпущенный, – во всеуслышание проповедовал он на суздальском торгу. – Рязань возжёг, и с вами то же будет! Лишь объединением всея Руси…
– Эва! Сказанул! – возражали ему. – С кем единиться-то? С рязанцами? Да с ними биться идёшь – меча не бери, ремешок бери сыромятный.
– Братие! – возопил Чертослепов. – Не верьте сему! Рязанцы такие же человеки суть, яко мы с вами!
– Вот сволок! – изумился проезжавший мимо суздальский воевода и велел, ободрав бесстыжего юродивого кнутом, бросить в подвал и уморить голодом.
Всё было исполнено в точности, только вот голодом Чертослепова уморить не успели. Меньше чем через месяц Суздаль действительно постигла судьба Рязани. Победители-татары извлекли сильно исхудавшего замдиректора из-под обломков терема и, ободрав вдругорядь кнутом, вышибли к шайтану из Суздаля.
А электрик Альбастров болтался тем временем, как ведро в проруби. Зов предков накатывал на него то по женской линии, то по мужской, толкая то в Рязань, то из Рязани. Будь у электрика хоть какие-нибудь средства, он бы от такой жизни немедленно запил.
И средства, конечно, нашлись. На опушке леса он подобрал брошенные каким-то беженцем гусли и перестроил их на шестиструнку. С этого момента на память Альбастрова полагаться уже нельзя. Где был, что делал?.. Говорят, шастал по княжеству, пел жалостливо по-русски и воинственно по-татарски. Русские за это поили мёдом, татары – айраном.
А через неделю пришла к нему белая горячка в ржавой, лопнувшей под мышками кольчуге и с тяжеленной палицей в руках.
– Сидишь? – грозно спросила она. – На гусельках играешь?
– Афанасий… – расслабленно улыбаясь, молвил опустившийся электрик. – Друг…
– Друг, да не вдруг, – сурово отвечал Афанасий Филимошин, ибо это был он. – Вставай, пошли в Рязань!
– Ребята… – Надо полагать, Афанасий в глазах Альбастрова раздвоился как минимум. – Ну не могу я в Рязань… Афанасий, скажи им…
– А вот скажет тебе моя палица железная! – снова собираясь воедино, рёк Афанасий, и электрик, мгновенно протрезвев, встал и пошёл, куда велено.
Однажды в конце февраля на заснеженную поляну посреди дремучего леса вышел человек в иноческом одеянии. Снял клобук – и оказался Шерхебелем.
За два месяца зам по снабжению странно изменился: в талии вроде бы пополнел, а лицом исхудал. Подобравшись к дуплистому дубу, он огляделся и полез было за пазуху, как вдруг насторожился и снова нахлобучил клобук.
Затрещали, зазвенели хрустальные февральские кусты, и на поляну – бывают же такие совпадения! – ворвался совершенно обезумевший Чертослепов. Пониже спины у него торчали две небрежно оперённые стрелы. Во мгновении ока замдиректора проскочил поляну и упал без чувств к ногам Шерхебеля.
Кусты затрещали вновь, и из зарослей возникли трое разъярённых русичей с шелепугами подорожными в руках.
– Где?! – разевая мохнатую пасть, взревел один.
– Помер, как видите, – со вздохом сказал Шерхебель, указывая на распростёртое тело.
– Вот жалость-то!.. – огорчился другой. – Зря, выходит, бежали… Ну хоть благослови, святый отче!
Шерхебель благословил, и русичи, сокрушённо покачивая кудлатыми головами, исчезли в февральской чаще. Шерхебель наклонился над лежащим и осторожно выдернул обе стрелы.
– Интернационализм проповедывали? – сочувственно осведомился он. – Или построение социализма в одном отдельно взятом удельном княжестве?
Чертослепов вздрогнул, присмотрелся и, морщась, сел.
– Зря вы в такой одежде, – недружелюбно заметил он. – Вот пришьют нам из-за вас религиозную пропаганду… И как это вам не холодно?
– Ну если на вас навертеть пять слоёв парчи, – охотно объяснил Шерхебель, то вам тоже не будет холодно.
– Мародёр… – безнадёжно сказал Чертослепов.
– Почему мародёр? – Шерхебель пожал острыми монашьими плечами. – Почему обязательно мародёр? Честный обмен и немножко спасательных работ…
В третий раз затрещали кусты, и на изрядно уже истоптанную поляну косолапо ступил Афанасий Филимошин, неся на закорках бесчувственное тело Альбастрова.
– Будя, – пробасил он, сваливая мычащего электрика под зазвеневший, как люстра, куст. – Была Рязань, да угольки остались…
– Что с ним? – отрывисто спросил Чертослепов, со страхом глядя на сизое мурло Альбастрова.
– Не замай, – мрачнея, посоветовал Афанасий. – Командира у него убило. Евпатия Коловрата. Какой командир был!..
– С тех самых пор и пьёт? – понимающе спросил приметливый Шерхебель.
– С тех самых пор… – удручённо подтвердил Афанасий.
Электрик Альбастров пошевелился и разлепил глаза.
– Опять все в сборе… – с отвращением проговорил он. – Прямо как по повестке…
И вновь уронил тяжёлую всклокоченную голову, даже не осознав, сколь глубокую мысль он только что высказал.
За ледяным переплётом мелких веток обозначилось нежное бежевое пятно, и, мелодично звякнув парой сосулек, на поляну вышел безукоризненно выбритый капитан Седьмых. Поприветствовал всех неспешным кивком и направился прямиком к Чертослепову.
– Постарайтесь вспомнить, – сосредоточенно произнёс он. – Не по протекции ли Намазова была принята на работу машинистка, перепечатавшая ваш отчёт о мероприятии?
Лицо Чертослепова почернело, как на иконе.
– Не вем, чесо глаголеши, – малодушно отводя глаза, пробормотал он. – Се аз многогрешный…
– Ну не надо, не надо, – хмурясь, прервал его капитан. – Минуту назад вы великолепно владели современным русским.
– По моей протекции… – с надрывом признался Чертослепов и обессиленно уронил голову на грудь.
– Вам знаком этот документ?
Чертослепов обречённо взглянул.
– Да, – сказал он. – Знаком.
– Ознакомьтесь внимательней, – холодно молвил капитан и, оставив бумагу в слабой руке Чертослепова, двинулся в неизвестном направлении.
Нежное бежевое пятно растаяло в ледяных зарослях февральского леса.