Блаженны алчущие

В скромной комнате с выбеленными стенами его ждала Гвен. Она была занята, купала в чане мальчишку — Кевин мог только предположить, что это младший из тех двоих, которых он притащил сюда в ту роковую ночь. Поди отличи одного щенка от другого, особенно, когда у мелюзги мокрые волосы, а по лицу стекает вода! То, что щенок начал хныкать, завидев Кевина, тоже ничего не доказывало — такой эффект Кевин оказывал на многих.

Гвен нагнулась и прошептала мальчишке что-то на ухо. Он сразу успокоился, доверчиво закрыв глаза и расслабив тощие плечики, хотя не похоже, чтобы процедура, которой он подвергался, ему особенно нравилась, — щенок то и дело морщил нос и корчил гримасы.

— Рада видеть вас на ногах, господин Грасс, — дружелюбно заметила Гвен. — Как ваши раны?

— Все в порядке. Благодарю, вы и ваши воспитанницы их очень хорошо перевязали.

Как неловко было ему сидеть, пока вокруг суетились бледная Гвен, которой стоило уже давно лежать в постели, и эти девочки, передававшие корпию, бинты, спирт и прочее, — такие деловые и серьезные, хотя младшей было не более десяти!.. Кевин даже не думал тогда, конечно, просить о помощи. Собирался оставить мальчишек в приюте, и сразу уйти. Но стоило на миг прислониться к стене, как Гвен заметила кровь, пропитавшую его одежду, и Кевина, так сказать, взяли в оборот.

Он долго набирался пороху, чтобы вернуться сюда. Казалось каким-то неправильным просто исчезнуть, даже не узнав, справилась ли Гвен с очередной проблемой, которую он привнес в ее жизнь.

— Я пришел узнать, удалось ли вам что-то придумать — ну, с ними.

— Да, я так и поняла. Как видите, мальчики пока здесь. Я думаю открыть еще один небольшой приют, для мальчишек, человек на десять, для этого мне не понадобится еще один особняк, — Она прикрыла уши щенка ладонями и добавила вполголоса: — Я много говорила с ними, и, кажется, они не совсем понимали, что происходило в их доме, слава Агнцу. Не осознавали, что едят, — Гвен продолжила расчесывать влажные волосы ребенка. — Что до Лори, то как бы мне ни было ее жаль, я не сочла себя вправе оставить ее рядом с другими девочками — думаю, вы понимаете. Домой мне ее взять не позволили бы — моя золовка сама подбирает прислугу. К счастью, нашелся добрый человек, который согласился приютить ее у себя. Не волнуйтесь, она в хороших руках.

— Я не волнуюсь об этой маленькой лгунье. Будь проклят день, когда я привел ее в этот дом.

— Ну, зачем же так! — смутилась Гвен. — Конечно, если бы кто-то из девочек пострадал, было бы ужасно. Но благодаря вашему другу все закончилось хорошо.

— Ну да, пострадали только вы. Боги, все, что мы делаем, разрушает вашу жизнь, — Кевин мотнул головой в бессильной ярости. Что Филип, что он сам — если бы Гвен не встретила хотя бы одного из них, насколько счастливее бы была!

— Вы о шраме… Шрам стягивал правую щеку Гвен, как последний росчерк в истории зла, что они с Филипом ей причинили. Словно весь тот урон, что раньше скрывался внутри, проступил в конце наружу багровой меткой. — Знаете, я даже немного горжусь им, — Она смущенно улыбнулась. — Как будто я побывала в сражении. Почти как вы. Конечно, он меня не красит. Большое утешение, что я никогда не была хороша собой, а значит, и портить особенно нечего. Мои девочки, кажется, расстроились больше меня. Плохо то, что эта история сильно напугала моего супруга. Он хотел запретить мне ходить сюда, так что пришлось еще выдержать битву — и не одну — с ним и его сестрой, — Гвен протянула руку. — Дайте мне, пожалуйста, полотенце.

— Что ж, он заботится о вас. Тут его можно понять, — проворчал Кевин.

Полотенце висело на стуле неподалеку. Когда Кевин выполнил эту несложную просьбу, Гвен, вытащив воспитанника из воды, укутала его и прижала к груди.

— О да, я причиняю ему сплошные волнения — моя золовка уверена, что я сведу его в могилу, — Мальчишка почти сразу заснул, уронив голову ей на плечо. — К тому же, теперь ему приходится объяснять торговым партнерам, почему у его жены шрам на лице, как у какого-то наемника.

Кевин переминался на месте, набираясь решимости. И почему ему проще сразиться с небольшим полком или монстром из ада? Слова казались бессмысленными, пустыми — но он должен их произнести.

— Я пришел еще и потому, что покидаю город. А перед этим хотел извиниться перед вами — за все. Толку от этого никакого, знаю.

Она удивилась. — Вам-то за что передо мной извиняться? Скорее, должно быть наоборот.

Ему не хотелось вываливать на нее всю грязную подноготную. Лучше уж ей считать себя игрушкой страсти, чем удобным орудием мести. — Уж поверьте, я сыграл в вашей жизни не лучшую роль. Ну, считайте, что я извиняюсь за то, что навлек на вас опасность. — Знаете, я давно никого ни в чем не виню, — Гвен присела на стул с мальчишкой на руках. — Во-первых, когда я думаю о том, какая судьба досталась этим детям, то еще больше начинаю ценить, как мне в сравнении с ними везло, с самого рождения.

Даже земляным червям везло в сравнении с этими детьми, подумал Кевин, но ему хватило ума прикусить язык.

— А еще я стараюсь не забывать, что все решения в моей жизни принимала сама. Возможно, я не всегда представляла их последствия, но выбор у меня был, даже когда казалось, что нет. А значит, я должна принимать все то, что последовало за этими решениями. Мне нравится так думать. Иначе жизнь превращается в какой-то случайный набор событий, не правда ли? Лишенный смысла.

Смысла, справедливости, надежды…

И все же Кевин кивнул, соглашаясь с ней. В конце концов, он-то получил не более того, что ему причиталось. — Прощайте, моя леди.

Гвен с улыбкой покачала головой. — Я не леди, господин Грасс, я ведь вам говорила.

Он не знал никого, кто больше заслуживал так называться. Но вслух этого сказать не мог, разумеется, а потому безмолвно отвесил прощальный поклон. В самых дверях обернулся — Гвен все так же сидела в задумчивости, положив подбородок на макушку ребенка, и лицо ее как будто светилось внутренним светом.

…В особняк Кевин заходил из одного мира, а вышел уже в другой. Все заполонил снег, и за его живой пеленой город стал почти невидим. В детстве Кевин любил первый снег — в такие моменты чудилось, что он попал в сказку, и вот-вот произойдет нечто невероятное и дивно прекрасное.

Упав на землю, снежинки сразу превращались в серую грязь. Но перед этим, они — большие, ленивые, — на несколько мгновений зависали в воздухе, кружась и переливаясь, сверкающие и мимолетные, точно мечты.

В снегу возились уличные мальчишки, такие же, как те, с которыми Кевин рос рядом — но не вместе. Нищие, оборванные, в синяках, они сдавливали мокрую жижу в маленькие плотные снаряды и с хохотом бросали друг в друга, позабыв о невзгодах и радуясь от души, так, как он никогда не умел и уже не научится — и уж в этом сложно было кого-то винить.

Кевин прокручивал в голове планы на дорогу. Надо еще зайти к мечнику на углу Каменщиков. Быть может, удастся обменять свой скромный меч на что-то получше, с доплатой — пора подыскать себе постоянное оружие. Кевин скучал по великолепному фламбергу, который бросил на полу подвала, но ведь тот никогда ему по-настоящему не принадлежал.

Заночует он уже в Клио. Там, на прославленной конной ярмарке, купит себе смирную лошаденку — обойдется дешевле, чем в столице, особенно, коли попадется краденая. Пусть довезет его до границы с Влисом, а уж там он лошадь за сколько-то да пристроит. В кавалерию с его талантами наездника лезть нечего — служба в пехоте, в грязи и пыли, как раз по нему.

Будущее расстилалось перед Кевином с доселе неведомой ясностью. Холодное и пустое, как заснеженная равнина, зато никаких сомнений и терзаний. Главное — идти вперед, пока не упадешь, чтобы уже не подняться.

И он шел, все быстрее и быстрее, торопясь оставить столицу позади. В лицо дул льдистый, свежий ветер, и, к его удивлению, клешня, так долго сжимавшая что-то глубоко в груди, постепенно ослабляла хватку. Он уже почти мог свободно дышать.