Блаженны алчущие

На поясе брата не висел меч — оружие "Очаровательным", как они себя называли, заменяли веера. Веер Бэзила был настоящим произведением искусства из перламутра и драгоценных камней, и обмахивался он им с безупречным изяществом.

Уж не принял ли братец что-то? Само по себе это не составляло скандала — не он один, а к концу вечера многие осушат столько бокалов, что начнут шататься и падать. Но Филип не сомневался, что Бэзил собирается что-то устроить, а это ему слишком хорошо удавалось и во вменяемом состоянии. По походке братца, как всегда легкой и порхающей, ничего не поймешь — грация не изменяла тому до последнего.

Филип попытался заговорить с ним, но брат даже не смотрел в его сторону, а окружавшие Бэзила придурки нарочно путались под ногами, не давая подойти ближе.

Музыканты продолжали играть, и свита Бэзила, рассеявшись по залу, приняла участие в танцах. Две ночные бабочки кружились по полу, обнявшись, усатая "леди" потащила танцевать престарелого, высохшего лорда Фалина, который пытался испуганно протестовать, а полуголый флейтист, игрок на лютне и человек в маске медведя пустились в такой дикий пляс, какого, должно быть, не видали и в преисподней.

Высокий молодой мужчина, которого Филип уже встречал на вечерах у Бэзила, смуглый, светловолосый, с нахальной улыбкой, попытался похитить даму высокородного Симона Каннервала. Вклинился меж партнерами по танцу, когда пришел момент им приблизиться друг к другу, и прикоснулся к пальцам леди, заглянул ей в глаза, вместо Каннервала. Леди восприняла это на удивление спокойно, продолжая, как ни в чем не бывало, исполнять фигуры бранля, а вот Симон, оправившись от изумления, схватился за оружие. События приняли бы опасный оборот, если бы оказавшаяся поблизости усатая леди не бросилась Каннервалу на шею и не потеряла сознание в его объятиях — надо полагать, притворно.

Бэзил стоял в живописной позе, слегка выставив вперед правую ногу, и, обмахиваясь веером, невозмутимо наблюдал за хаосом, виновником которого являлся.

Внезапно одна из бэзиловских потаскушек уселась на пол с жалобными воплями. — Рожаю! Помогите, рожаю! — У нее был огромный живот, какой бывает у женщин на последнем месяце беременности. Еще раньше Филип заметил, что она держится за него, как и то, что живот как-то странно дергался, периодически меняя форму и положение.

Когда несколько удивленных гостей приблизились к женщине, она приподняла юбку, засунула под нее руку — и меж ее ног хлынул поток крольчат. Маленькие, прыгучие, они в панике скакали куда глаза глядят и моментально рассыпались среди гостей.

Где-нибудь в княжествах Влиса выходка Бэзила и его компании, должно быть, показалась бы верхом изящества и остроумия, но мраморные полы зала Роз все же не предназначались для животных. Многие гости были скандализованы, или старались казаться таковыми, две-три леди сочли себя обязанными завизжать, увидев бегущих к ним невинных тварей Божьих, а леди Даннэй, под юбку которой забежал крольчонок, громко призывала на помощь. Стоявший поблизости не в меру услужливый кавалер попробовал извлечь малыша наружу, за что получил чувствительный удар от возмущенного лорда Даннэя.

Филип поискал глазами Мирме — главное, чтобы не оскорбилась она. Леди-посланница прикрывала лицо веером, но по вздрагивающим плечам было видно, что она смеется.

По залу разнесся лающий хохот дяди Оскара, да и сам Филип кусал губы, пытаясь сдержать невольный смех. Неужели он только что жаловался Денизе на скуку! Жаль, это представление может иметь дурные последствия — в первую очередь, для самого Бэзила. Торжественный прием в честь посла дружественной державы должен проходить по освященному традициями протоколу. И если на чувство юмора Мирме можно было смело рассчитывать — кто вообще знает, что они вытворяют на приемах в своем Ву’умзене! — то у отца оно отсутствовало напрочь.

В этот драматический момент на высоте оказалась Дениза.

