Гаситель

«Или от гасныка?» — снова мысли вернулись к этому непонятному слову.

Только кто бы мне еще разъяснил, что это такое. Гаснык. Гасить. За пожарного меня приняли что ли? Но это вряд ли. Они парни, конечно, суровые, другие так пить не умеют, но от них в панике не убегают, а скорее наоборот, особенно если те угощают.

Гаснык… Ну да, загасил я их, в этом они угадали, но ведь это получилось только из–за их испуга. Что же этот испуг вызвало… Я вообще половину их слов не разобрал. Вроде и украинский, похожий на наш язык, но похож, не значит аналогичный, хватает там и своих непонятных слов.

Всё так же лежа поменял магазин на полный, передернул затвор и только потом с трудом поднялся. Такое ощущение возникло, будто с патронами и хорошее самочувствие выплеснул. Снова слабость навалилась, глаза заслезились, а во рту от жажды уже вот–вот всё трескаться начнет, как земля без дождей во время засухи.

Не сводя с этой троицы взгляда, сунул находившийся на конце гибкого шланга мундштук в рот, но из–за спины в рюкзаке только шипение раздалось. Гидратор пустой оказался, даже не помню как допил всю воду.

— Фак! — вздохнул огорченно.

И тут же замолчал, заметил что у нациков на поясе фляги висят. Но прежде чем к ним подходить, как учил брат, навел автомат на тело первого и произвел контроль, второму тоже прилетело. Оба трупы, даже не дернулись. С трудом удержался чтоб не пристрелить и лысого, который метрах в двадцати от меня находился и продолжал ползти, правда уже еле–еле.

Непонятные они какие–то. Чересчур уверенные в себе, не похоже чтобы по ним апокалипсис сильно ударил. А это неправильно. Вывод один: они готовы были к нему. Но это ладно, готовы — не готовы, вопрос не в этом. Есть другой и самый главный: что они, в смысле нацики украинские, в нашем городе вообще делают? Не они ли вирус у нас выпустили?

При мысли об этом кулаки сжались так, что от боли в глазах снова прояснилось на миг. Есть о чем лысого расспросить, поэтому и удержал палец на спусковом крючке.

После произведенного контроля подошел к дохлому арбалетчику, взял у него флягу и направился к «языку»: пока тот не окочурился, нужно многое у него узнать.

Открутил колпачок у явно не пустой фляги и сразу же жадно присосался к ней. Сделав пять–шесть приличных глотков…

— Что за черт! — недоуменно уставился на нее.

Сначала по пищеводу теплом прошло, а потом в желудке прилично запекло. Но еще бы не запекло, уже сутки, можно сказать, во рту и крошки не было, а в фляге явно не вода, а что- то спиртное.

— Ну точно, — понюхал содержимое, — водкой пахнет.

Хоть и хотелось полностью флягу опустошить, но хватило ума больше не пить. Опьянею, на голодный желудок–то, а в моем состоянии это гарантированная смерть.

«Смерть!» — прострелило мыслью, после которой принялся заполошно оглядываться.

О зомби я как–то позабыл за всеми этими событиями, и только теперь услышал как они урчат. Но урчат во дворах, выбраться из которых не могут, а вот на улице пока еще никого не было. Но нужно поспешить с вопросами, пока они не появились, тем более спиртное на удивление хорошо жажду погасило. Даже дышать легче стало и в голове прояснилось чуть.

«Странно, — кинув удивленный взгляд на флягу, я прислушался к себе. — Действительно полегчало и дышать с каждым разом всё легче и легче становится».

Вопросов ощутимо прибавилось.

Лысый видимо услышал хлопки выстрелов за спиной, а потом и моё к нему приближение. Прекратил ползти, вместо этого с трудом перевернулся на спину и…

— брат! Брат, не треба! (Брат, не нужно!) — пуская кровавые пузыри на губах, торопливо шептал он. — Не стреляй, брат! Мы не хотели… Попугать просто хотели… Шутили, брат…

— Считай что шутка у вас удалась и я испугался! — Услышав что он шепчет, снова внутри бешенством полыхнуло и я еле сдержался чтоб его, как и труп Димки тогда, не отходить хорошенько ногами. Но вот когда до меня дошло, что этот полутруп еще и на русский перешел и вполне нормально на нем лопочет, уже не выдержал и, уронив флягу на землю, схватив этого нацика за пазуху, хорошенько встряхнул и прошипел ему в лицо: — Поздно ты, падла лысая, вспомнил, что народы наши братские! Почему–то всегда вы об этом начинаете вспоминать, как под задницеи начинает припекать. Твари!

