Блаженны алчущие

— Ты послушнее, чем мне говорили, шавка, — заметил Принц то ли с насмешкой, то ли с одобрением.

Грасс пожал плечами. — Мне приходилось кланяться и худшей дряни, так что мне еще одно унижение?

Фрэнк, которому дозволили распрямиться, вздохнул про себя. Было успокоительно знать, что некоторые вещи не меняются, и Кевин все еще носится со своей ненавистью, как пес с костью.

По-прежнему улыбаясь, повелитель бандитов перевел внимание на своего темнокожего подданного, и под его долгим немигающим взглядом тот словно съежился, уменьшился ростом.

— Ты слишком пуглив, Череп, пожалуй, и слишком нагл, — Повелитель бандитов закинул ногу на ногу. — Никто не мешал тебе добраться до Грасса наверху, но ты этого не сделал. А теперь заявляешь права на добычу, которую завалил кто-то другой.

— Мы — не добыча, — напомнил Фрэнк, стараясь говорить как можно спокойнее. — Мы пришли сюда сами, чтобы вести с тобой переговоры.

Теперь неистовые глаза пронзали насквозь его самого. — Вы пришли, потому что вас позвал я, а вы были достаточно глупы, чтобы послушаться.

Надо сохранять самообладание, напомнил себе Фрэнк, прикусив губу. Речь не только о его жизни, но и о жизни Кевина, и, что важнее всего, о раскрытии заговора против правящей семьи. Против Филипа и Денизы…

— У нас остались в заложниках твои люди…

— Крамарен, Дросс, Жупел и Хлад, — равнодушно перечислил повелитель бандитов. — Доверенные лица бывшего Принца, доставшиеся мне в наследство. Спелись за моей спиной, чтобы сменить меня на кого-то поудобней. Я мог бы велеть перерезать им глотки, но умереть на виселице куда почетнее для честного человека.

Толпа заволновалась, зашумела и выплюнула из себя двоих разъяренных мужчин.

— Эй, что ты несешь, Принц? Наш Крамарен… — возмущенно начал первый. Второй ничего не сказал — положил ему руку на плечо, а потом ударил в спину ножом. Подвел, пошатнувшегося, к берегу озера. Толкнул.

Раненый упал в черную гладь, вспенив ее лихорадочным биением рук и ног — но ненадолго. Нечто бледное мелькнуло змеисто под рябью вод, потянулось к нему — и человек исчез, как не было, оставив после себя лишь небольшую воронку. Потом разгладилась и она. Вода снова блестела маслянисто и равнодушно…

Это еще что за тварь?!

Принц поднялся со своего причудливого стула, зыркнул по сторонам. Даже сойдя с возвышения, он мог смотреть на большинство собравшихся сверху-вниз.

— Есть еще вопросы? — громко спросил у притихших подданных.

При любом другом дворе, тишина длилась бы и длилась, но здесь смельчак нашелся быстро.

— Когда уже начнут раздавать выпивку? — выкрикнул кто-то. — Глотка ссохлась к чертям.

Толпа ответила гулом одобрения, а Принц — тремя хлопками в ладоши.

Тотчас по залу загремела грубая, примитивная мелодия. Фрэнк не раз слышал ее на улицах города, она неслась от костров нищих, из грязных притонов, из гущи празднично-пьяной толпы, непризнанный гимн города и его отбросов.

— Тутуту-ТУТУ, тутутуту-ТУТУ…

Издевательски скрипели дуделки, хлопали трещотки, пищали флейты. К ним присоединились высокие голоса скрипок, пониже — альтов, густой рокот барабанов, и вот уже музыка течет полноводной рекой. Один и тот же простой мотив повторялся на разные лады, усложняясь, обретая глубину, эхом отдавался от стен, перерастая в целую симфонию звука, мощную, грозную. А над всем этим — прекрасное чистое сопрано, что выводило слова, полные непристойностей и богохульства, призывая гибель на головы лордов и принцев, пастырей и богачей. Не пустые проклятия — призыв к бунту, и было в этой музыке что-то, от чего мороз пробегал по коже.

Принц Воров приблизился к своим пленным. Его камзол был расшит золотом и крадеными драгоценностями, на груди блестела толстая золотая цепь, золотая диадема, исполнявшая роль короны, вспыхивала рубинами и алмазами. От Принца убийственно несло горячим потом.

— Злюка, Тюфяк, — окликнул он. — Угостите наших гостей. Никто не скажет, что Принц Воров морит людей голодом — есть ли что-то мерзее этого?

