Страница 7 из 10
– Я говорила Вам, что Ваше гортанное "р" желает желать лучшего? – спросила Одинцова, шутя, Элизабет. – Всё потому, что вы недостаточно настойчивы. «Р» Элизабет произнесла по-русски, от усталости получилось похоже то ли на рычание, то ли на урчание: "р-р-р…" Все, кто стоял рядом, заулыбались, глядя на неё. Кажется, у неё был дар превращать усталость в бодрость и плохое настроение в хорошее.
– Это ничего, – сказал Игорь Одинцов, с удовольствием глядя на Элизу, и превратившийся, на какое-то время, из полковника и грозы пиратов, в мальчишку-кадета, – зато у меня «р» наступательное, а у многих оно правильное, но отступательное.
– Элиза засмеялась и бросила в него своей перчаткой. Одинцов словил её, и тоже смеясь, подал ей обратно.
В это время, на трапе, появились лейтенант фон Бём и Рязанцев. За ними, затянутые в сетки для пленных, шли три терриса, взятых Рязанцевым в плен. Павел пристегнул их контактным креплением с одной стороны к себе, с другой – к фон Бёму.
– Здравствуйте, Павел, – сказала Элизабет, помахав рукой Рязанцеву.
– Привет, принцесса, – махнул рукой Павел в ответ. – Видите, – он показал рукой в нашу сторону, – привёз Вам, что обещал.
Мне почему-то показалось, что речь обо мне. А Элизабет, которая лейтенант Сугэ, кажется, давно со всеми знакома.
– Не махайте так руками, – почему-то недовольно ответила Элизабет Павлу, – у вас же на руке крепление к «Фау-5!» Если будете так изображать мельницу – сетка порвёт Ваших пленников в куски.
– Слушаюсь, принцесса, – согласился Рязанцев, но всё равно снова дернул руками.
Русские, и в частности Рязанцев, часто называют всех подряд девушек, принцессами. Как я понимаю, это что-то вроде нашего «Mein Schatz»*. Хотя, честно говоря, Элиза того заслуживала. Она говорила, как принцесса, смотрела, как принцесса. Даже кидалась перчаткой как-то по-особенному. Я не заметил этого тогда, во время осады Фридрихсхалле. А теперь – меня это приятно удивило, но не более, чем удивило.
Потому, что…
Потому, что всё это время я молча смотрел в пространство за «Всадником». Там я увидел знакомый до боли, до мурашек по коже, до чувства, такого же сильного как любовь, силуэт корабля. Прожектор подсветки был направлен на рельефную, словно бы откованную простым молотом, надпись древним, готическим шрифтом: «Folge, wie ein Schatten»*. Там стоял МОЙ корабль. Моя «Серебряная Тень», Mein «Silber Schatten».
– Я же обещал тебе сюрприз, Франц, – сказал, уловив направление моего взгляда, Одинцов.
– Спасибо, Игорь, – тихо и растроганно сказал я. – Как я сказал, я не люблю сюрпризов. Но это – самый лучший сюрприз!
– Какие хитрые эти русские! – наигранно возмутился Патрик Гордон. Он забрался на несколько ступенек вверх по трапу, чтобы лучше всех видеть, – Кому спасибо? Капитан, дорогой наш друг Франц, это мы поставили «Тень» так, чтобы ты сразу увидел! И терассаконтеру эту, мы бахнули… Так что записана она будет на счёт твоего корабля.
Я вопросительно посмотрел на Одинцова.
– По чести сказать, – согласился Одинцов, – терассаконтера «Дева Марина» – это работа Ваших людей и Вашего корабля.
Я не люблю сюрпризов. Но сейчас сюрпризы были приятными. Надолго ли их хватит?
– Это ещё почему? – задал я от растерянности глупый вопрос.
– А кто ещё, кроме «Серебряной Тени», мог так незаметно поставить мины прямо по ходу террасаконтеры со всеми её системами обнаружения? – гордо сказал Ван Фростен, пожимая плечами. – Хотя, знаешь, Франц, команду над кораблём я уступил Элизабет.
– Почему? – ревниво спросил я Элизабет, вспоминая беседу с Головиным о том, что внезапно, есть ещё один человек кому подвластен мой корабль – Разве у Вас есть доступ к «Серебряной Тени»?
Элизабет, казалось, не слышала мой вопрос. Она сейчас смотрела на меня так, как будто я был и Навигатор Андреас, и Всадник Йорг и Воин Михаэль, все трое, в одном лице спустившиеся с небес.
