Страница 14 из 16
— Если тебя это так успокоит, то уже вполне полноценное мое личное проклятие.
— Спасибо, — она смахнула с лица слезы, заулыбалась.
Марк засмеялся, покрыл её лицо короткими быстрыми поцелуями.
— Я присмотрю за тобой, не переживай.
— Посади какие-нибудь красивые цветы на моей могиле.
— Репейник.
15
Электронное письмо было следующего содержания:
«Дорогой Марк Генрихович!
Я сделаю это завтра, в четверг, в 19.00.
Что будет дальше — это совершенно неважно, мой дорогой убивец.
Я хочу сказать, что наше маленькое приключение было забавным, и вы порядком скрасили мое посмертное существование.
Это было мило, спасибо.
Если у нас не получится — не расстраивайтесь очень уж сильно.
В конце концов, я всего лишь какая-то ошибка, и все должно было закончиться уже давно. В тот самый день, когда я решила покурить под мостом.
Целую вас по-французски, и заведите себе уже настоящую, живую женщину.
Вы еще тот горячий пирожочек».
— Она сумасшедшая, — сказал Марк Бисмарку. — Горячий пирожочек, как тебе это?
Он смотрел, как двигается стрелка часов.
Еще два часа — и это мир станет таким же пустым, как раньше.
И то, что будет дальше — было самым важным на свете.
Марк взял зонт и отправился в больницу.
Ваня Соловьев был его одноклассником, и пришлось напеть ему про романтический интерес к Кристине Ивановой.
— Ого, — сказал Ваня. — На молоденьких потянуло?
Но тут же заткнулся и перешел на серьезный тон.
— Мы вообще-то никому, кроме родственников информации не даем, но Иванова из района, её родным неудобно часто приезжать в город. Ну ты и сам знаешь, что она живет совершенно одна… И она очень поздно обратилась за помощью, пыталась сдать квартальный отчет, эти сумасшедшие бухгалтеры! Эпилептические припадки уже начались, какие уж тут отчеты. В итоге болезнь уже слишком далеко зашла. Клиника стремительная. Мы сразу начали иммуномодулирующую терапию, но пока не добились положительной динамики. Марк, я боюсь, что прогнозы не утешительны.
— Я могу её видеть?
Соловьев нервно дернул плечом.
— Ладно, — неохотно сказал он, — но она тебя вряд ли узнает. У неё деменция, нарушения речи и гиперсомния. Скорее всего, сейчас она спит. Ты уверен, что?..
Без пятнадцати семь.
— Конечно, — сказал Марк.
Кристина Иванова, действительно, спала.
Бледное круглое лицо, покрытое веснушками, резко контрастирующими с бледностью кожи. Широкий нос, обкусанные губы, спутанные не слишком чистые волосы, непроизвольно подрагивающие пальцы рук, поверхностное рваное дыхание.
Марку показалось, что близкая смерть уже нанесла свои отметины, обветрив губы белым налетом, а вокруг глаз, наоборот, нарисовав темноты.
Теплый лучик скользнул по рукаву Марка, добрался до его плеча, на минутку задержался возле его шеи, согрел щеку. Он попытался ухватиться за этот лучик, погладить его, приласкать, но тот растворился сквозь пальцы и перебрался на Кристину.
Устроился на её груди, пока, медленно бледнея, не исчез.
Марк сглотнул.
Страх разъедал его, как соляная кислота.
Он взял подергивающуюся руку Кристины и прижался к ней лбом.
Ведь даже неизвестно было, где на самом деле была Варвара.
В ту ночь Ивановой стало хуже, и началась агония. Воспалительный процесс охватил ствол её мозга, и болезнь приняла новую, поставившую врачей в тупик, фазу.
Пациентку перевели в реанимацию, и Марку вход туда был закрыт. Он только получал сухие сводки: хуже, еще хуже, совсем плохо.
— У неё такие симптомы, словно мозг отторгает инородное тело. Так бывает после трансплантации, — сказал Соловьев. — Ничего не понимаю.
