Данте. Преступление света

— Замечательный, но ненужный механизм? Вряд ли из-за него убили бы столько народа!

Мастер поднял на поэта удивленный взгляд, но Данте не дал ему пуститься в расспросы.

— Попробуйте догадаться, для чего он предназначен. Вы даже представить себе не можете, как это важно!

— Дайте мне еще времени!

— Времени-то у нас меньше всего… — пробормотал Данте.

Механик вновь погрузился в изучение механизма, а поэт огляделся по сторонам.

В углу притаился Амид. Он тихо сидел на коврике и беззвучно молился. Поэт присел на ящик у верстака, положил на руки подбородок и стал наблюдать за юношей.

Данте знал, что сарацины во время молитвы поворачиваются лицом к Мекке, но вид молодого человека, уткнувшегося лицом в глухую стенку и шептавшего одними губами непонятные заклинания показался поэту до крайности нелепым.

Казалось, молодой раб почувствовал его усмешку, прервал молитву и злобно покосился на Данте.

— Расскажи мне о вашем рае, язычник. Что об этом пишут в ваших книгах? — спросил его поэт. — И не обижайся на меня за то, что я прервал твою молитву.

Данте действительно немного пожалел о том, что помешал Амиду, но тут же раздраженно напомнил себе о том, что слова язычника все равно улетали в пустоту.

— Поднявшись на седьмое небо, Пророк на крыльях волшебного крылатого коня Бурака вознесся в чертоги всемогущего и всемилостивейшего Аллаха, который раскрыл перед ним тайны всех вещей.

— И что это были за тайны?

— Аллах запечатал уста Пророка печатью молчания. Больше никто не должен об этом знать.

— Ну конечно же! А все потому, что твой «пророк» ничего не видел. С какой стати Богу рассказывать свои тайны какому-то язычнику. Вознестись к свету вообще можно лишь в искупление людских грехов и как предупреждение человечеству.

— Магомет — благороднейший из людей. Он первый и последний пророк. Кто же, кроме него, мог удостоиться чести посетить горнее царство и рассказать о нем?

— Господь может призвать к себе и самого жалкого грешника, если его разум способен видеть больше, чем рациональное сознание простого человека. Разум такого блаженного озарен искрой горнего огня.

— Вы говорите о себе, мессир Алигьери?

Данте раздраженно пожал плечами:

— Значит, ваш рай находится выше хрустальных сводов небес! И что же он собой представляет?

— По явившейся ему лестнице Пророк — да святится имя его! — сначала поднялся на семь небес семи планет именно в том порядке, в каком указали их положение прозорливые багдадские астрономы. Потом пророк преодолел бесплодные области мрака и света. И огненное море греха.

— В том порядке, в каком указали их положение греческие мудрецы — Аристотель и великий Птолемей, — покачав головой, поправил Амида Данте. — А области огня и тьмы, о которых ты говоришь, не колонны, на которых зиждется мироздание, а нечто, что мы узрели бы собственными глазами, если бы не опасались, что наш разум помутится от этого зрелища… Господь Бог очень далек от нас. Даже твой Авиценна[28] не смог бы сосчитать, сколько шагов нам надо пройти до его чертогов.

Молодой араб ничего не ответил, а Данте снова задумался о загадочных преступлениях. При этом перед его глазами предстало лицо математика Фабио даль Поццо. Даже математик не смог бы счесть эти шаги! Но понадобился же зачем-то математик, чтобы претворить в жизнь загадочный и недобрый замысел?..

Внезапно поэта охватила безотчетная тревога. В его голове зароились смутные предчувствия, и он бросился к двери.

Весь путь до постоялого двора Данте проделал бегом, проклиная себя за непредусмотрительность. Пожалев математика, которого пытали в тюрьме, он приказал его освободить. При этом он руководствовался не разумом, а чувством вины. Ведь Данте сам велел задержать Фабио и стал косвенным виновником его мучений. А потом поэт приказал его освободить, чтобы скорее забыть его окровавленное лицо и вывернутые суставы.

Но, может, еще не поздно? Может, математик все-таки решил немного отдохнуть, прежде чем пуститься в бегство на север?

самого постоялого двора Данте был уже не в силах бежать и медленно вошел в пустой зал на первом этаже. На лестнице тоже никого не было. Поднявшись на третий этаж к каморке Фабио даль Поццо поэт без стука открыл дверь и вошел.

В комнате никого не было. На столе лежали бумаги, испещренные геометрическими фигурами и цифрами. Потрогав пальцами чернила, Данте почувствовал, что они еще не просохли. Значит, математик только что был у себя!

Быстро просмотрев верхний лист, поэт увидел лишь заметки о склонении Венеры. Однако в углу листа он заметил какие-то красноватые пятна, словно кто-то прикасался к бумаге окровавленными пальцами. Машинально подняв голову, Данте взглянул в окно. Только что прозвучал колокол к вечерне — настало лучшее время для наблюдения за Венерой во всем ее великолепии. Про себя поэт восхитился измученным математиком, который не бросил занятий своей наукой.

Покинув комнату Фабио, Данте пошел о лестнице наверх На самом верху лестницы был люк. Данте поднял его крышку руками, высунул голову наружу и с досадой убедился в том, что на крыше башни никого нет. Однако не успел он опустить крышку люка, как внизу раздались чьи-то вопли. Предчувствуя страшное, Данте кинулся вниз, прыгая через три ступеньки.

Вопили из-за древней римской стены, где раньше начинались поля. Пройдя под аркой в стене, поэт подошел к людям, склонившимся над чем-то у подножия башни.

Тело математика лежало на камнях в луже крови.

Тут же был и хозяин постоялого двора, сразу узнавший Данте.

— Какое несчастье! — воскликнул он.

Поэт отогнал всех от трупа, чтобы лучше его разглядеть. Череп Фабио треснул, а руки и ноги были сломаны. Он явно с силой ударился оземь. Подняв голову к вершине башни, поэт подумал, что математик свалился оттуда, наблюдая за Венерой.

Но когда же это случилось? Труп был еще теплым, а Данте не слышал ни крика, ни звука его падения!..

— Как вы его нашли? — спросил он у собравшихся.

Все начали переглядываться и пожимать плечами.

Наконец вперед выступил испуганный мальчик.

— Это я его нашел, — пробормотал он. — Я шел за вином…

— Кто-нибудь видел, как он летит вниз?

На грубых лицах стоявших перед Данте людей вновь появилось тупое выражение, и поэт снова наклонился над трупом, разглядывая его сломанные конечности. Потом он осторожно перевернул мертвое тело и увидел на груди мертвеца две рваные раны. Один из ударов — несомненно, первый — умертвил Фабио даль Поццо на месте. Поэтому-то он и не закричал. Второй же удар убийца, видимо, нанес по природной свирепости. Жертва явно знала своего палача, иначе не подпустила бы его к себе.

К Данте приблизился трясущийся от страха хозяин постоялого двора.

— Кто был в башне? — поднимаясь на ноги, спросил его Данте и, не дожидаясь ответа, сам бросился туда. На первом этаже было по-прежнему пусто. Поэт вновь поднялся вверх по лестнице, заглядывая на этот раз во все комнаты. Нигде никого не было.

Хозяин бежал вслед за Данте.

— Не знаю, — бормотал он. — Кажется, никого… Я никого не заметил, но можно спросить у прислуги.

Поэт жестом приказал ему замолчать. Рассуждать было поздно, но картина преступления стала проясняться перед его внутренним взором.

Убийца приблизился к Фабио даль Поццо на крыше башни, заколол его и сбросил труп вниз. Потом он пошел вниз по лестнице, услышал шаги поднимавшегося Данте и спрятался в ближайшей комнате. Когда же труп нашли и началась суматоха, убийца скрылся, пользуясь тем, что дверь постоялого двора с места падения была не видна. Убийце повезло. И у него наверняка железные нервы…

Данте горько упрекал себя в том, что не появился на постоялом дворе раньше. А ведь ему могло хватить нескольких минут для того, чтобы предотвратить очередное убийство. При этом он с горечью подумал о том, что Фортуна от него явно отвернулась.

28

Авиценна (Ибн Сина) — арабский философ и врач (987-1037), последователь Аристотеля, истолкованного в духе неоплатонизма.