— Прошу вашего внимания, господа! — Она похлопала по ладони сложенными пальцами, и, сняв с руки кольцо, подняла его в воздух, демонстрируя всем. — В этом кольце — алмаз редкого золотистого оттенка. Камень этот подарил моему отцу один восточный мудрец, прибавив, что он приносит владельцу удачу и богатство. Я предлагаю кольцо и танец со мною в качестве приза тому, кто поймает больше всего кроликов.

Филип не мог не восхититься маневром жены. Она апеллировала к качествам, равно присущим как черни, так и аристократам столицы — жадности и любви к простым развлечениям. Петушиные бои, публичные казни, травля медведей пользовались в Сюляпарре непреходящей популярностью, и теперь многие разнаряженные господа и дамы с энтузиазмом занялись отлавливанием ушастых, пока остальные оживленно ставили пари, кто же выйдет победителем. Даже Мирме поймала крольчонка, пробегавшего мимо, схватив его со стремительностью пантеры.

В итоге, чемпионом по ловле стал Мортимер Хаген, глава торгового дома Хаген, ловкий и жадный, как все купцы. Одно удовольствие было наблюдать, как он носится за крольчатами — черные глазки горят, брюшко трясется — цепко ловит их толстыми пальцами и опускает в сложенный мешком бархатный плащ. Ему помогали четверо его взрослых детей, такие же черноволосые, круглощекие и расторопные, как родитель, и вскоре Хаген гордо направился к Денизе за призом, благоухая кроличьей мочой.

Филип решил поддержать жену и поспешил к ней, чтобы встретить чемпиона вдвоем. — Поздравляю вас с заслуженной победой. Мы, разумеется, будем счастливы подарить вам новый плащ. Но я уверен, господин Хаген, вы простите мою супругу, если она подарит вам танец на следующем балу, где мы будем иметь удовольствие встретиться с вами. Он жестом подозвал слугу, и тот унес плащ-мешок из зала.

Мортимер Хаген расхохотался. — Только если ваша супруга позволит мне при новой встрече принести ей в дар перстень взамен того, что я у нее похищаю, — сказал он, немного отдышавшись. — Этим вы доставите мне огромную радость.

— Уверена, вы проявите в выборе такой же вкус, как в отделке вашего восхитительного особняка, — с милостивой улыбкой откликнулась Дениза. — И ваш подарок поразит нас красотой.

— Но нет так поразит, как это удалось вашему уважаемому брату, лорд Филип, а? — Хаген снова расхохотался. — Это было нечто невероятное. Так и задумывалось, или он проявил инициативу? Любопытно, что думает по этому поводу Его милость лорд Томас!

— Сейчас мы это узнаем… — пробормотал Филип. И хотя упрекнуть себя ни в чем не мог, ему стало не по себе.

Отец шел к ним, и он был уже близко. Взгляд неотрывно нацелен на Бэзила, словно тот — единственный человек в зале. На публике лорд Томас всегда сохранял видимость спокойствия, но Филип неплохо представлял, что должен чувствовать отец. Не хватало только, чтобы он сорвался на людях — этого отец себе никогда не простил бы. Ни себе, ни Бэзилу.

Гости ждали, затаив дыхание…

И опять Дениза придумала, как отсрочить грозу. Она подозвала к себе церемониймейстера, шепнула ему пару слов, и он громко объявил следующий танец:

— Вольта!

Темп музыки ускорился, кавалеры вели дам танцевать.

Дениза поманила к себе Бэзила движением веера. Когда он поприветствовал ее, она протянула ему руку для поцелуя и произнесла: — Вы все же появились, дорогой брат! Впрочем, я знала, что вы придете, ведь я обещала вам танец.

Бэзил уловил намек, и, предложив Денизе руку, повел ее в конец выстраивавшейся линии.

Дерзкая, веселая, скандальная, вольта была любимым танцем Филипа. В ней ему нравилось именно то, за что на ее ополчались моралисты — близость лица партнерши, ее тела, прикосновение женской ручки к плечу, возможность обнять даму за талию, а если наблюдаешь за танцем со стороны — увидеть хорошенькие ножки леди, взлетающих в воздух с помощью кавалеров.

В другое время он любовался бы отточенными движениями брата с восхищением, граничащим с завистью. Талант и ежедневные занятия сделали из Бэзила выдающегося танцора. Фехтуй он на половину так хорошо, как выделывал па, и у дяди Оскара был бы достойный преемник.