– Потому, капитан, – ответила она, глядя на меня своими синими глазами, – что так хотел герцог Фридрих. – Это он приказал ещё там, в бункере Фридрихсхалле, в Кёнигсберге. Но теперь это снова Ваш корабль.
Ван Фростен кивнул. – Теперь ты снова капитан, Франц!
– Хватит, – подвёл черту Одинцов. – Хватит, а то я не выдержу и пущу слезу. Вы все на МОЁМ корабле, я самый старший по званию и вообще… – он сделал паузу. – Подчиняетесь мне, – он обвёл всех взглядом, – Господа ганзейцы, на планете десант. Вы всё равно мертвы почти для всех, кто о вас знал. Вас всех убили мои бравые «Всадники» во время безжалостного абордажа. Посему, не откажитесь помочь мне. Павел – пленных в багги и отвезите в спецбоксы. У всех остальных часа три личного времени.
Сказано было с чувством. Возразить было нечего. Но очень хотелось есть и спать. Смертельно. Непонятно, чего больше.
Но за три часа мы даже толком осмотреться не успели. Драка на планете началась почти сразу. Я успел, разве что, быстро перекусить и принять душ, чтобы хоть как-то освежиться. Зато всё это – на своём корабле. Дома.
***
Пару часов поспал, а показалось, что разбудили почти сразу.
Военный совет перед боем Одинцов проводил прямо на палубе швартового ангара судов среднего класса. Всё так и было – несколько багги поставили между «Всадником» и «Серебряной Тенью». Вокруг стояли, сидели на самих багги и прямо на земле, офицеры «Всадников» Одинцова, командир первого взвода «гиен» Гюнтер Лютьенс, и мы впятером, всё что осталось от эскорта «Тени». Полевую, автономную тактическую карту Одинцов повесил прямо на трап «Всадника».
Рядом с ним, в лёгкой форме кубанского ополчения стояли двое, с черно-оранжевыми, полосатыми, металлопластиковыми шевронами. Оба были среднего роста, и чем-то неуловимым очень похожие друг на друга. Тот, что повыше, носил усы, но не такие, как у Одинцова, а выбритые в тонкую полоску над верхней губой, его слегка вьющиеся волосы, угольно-черного цвета, были зачёсаны назад.
Второй был слегка ниже ростом, мужественно выглядящий человек, красивый такой красотой, которую Рязанцев бы назвал «лихой». Такие экземпляры сразу заставляют женщин краснеть, а у мужчин вызывают всевозможные комплексы.
– Разрешите представить тем, кто не знаком, – сказал Одинцов, – Виктор Зиньковский, – хлопнул он по плечу того незнакомца, что был повыше, – выборный командующий кубанского ополчения, и Олег Касаткин, указал он рукой в сторону «лихого красавца», сотник роты специального назначения кубанского ополчения. К нам прибыли только что с планеты.
– Можно просто Алик, – сказал Касаткин, беззастенчиво разглядывая всех, кого не знал, – Всё равно воевать вместе.
– Итак, – начал Одинцов, – с того, что было терассаконтерой «Дева Марина», на планету высадилась экспедиционная бригада «Ratoj de la dezerto»*, с тяжёлой техникой. На наличие ополчения на планете они не расчитывали, – спасибо нашему другу Ришару за вовремя подброшенную дезу. Разведка, – он кивнул на Зиньковского и Касаткина, – сообщает, что противнику удалось посадить на планету десять боевых машин типа «мачете», – это аналоги имперских «гепардов», три шагающие боевые машины управления боем типа «Торо», около четырёх тысяч человек личного состава, 10-15 тонн боеприпасов.
И «нахуэли», – добавил Касаткин.
Мне показалось, что в конце предложения Алик Касаткин зачем-то, намеренно, поставил знак вопроса. Русские засмеялись – но я не понял шутку.
– Что смешного в слове «ягуар» на лингва астека? – спросил я стоявшего рядом Рязанцева.
– Непереводимая игра слов, – улыбнулся он.
– «Нахуэль» – означает ягуар на одном из диалектов окраинных планет Альянса – зачем-то пояснил назидательно Одинцов, глядя на Касаткина.
Я заметил, что Элиза Сугэ, сидевшая на капоте одного из багги напротив карты, шутку поняла сразу – она смеялась вместе со всеми.
– Простите, моих орлов, сказал Одинцов Элизе, – это разрядка, после боя на планете, – будьте сдержаннее, сотник Касаткин.
Элиза только махнула рукой: