Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 10

Я уже успела упомянуть Веру С, нашего второго товароведа после Елены Павловны. Сначала, когда я пришла в магазин ещё на практику, я долго не могла её увидеть, потому что она училась в Педагогическом институте на вечернем филфаке и в январе сдавала сессию. Когда же мне, наконец, довелось увидеть её впервые, я была просто поражена: Вера оказалась очень полной женщиной с серьезным лицом и в больших очках с сильными линзами. Естественно, она показалась мне старше своих двадцати двух лет. Но когда я услышала, как она смеется, и увидела, как жизнерадостно она поедает сладкие булочки, я сразу же признала в ней ровесницу, и, честное слово, очень обижалась за Веру, когда потом слышала от покупателей: «Вот у вас здесь пожилая женщина работает, позовите лучше её». Я все думала: да неужели у вас глаз нет? Разве вам не видно, что перед вами молодое существо? Правда, Верочка чаще всего вела себя серьезно и очень вальяжно, но когда она принималась хихикать или просто смеялась, сразу было видно, сколько ей лет.

Ещё Вера поразила меня тем, что я до этого просто не встречала женщин её типа. Поначалу и очень долгое время потом она казалась мне ни на кого не похожей, а вот сейчас я довольно часто вижу женщин её типа, похожих на неё лицом и телосложением, и даже иногда принимаю их за неё. Но тогда у меня такого опыта не было, и Вера казалась мне единственной в своем роде.

Мы очень быстро с ней подружились, и это была её заслуга. У Веры было одно качество, которое крайне редко встречается у женщин: она очень охотно делилась своими знакомствами с представителями другого пола. Надо признаться, что таких знакомств, дружб, полудружб, флиртов и полуфлиртов у Верочки было великое множество, а у меня их вовсе не было, и мне их только хотелось иметь. Не только я, но и другие наши девушки не переставали удивляться, как это Вера, несмотря на свой облик солидной дамы, умудряется завоевать внимание такого множества разнообразных мужчин и молодых людей. Дело было в том, что Вера умела их слушать, да ещё с серьезным видом. А что ещё мужику надо, чтобы распустить свой павлиний хвост? Вот они и распускали перед Верой свои хвосты, она же пользовалась их вниманием и любила быть в окружении мужчин, но очень охотно давала их «поносить со своего плеча». Так она познакомила меня с Мишей Гутерманом, Мишей Тарасенковым, нашим 79-м Славиком, Герой Бахчиевым[1], с красавцем Боренькой Ерофеевым, с просто Сереженькой, у которого были очень красивые глаза, и даже с главной своей драгоценностью – Сережкой (Ильдаром) Хановым, начинающим художником из Татарии, учеником Дейнеки. Она так щедро делилась своими знакомствами и делала это с таким благожелательством, что это казалось просто невероятным. Потом я увидела, что Вера вообще любит делиться тем, что у неё есть, и что она очень внимательно относится к желаниям и предпочтениям знакомых ей людей. Никто другой не мог сделать именно такой подарок, какой тебе хотелось. Например, вскоре после нашего знакомства, Вера купила себе смешную игрушку – заводного слоника, который мне очень понравился. Я не помню, чтобы я вслух выразила желание иметь такого слоника, но видимо, восхищалась им, а Вера заметила это и подарила его мне на день рождения. Честное слово, я на такое была не способна. Потом я просто старалась учиться у Веры этому умению – быть внимательной к пожеланиям других людей. Иногда мне это удаётся.

