Казань

– А как вы бежали, коли вас в казармах держать решено было? – спросил я.

– А нас отрядили растаскивать развалины погорелого губернаторского дома. По слухам там казна у губернатора в подвале большая запрятанная и тот хотел, стало быть, до подпола своего быстрее добраться. Приказал денно и ношно растаскивать. Ну и растаскивали, правда не спеша.

Солдаты в строю заухмылялись… Да, велика сила саботажа.

– А ближе к рассвету мы урядника нашего повязали, кляп ему в рот воткнули да спрятали в сарае, и к стенам отправились. Прямо строем и пошли. По нахалке на стену поднялись, дескать, на подмогу. Нас и не остановил никто. Но ежели бы попытались, то мы в ножи взяли бы. Слава Господу – перекрестился капрал – Не допустил. Так что часовых мы тоже связали. А как со стены спускаться глядь, а веревки то и мало уже. Вот пришлось ремнями да кушаками наращивать.

Развел руками старый солдат. Я одобрительно покивал и зычно объявил:

– За службу и за верность мне отблагодарю, как положено. А пока мыться и отсыпаться. – И повернувшись к Почиталину. – Определи этих солдат на отдых, а потом приведешь на присягу. Каждого из этих молодцов ставь капралами в новый полк, а самого фельдфебеля повышай до офицера. Грамотный?

Усатый закряхтел.

– Буквицы знаю, считаю також добре, но читаю худо…

– Ништо, в полковой школе подучат.

После этой встрече я получил доклады о всеобщей готовности к обстрелу и приказал начинать. Мысль еще раз послать парламентера я, после беседы с солдатиками, оставил. Бестолку это. Только время терять.

В небо взвилась дымная сигнальная ракета. И мои инвенции тут были ни при чем. Сигнальные ракеты были приняты на вооружение еще Петром первым и в арсеналах Казани нашлись в приличном количестве.

Через некоторое время после сигнала, у подножия Геогиевской башни, за которой я наблюдал с колокольни одноименной церкви, начал подниматься дым. Через двадцать минут он достиг такой плотности что я почти перестал различать ее контуры. Видно было только шатровую крышу.

В это же время, упряжные волокуши быстро дотащили минометные установки до заранее размеченных колышками позиций под стенами церкви и встали рядком. Лошадей отцепили и тут же, рысью, отогнали в тыл. Из церкви к пушкам потащили самопальные смоляные мины. Артиллеристы еще закладывали пороховой заряд в ствол, а подносчики, не дожидаясь их, уже запалили свои снаряды. В стволы единорогов боеприпас засовывали уже горящим.

"Рискуют, черти! – подумал я – Но так действительно быстрее. Да и смола хоть чуток разогреется перед выстрелом".

Дождавшись, пока заряжающие отбегут назад, за орудия, артиллеристы дали почти дружный залп. Угол установки у каждого единорога был свой, чтобы накрывать обстрелом всю предназначенную зону, от Георгиевской до Зачатьевской башни. Поэтому шесть пылающих факелов, пробив дымовую завесу, взлетели в небо по разным траекториям.

Скорость их полета была столь низкой, что за ними можно было спокойно наблюдать. Видно было, что мины в основном летят головой вперед, описывая своей деревянной ножкой коническую фигуру, что делало их похожими на огромный воланчик. Огненный воланчик. На нисходящей части траектории пламя усилилось настолько, что снаряды выглядели уже как кометы.

За дымом было не видно, куда они упали и какой эффект произвели. Но судя по беспорядочной стрельбе со стен, мое новое оружие произвело впечатление.

А в это время уже заряжалась вторая очередь мин.

На третьем залпе видел случайное попадание в шатер башни. Бочку при ударе разнесло, но часть горящей смолы налипла на кровлю и теперь принялась разжигать сухую и потрескавшуюся от времени древесину. Ответного огня со стороны ослепленной башни я так и не дождался. Видимо артиллеристам было трудно что-то делать в удушающем серном дыму.

– Царь-батюшка – ко мне на площадку поднялся Почиталин – Тама попы нижегородские пришли, до тебя просятся.

– Чего хотят?

– Милости к людишкам в кремле. Тама же сам архиепископ Антоний заперся со губернатором.

Черт! И что теперь делать? А ничего. Заднюю скорость не включишь – в армии не поймут. Пути назад у меня нет.