Пока медики собирали консилиумы, увлеченные необычными открытиями о довольно редкой болезни, Марк много гулял с Бисмарком. Он взял отпуск, не в силах думать о работе.
Сходил в оперу, и пение Гренландии Брик едва не довело его до слез.
После выступления они с оперной дивой отправились в бар, где грустно и задумчиво пили в молчании.
Утром позвонил Соловьев.
— Ты знаешь, — удивленно сказал он, — воспаление сходит на нет. И я еще не вполне уверен, но кажется, что нейронные связи восстанавливаются. Терапия действует! Я напишу об этом диссертацию…
Марк не стал говорить о том, что он бы не стал рассчитывать на прорыв в лечении энцефалитов. Ему просто не подчинялись голосовые связки.
Он без всяких сил опустил трубку и зарылся лицом в шерсть Бисмарка.
16
Кристину Иванову перевели из палаты интенсивной терапии через неделю.
Она была в сознании, когда Марк навестил её, но её рассудок все еще не подчинялся ей.
— Капает, — губы едва шевелились, а речь была крайне невнятной.
— Привет. Я Марк. Я твой друг.
Кристина обвела его мутным, рассеянным взглядом. Она часто облизывала губы и никак не могла сфокусироваться на его лице.
— Друг? — переспросила она.
— Марк. Друг, — твердо повторил он, взяв её за руку.
Она не пыталась её отдернуть, увлеченная рисунком на занавесках.
Ладонь была холодной и влажной, как у лягушки.
— Капает, — повторила она настойчиво.
Видимо, капельница её раздражала.
— Это пройдет, — утешил её Марк.
Кристина снова попыталась посмотреть на него.
— Нос, — сказала она.
— Правильно. Марк.
Он склонился над ней, удерживая её лицо за подбородок. В глубине невыразительных серых глаз что-то переливалось, похожее на мерцание капли бензина в луже.
От облегчения Марк ощутил такую слабость, что едва не прилег на больничную койку вместе с Кристиной.
— Ну ладно, — сказал он, прикасаясь губами к её лбу. — Я вытащу тебя.
— Нос?
— Марк.
Главное, чтобы родственники Ивановой не выгнали его вон.
— Реабилитация может занять долгие месяцы, — сообщил Соловьев двум приехавшим из района тетушкам.
Марк, на правах романтической привязанности, слушал тоже.
Повезло, что обошлось без мужа и двоих детей.
Что бы они тогда с Варварой делали?
— Болезнь нарушила когнитивные, поведенческие, социальные, эмоциональные навыки.
Тетушки слушали врача с ужасом и ничего не понимали.
— Кристине нужно учиться всему заново: разговаривать, слушать, есть, принимать душ, — перешел на русский язык Соловьев. — Здесь необходима не только работа специалистов-реабилитологов, но и поддержка семьи. Благоприятная обстановка, привычное окружение, физиотерапия.
— Но мы живем в деревне, — сказала одна тетушка.
— У нас корова, — сказала другая.
— Где мне поставить раскладушку? — спросил Марк.
— Но вы мужчина.
— И мы вас не знаем.
— У вас корова, — напомнил Марк. — Не волнуйтесь, я обо всем позабочусь.
Так Кристина Иванова оказалась в его полном распоряжении.
— Кто ты? — спросила она несколькими днями позже.
Чистые волосы пушились вокруг её лица, и веснушки двигались, когда она разговаривала или хмурилась.
Марк, который в этот момент натягивал на неё ноги носки, вскинул голову, пытаясь понять, последует ли за этим вопросом вспышка гнева.
— Я Марк, — спокойно ответил он.
— Кто ты? — повторила она отчетливо.
— Душегуб и убивец, — вздохнул он.
Она сдвинула рыжие густые брови, пытаясь сосредоточиться. Подняла свои подрагивающие руки, разглядывая их.
— Я не знаю тебя, — сказала Кристина возмущенно.
— У нас с тобой полно времени, чтобы познакомиться, — утешил он её.
— Жужжит, — пожаловала она, поднимая руки к голове. Марк перехватил её за запястья прежде, чем она начала дергать себя за волосы.