Ещё я узнала, что Вере довольно трудно живется, даже в чисто материальном аспекте. Её мама Лия Соломоновна была очень больным человеком и получала пенсию в 30 рублей, то ли по инвалидности, то ли за покойного мужа, Вериного отца. Вместе с Вериной зарплатой в 85 рублей это составляло их семейный бюджет. Учитывая то, что у них много денег уходило на лекарства и на консультации у врачей, на жизнь оставалось совсем немного. Тем не менее, в их доме постоянно толклись родственники из других городов – Кишинева, Казани, Саранска и прочих – или гости, в том числе и я. Само собой, они жили очень экономно, и Вера во многом была вынуждена себе отказывать, но при этом она умудрялась ещё делиться тем малым, что у неё было. Она могла отдать половину еды со своей тарелки или одолжить денег до зарплаты, или сделать какой-нибудь небольшой, но приятный подарок. Она часто покупала сама себе цветы, хотя ей их иногда и дарили. Цветы были единственной вещью, из-за которой Вера умела торговаться. Во всем остальном, она была, что называется «интеллигентным человеком» – не пила, не курила, не ругалась матом и не любила скабрезных анекдотов.

Вера была очень привязана к матери, и в прямом, и в переносном смысле. У Лии Соломоновны было больное сердце, и у неё часто бывали приступы, во время которых ей страшно было оставаться одной или даже с соседями, поэтому она тут же звонила Вере, а та срывалась с места и неслась домой, в Фурманный переулок (она доезжала туда за полчаса). Я всегда изумлялась той быстроте, с которой Вера бросалась к телефону. Она постоянно ждала звонков матери и боялась их. Конечно, до поры до времени все обходилось, но Вера постоянно жила как на пороховой бочке. Если она была у кого-то в гостях, она несколько раз звонила матери и часто уходила домой раньше, чем ей хотелось. По приходе домой её первый вопрос был: «Сусик, как ты себя чувствуешь?». И Лия Соломоновна начинала тщательно перечислять, где, как и что у неё болело в течение дня. Кстати, Вера тоже умела очень подробно рассказывать о своих болезнях, унаследованных от мамы. Однажды у нас с ней состоялся изумительный диалог. Вера пришла на работу и с утра пораньше заявила, что она себя очень плохо чувствует, потому что не выспалась. Я выразила сочувствие и спросила, что ей мешало спать. Далее шел собственно Верин монолог.

Вера: – У меня безумно болела спина.

Я покачала головой.

Вера: – Потом у меня заболел зуб.

Я сочувственно охнула.

Вера: – Я просто не знала, куда положить голову, так она у меня болела.

Я от жалости зажмурилась.

Вера: – А ещё у меня совершенно отнимались ноги.

Я широко открыла глаза.

Вера: – И знаешь, ещё разыгралась такая тахикардия, просто ужас.



Я раскрыла рот.

Вера: – И как назло, ещё разболелся живот, я никак не могла его успокоить.

Я начала хихикать.

Вера: – Кроме того, была такая духота, я просто задыхалась.

Тут я начала просто ржать. Вера посмотрела на меня и начала хохотать вместе со мной.

Вера познакомила меня и со старшими представителями наших постоянных покупателей. Одним из них и самым, пожалуй, любимым был Петр Иванович Заболотный, военный, переводчик технической литературы. Она показала мне М. В. Куприянова из Кукрыниксов, он приходил к Елене Павловне. Приходил к нам режиссер Л. З. Трауберг, которого мы недолюбливали, потому что он без спросу лез в товароведку, а потом ябедничал на нас с Верой Елене Павловне. Приходил к нам известнейший знаток творчества Гёте и Шекспира А. А. Аникст Приходили знаменитейший переводчик В. Левик, будущая звезда нашей философии Сергей Аверинцев со своим другом Александром Михайловым, они оба тогда работали в ИМЛИ; приходил будущий преподаватель Высших литературных курсов Станислав Дж-ов, писатель Сергей Антонов, математик Виктор Иосифович Варшавский. Почти со всеми из них меня познакомила Вера. О Петре Степановиче Р-ве и Николае Ивановиче Шенько речь ещё впереди. И было ещё много интересных людей среди наших покупателей: и поэт Александр Галич[2], и араб – режиссер фильма «Черные очки», и Юрий Никулин, и Георгий Вицин, и разные-разные другие. Женщин среди наших постоянных покупательниц было мало, но мы как-то об этом особо не жалели.

Вообще все мы ходили в магазин отнюдь не для того, чтобы работать. Конечно, нам нужно было выполнять план, и мы с этим более или менее успешно справлялись. Но на самом деле мы приходили туда, как другие люди ходят в клуб – для приятного общения друг с другом и с нашими постоянными покупателями. Центром притяжения общих сборищ была наша кухня. Большое и бестолковое помещение, разделенное колонной, на которой висел плакат с изображением Владимира Шубарина, вмещало в себя длинный стол, газовую плиту с двумя конфорками, шкаф для посуды, холодильник и несколько стульев. Под зарешеченным окном, располагавшимся в верхнем правом углу, стояла длинная скамейка, с которой можно было взобраться на подоконник, а с него уже дотянуться до форточки. По кухне в изобилии ползали тараканы, а иногда даже бегали мыши. Дом был старый, с деревянными перекрытиями – просто рай для тараканов и прочей нечисти. Я их увидела там почти впервые в жизни, несмотря на то, что до 30 лет жила в деревянном доме. В своё время у нас было множество клопов, а вот тараканы как-то не встречались. Почему-то никого в магазине это не волновало. Елена Павловна часами высиживала на этой грязной кухне, там же она часто принимала своих подруг, а иногда и знакомых мужчин. После какого-нибудь очередного домашнего праздника она приносила нам остатки печенья, сухариков, вафелек, и наши девушки дружно их доедали, а по остаткам остатков потом ползали тараканы. Тем не менее, мы все равно любили свою кухню, ведь отдохнуть нам было больше негде. Директор Александра Фроловна явно предпочитала кухню своему кабинету, за исключением тех случаев, когда к ней обращался покупатель или приходило какое-нибудь официальное лицо. Даже директора Москниги Сергея Ерофеевича Поливановского мы умудрялись поить чаем на этой самой кухне. Вообще пройти с нами на кухню для наших покупателей было большой честью. Далеко не все были ею удостоены, хотя там побывали многие. Ведь у каждой из нас были свои избранные, помимо общих любимцев. Были и такие, которых мы приглашали туда на свои дни рождения или на празднование Нового Года. Некоторых, ставших нашими близкими друзьями, мы приглашали к себе домой. У нас сложился свой определенный круг молодых людей, с которыми мы охотно проводили время. Потом я о них расскажу.

1

В те времена Гера Бахчиев читал лекции в Музее музыкальной культуры им. М. И. Глинки, посвященные джазу. Он ввел туда Надежду и Вадима Севницких, и Надя начала читать нам лекции по истокам американской поп-музыки. Первой ее лекцией была лекция о главном ее кумире – Элвисе Пресли.

2

Александра Аркадьевича Галича я видела в нашем магазине раза два-три. Помню, он пришёл к нам в окружении нескольких совсем юных девиц. Он называл Александру Фроловну Шурой, а Елену Павловну – Лелей. Александр Аркадьевич пообещал нам принести куклу, которую ему подарил кто-то из Театра Образцова, если не ошибаюсь, и действительно, в следующий свой визит принёс нам огромную куклу – не то Дон Жуана, не то де Базана – и ещё маленькую Бабу-Ягу на помеле. Он усадил своего Дон Жуана в кресло в товароведке и надел ему на руку эту ведьму, сказав, что она – Донжуанова жена. Потом мы пересадили Дон Жуана на батарею под высоким окном, и он сидел там много лет вместе со своей Бабой-Ягой.

Александр Аркадьевич много раз предлагал Фроловне разрешить ему придти к нам с гитарой и попеть свои песни у нас на кухне, но Фроловна всякий раз находила какие-то предлоги, чтобы ему отказать. Разумеется, она просто-напросто боялась неприятностей. А потом он уехал, и мы могли только вспоминать его.