Страница 71 из 85
Когда подошел автобус, следующий по маршруте на рынок, девушка вежливо попросила Володю оставить ее одну, и, не прощаясь, забежала в автобус и уселась на заднее сиденье. Она была довольна собой, так как считала, что освободила Володю от своей непривлекательности. Вера не любила быть кому-нибудь в тягость. Впрочем, как только автобус тронулся с места, она тут же забыла о Сашином друге и не увидела на его длинном худом лице появившегося досадное недовольства.
Папин юбилей прошел замечательно, и Вера на следующий день отправилась в институт, где в вестибюле института были вывешены списки студентов, поступивших на первый курс. В этом списке Вера нашла и свое имя, ее мечта начала сбываться! Скоро, скоро она уедет из дома!
Часть 2
Глава 1
– Отдать тебе любовь?
Этот вопрос застал врасплох не только того, кому был адресован, но и саму Веру, задавшую его. К такому беспардонному обращению девушек Шурик не привык, и от удивления он забыл все неудобства езды в кузове грузовика ГАЗ 51. Студентов набилось в дощатый кузов ГАЗ 51, как селедок в пузатую бочку. Старый совхозный грузовик, усиленно пыхтя, исправно возил студентов на совхозные поля для сбора картофеля. Мотор этой разбитой колымаги то надрывно гудел, взбираясь на пригорки, то весело посвистывал, скатываясь под горку, а то противно визжал и останавливался, уступая дорогу рыжим коровам, игнорирующих правила дорожного движения.
Ехать в кузове грузовика было весело. Первокурсников качало из стороны в сторону, как при сильном шторме, но недовольных не было. Кто-то сидел на лавках, кто-то – у кого-то на коленях, а счастливчики стояли за кабиной грузовика, чтобы почувствовать ветреный дух перемен. Хотя перевозить студентов в кузове грузовика не полагалось, но за исполнение правил безопасности отвечал руководитель студенческого отряда, поэтому шофер не переживал, уж, если и вывалится какой-нибудь студентик на дорогу, то так тому и быть.
Юноши и девушки, зачисленные на первый курс, с веселием принимали романтику новой студенческой жизни и незаметно присматривались друг к другу. Сельскохозяйственная практика воспринималась счастливчиками, поступившими в медицинский ВУЗ, как поездка на курорт, где езда по проселочным дорогам совхоза на грузовике являлась одной из обязательных курортных процедур.
– Отдай! – после короткой паузы утвердительно ответил Шурик Петров девушке, которая предлагала ему любовь по дороге на картофельное поле. Было видно, что он пребывал в некотором замешательстве, ибо в его ответе слышался двойной смысл: один – отстань, дура, и без твоей любви тошно, а второй – продолжай-продолжай, посмотрим, что из этого выйдет.
– Она в грязи… – еле слышно проговорила Вера, и ее непослушный язык сам дивился смелости хозяйки.
Теперь пауза затянулось. Шурик не знал, что отвечать ему дальше, и стоило ли, вообще, реагировать на эту сумасшедшую абитуриентку в куртке монтажника? С первых дней сельхозпрактики Шурик получил звание «хам, номер три», но никак не звание «Дон Жуан, номер первый». Парень оглянулся по сторонам, опасаясь подвоха, но всё студенческое братство одержимо пело, глотая дорожную пыль, «Наш адрес не дом и не улица! Наш адрес – Советский Союз…». Вдохновленные раздольем совхозных угодий, студенты не обращали никакого внимания ни на Шурика, ни на его соседку в белом платочке, подвязанном под подбородком.
Перегруженный пассажирами грузовик лениво пылил по полевым дорогам совхоза «Карагандинский». Картофельные поля, перерезанными прямыми линиями арыков и высокими рядами стройных тополей, казалось, не имели ни конца, ни края.