Отбросил его от себя и поднявшись на ноги, отошел на пару шагов в сторону, чтоб успокоиться. Но лысый снова принялся, плюясь кровью, шептать, что они шутили и убивать не хотели. Так что с успокоиться были проблемы, а вот желание заткнуть его пулей, только возрастало с каждым его словом. Особенно бесило, что он меня братом называет.

Но пусть с трудом, всё же взял себя в руки. И то, только из–за того что заметил, у лысого уже не только кровавые пузыри, но и пока еще тоненькая струйка крови с угла рта потекла. Буду и дальше психовать, вообще ничего не узнаю. Так что заставил себя успокоиться, подошел обратно, подобрал флягу и сунув ее ему под нос, спросил:

— Это что такое?

— Живец, — прекратив причитать, ответил лысый на автомате, скосив взгляд на флягу. А потом, видимо, до него дошло о чем я спрашиваю, так как его глаза стали стремительно увеличиваться в размере от удивления, и когда они чуть ли не в два раза больше стали, он выдохнул, снова перейдя на украинский: — Св1жак?! Дшсно св! жак? Але ми ж не знали, Улей! Ми не знали! На спорядження повелися! Якщо б знали що св1жак… ти ж знаеш, Улей, ми ж свежаков не чтаемо… (Свежак?! Действительно свежак? Но мы же не знали, Улей! Мы не знали! На снаряжение повелись! Если б знали что свежак… ты же знаешь, Улей, мы же свежаков не трогаем…) — запнулся он на миг, — Вже не чтаемо. Але ти ж нас вже покарав за Ti випадки… (Уже не трогаем. Но ты же нас уже наказал за те случаи…)

Слушая всю эту бредятину, никак не мог понять, то ли лысый от потери крови сбрендил, то ли они и раньше какими–то сектантами были. Попытался его словесно прервать и о живце более подробно расспросить, но он на меня вообще не реагировал: глаза круглые, смотрит в небо и перед каким–то Улеем оправдывается.

Пришлось его снова за шкирку взять и встряхнуть хорошенько, о чем тут же пожалел, хоть и добился желаемого. Лысый вскрикнул от боли, а кровь, теперь уже не изо рта, а из–под него чуть ли не ручьём потекла.

— Где вы этот живец взяли? — спросил торопливо, пока тот не помер.

— CaMi зробили! (Сами сделали!) — еле слышно прошептал он. — Не вбивай, хлопець! Все розпов1 м. Улей вже нас покарав, що на св1жака смикнулися. Не любить вш цього. Завжди карае… (Не убивай, парень! Всё расскажу. Улей уже нас наказал, что на свежака дернулись. Не любит он этого. Всегда наказывает…).

Видя, что он снова в свой бред скатывается, прервал его:

— Не убью, Лысый! Не убью, раз вас уже ваш Улей наказал! Ты главное рассказывай! Как вы его сделали? — наклонился я к нему еще ниже, чтоб ни слова не пропустить.

— Горшка, сто грам, (Водка, сто грамм) — принялся он шептать давно заученный рецепт, — споран в нш розчинити, процщити i в вод1 все це розбавити. На твлггра води. Пити потроху… отру'ггися можна (споран в ней растворить, процедить и в воде всё это разбавить. На пол–литра воды. Пить понемногу… отравиться можно).

— Что за споран, Лысый? — чуть не взвыл я, увидев что у того глаза начинают закатываться.

— У вурдалаюв на потилищ наркт … — уже еле слышно шептал он, — у ньому cipo–зелеш виноградинки трапляються. Це спораны. Без них смерть.

«Окончательно свихнулся, — понял я, как только перевел и осознал, что он сказал. — Уже бред несёт».

Но был еще вопрос, который очень и очень сильно меня волновал.

— Меня зомби укусил — это заразно? — спросил, потому что уже не был уверен в этом. Самочувствие после живца стремительно улучшалось, уже не ощущал себя одной ногой в… не в могиле, в нее они не спешат, но вот зомбаком я, до встречи с ними, уже почти стал. И тут такое стремительное исцеление.

Хотелось бы мне верить, что перед тем как резко напрягшись, вытянувшись в струнку — помереть, этот нацик успел сказать нет. Даже не словами, говорить он уже не мог, а глазами и еле–еле заметным шевелением или даже намерением пошевелить головой из стороны в сторону.