Тогда живое сидение распалось, а двое, составлявшие его, поползли к столу, как два странных серых червя. Фрэнку было не до угощения. Значит, он все же привел друга в смертельную ловушку. — Вы дали нам слово, что мы будем в безопасности.

Голубые глаза сверкнули, как лед на солнце. — Что-то не припомню, чтобы обещал вам, двум шавкам, хоть что-то. Вашему капитану, Роули, — это да. А обещал я ему, щеночек, — В грудь Фрэнку ткнул толстый палец с грязным обкусанным ногтем, совсем непохожий на палец настоящего принца. — Что от тебя даже косточек не останется.

IV.

— Что?!

— Ты глухой? Мы с твоим Кэпом договорились, что поможем друг другу, — Принцу Воров этот разговор доставлял явное удовольствие — полубезумная ухмылка не сходила с изуродованного лица. — Я избавляю его от тебя, а он меня — от лишних людей. Метод — на мое усмотрение. После мы с ним проворачиваем эту штуку с поимкой андаргийца и делим денежки Картморов. Прирезать Ищейку я, сам понимаешь, всегда рад, поэтому особо уговаривать не пришлось.

— Ты врешь! — Фрэнк надеялся, что его взгляд выражает все презрение, которое он ощущал к этому клеветнику.

— Я так и знал, — буркнул Грасс.

Фрэнк обернулся к нему, пораженный. — Кевин, этот бандит просто пытается опорочить нашего капитана. Неужто ты ему поверил?

— Этого бандита я знать не знаю, зато с Роули знаком давно — и мне отлично известно, что он за мразь. То, что говорит этот Паяц Воров, я подозревал с самого начала. Вы б меня все равно не послушали, а жаль — прожили б дольше.

— Но почему? Зачем?! — Такая невероятная подлость не укладывалась в голове.

Грасс пожал плечами. — Что он вас ненавидит, было дураку понятно с самого начала. Недаром восхвалял вас со столь преувеличенным жаром, что не будь вы добродушнейшим и наивнейшим из ягнят, в отряде вас бы живо невзлюбили. Причина ненависти тоже ясна: Роули сразу понял, что ваш дружок планирует посадить своего ставленника на его место. Ну, и решил действовать на опережение.

"Набирайся опыта", сказал ему Филип. "А потом…" Фрэнк пропустил слова друга мимо ушей — пройдут годы прежде, чем он будет готов возглавить отряд Ищеек, если такое время вообще когда-либо наступит. Но для Капитана, коли он догадывался о планах Филипа, все было куда серьезнее…

Пока Фрэнк, в тупом оцепенении, пытался переварить несъедобное известие, вокруг грохотало торжество. На дне умели веселиться: бандиты пускались в пляс с таким неистовством, словно уже метались в петле, хмельное лилось рекой. Если на приеме у Бэзила Картмора вино разливали полуобнаженные женщины, то здесь девицы с кувшинами бегали, в чем мать родила.

Блестящее собрание развлекали уличные артисты: скакали, кувыркались, показывали фокусы, но никто не мог затмить попрошаек и представление, что они устроили. Здоровые на вид мужчины и женщины, превращались, падая на землю, в людей-крабов, людей-гусениц. Руки-ноги исчезали, сменяясь уродливыми культями, лица обрастали гнойными ранами, наростами, пятнами ожогов. Преображение стремительное и почти невероятное. Подлинные калеки и уроды не отставали от фальшивых. С ловкостью, поражающей воображение, эти человеческие обрубки взобрались один на другого, образовав высокую пирамиду. На самую вершину залез крошка-карл — и запрыгал там, переворачиваясь в воздухе…

Безумие… Мир окончательно чокнулся, сошел с оси. Принцем в нем величали грязного бандита, а человек, называвший себя командиром Ищеек, предал своих людей их заклятым врагам…

Эта мысль жгла. Видно, что-то с Фрэнком не то, раз уже второй раз его пытается убить кто-то из собственных соратников. В первый раз его спас Грасс, а кто спасет теперь их обоих?..

Из оцепенения вывело возвращение Злюки и Тюфяка. Две унылые бескровные тени замерли перед ними, одна с чашей в руках, другая — с блюдом, полным фруктов. Смазанные черты и одинаковые пропыленные одежды, похожие на робы пастырей, делали этих двоих почти близнецами. О прожитых годах говорили морщины на дряблой коже, о пережитых страданиях — зажившие шрамы там, где когда-то были глаза. Фрэнк содрогнулся.