– Пущай идут по домам, не до них сейчас – я махнул рукой Ване и вернулся к наблюдению за обстрелом.

Еще полчаса я наблюдал за работой артиллеристов. Всего минометчики должны были произвести сорок залпов и столько же со второй позиции. Не все получилось идеально. Дважды мины ломались при выстреле. Полубочка отрывалась от бревна и, разбрызгивая капли горящей смолы, весело укатывалась куда то вперед в ров перед стеной.

Ответный огонь со стен усилился. Били, судя по всему мортирами наугад в район церкви. Пора было ретироваться. Мне здесь делать было нечего, а нервировать охрану не стоило. Я и мои сопровождающие, по заблаговременно отрытой траншее, быстро дошли от церкви до ближайших целых домов. Там я сел на Победителя и поскакал по улочкам нижегородской слободы к месту размещения штаба на Ильинской горе.

В городе было суетно. Местное городское самоуправление всерьез восприняло предупреждение о возможности пожара и занялось подготовкой. По дворам развозили на телегах наполненные бочки с водой и забирались пустые. На крышах были видны подростки, которые там оказались явно не для озорства. Среди обывателей мелькали и группы солдат с баграми.

Завидев меня народ бросал свои занятия, кланялся, бухался на колени и вразнобой приветствовал. Я кивал и старательно делал важное лицо. Таким макаром, не спеша, мы добрались до Ильинской горы минут за сорок. И первое что я увидел, был поднятый без моего дозволения шар.

Сначала его я планировал запустить рядом с церковью Ильи Пророка, прикрываясь большим каменным зданием на стадии подготовки полета. Но мои военачальники убедили меня, что дистанция в сто двадцать саженей слишком мала. В крепости может найтись нарезное оружие или дальнобойные затинные пищали, а также умельцы из них стрелять. Тем более что шар – мишень большая, а пули могут вызвать разрыв оболочки с закономерным быстрым падением аэростата на землю. Поэтому шар решено было поднимать от Успенской церкви, что стояла вдвое дальше от стен. И вот теперь большой пузырь со скорбным ликом Христа, вышитым еще оренбургскими и казанскими дворянками Харловой, колыхался на привязи и без меня. И кто же сидел в корзине?? Я скрипнул зубами от ярости.

Проехав церковные врата, спрыгнул с коня и пошел к группе солдат отвечающей за обслуживание шара.

– Это кого вы подняли? – грозно спросил я, тыкая рукой в небо и глядя на вытянувшихся во фрунт солдат.

– Ваше императорское величество – вытянулся урядник из казаков – Ваш придворный художник сказал что вы велели его поднять. Дабы он мог запечатлеть обстрел крепости.

Отрапортовав, урядник, выпучил на меня глаза в верноподданническом усердии. Я хлестнул нагайкой стену дома. Вот ведь сукин сын этот Неплюйвода! Накануне я действительно согласился с тем, что запечатлеть панораму обстрела крепости с неба – это будет прямо “Гибель Помпеи”. Шедевр – на все времена. Такого ведь никто еще не рисовал. Но это не означало, что моим именем можно отдавать команды солдатам. Кажется кого то ждет болезненный воспитательный процесс.

– Опускайте. – махнул я рукой. И повернулся к подходящему хмурому Подурову.

– Ну как все отстрелялись? Все ладно?

Я имел в виду вторую артиллерийскую позицию в нижнем городке. Подуров поморщился:

– Не совсем, государь. Под самый конец одно орудие разорвало при выстреле. Убит наповал пушкарь, двоих тяжело поранило. Чумакова обожгло смолой – его чичас Максимов с дочкой пользуют.

– Сильно обожгло?

– Не – генерал махнул рукой – Руку и щеку. Остатки бомб дорастреляли как и было уговорено.

Я тяжело вздохнул. Именно этого я больше всего и боялся. Думал я про риск разрыва стволов. Все же не штатный пудовый снаряд, а почти пятипудовый выстреливать пришлось. И заряд особо не уменьшишь, иначе не долетит до цели. Но Чумаков меня убедил, что пушки выдержат и, что их при приемке с двойным зарядом проверяют. Видимо или не все проверяют, как у нас это в стране водится, или усталость металла сказалась. Все таки чугун не столь пластичен как бронза, склонен к старению.