Бывают в жизни такие ситуации, которые ставят в тупик и таких крутых парней, каким считал себя Шурик. Вера этого не знала, ее чуть раскосые глаза, в который отражалось небо, мелькающая зелень лета и растерянность самого юноши, вдруг вспыхнули задорной радостью, и она уже без стеснения и страха, быть неправильно понятой, прочитала стихотворение до конца Роберта Рождественского.
– Отдай в грязи!..
– Я погадать хочу…
– Гадай.
– Еще хочу спросить…
– Спроси!..
– Допустим, постучусь…
– Впущу.
– Допустим, позову?
– Пойду.
– А если там беда?
– В беду!
– А если обману?
– Прощу!
– «Спой!» – прикажу тебе…
– Спою!
– Запри для друга дверь…
– Запру!
– Скажу тебе: убей!
– Убью.
– Скажу тебе: умри!..
– Умру.
– А если захлебнусь?
– Спасу!
– А если будет боль?
– Стерплю!
– А если вдруг – стена?
– Снесу!
– А если – узел?
– Разрублю!
– А если сто узлов?
– И сто!
– Любовь тебе отдать?
– Любовь!..
– Не будет этого!
– За что?!
– За то, что не люблю рабов.
На высоте своего поэтического апофеоза, Вера торжественно посмотрела на соседа, который никуда не делся, а по-прежнему сидел напротив нее, и она несказанно обрадовалась, потому что увидела в его взгляде «бирюзовое» любопытство. Всю оставшуюся дорогу они ехали молча, только иногда посматривая друг на друга, как бы исподтишка.
Грузовая машина остановилась на поле, по которому уже прошлась картофелекопалка, и богатый урожай картошки белел крупными клубнями на совхозных грядках. Студенты весело спрыгнули с грузовика, а Вера долго примерялась к высокому борту, потом неумело вывалилась на дорогу, по которой уходил от нее Шурик в компании с другими ребятами, и ее сердце вдруг зашлось от счастья: она была услышана родственной душой. О чем думал юноша Вера не знала, а она думала только о нем.
– Я влюбилась с первого взгляда. Это будет моя сердечная тайна, которую я сберегу, как зеницу ока. Я буду над ней чахнуть, как Кощей Бессмертный над своим несметным сокровищем. О, как прекрасно иметь на сердце такую чудесную тайну!!!
Администрация совхоза разместила будущих медиков в нежилых домах на окраине села. По приезду студентов на сельхозпрактику Вера первая забежала в самую дальнюю комнату и выбрала для себя кровать, стоящую посередке. Тумбочек на всех не хватало, поэтому студенткам предлагалось хранить свои вещи в сумках. Соседкам по комнате пришлись по душе Верина простота в общении, веселость характера и щедрость ее души, ибо делиться всем, что у нее есть, соответствовало ее коммунистическому воспитанию.
Оказалось, что Вера была самой младшей первокурсницей в комнате и самой неприспособленной к жизни в походных условиях. Содержимое ее дорожной сумки уже на третий день напоминало запутанный бельевой ком, в котором невозможно было что-либо отыскать. Такой беспорядок в вещах сильно удивлял и саму Веру, поэтому в своей сумке она рылась без свидетелей, стараясь на ощупь найти необходимую ей вещь.
С постирушками, которые устраивались студентками по субботам, Вера совсем оплошала. Стирка на природе вдохновляла ее больше на поэзию, чем на труд. Острый запах туалетного мыла, тополиная тень, журчание воды в арыке, порхание на ветру выстиранных трусиков и беленьких платочков, развешанных на ветках, будили в душе девушки ностальгию по дореволюционной жизни ее народа. Мыло смешило девушку больше всего. При намыливании оно оживало и ловко выскальзывало из ее рук, падало в траву и терялось, так что найти его было просто невозможно, а найденное мыло не стирало белье, а только его грязнило. От Вериной старательности при полоскании белья, вода из таза фонтаном разбрызгивалась во все стороны, но недовольных не было, потому что была суббота и ласково светило солнце, да, и Вера брызгалась не нарочно.
Надо сказать, что стирка у арыка в Верином исполнении больше походила на веселые приключения бабы Федоры. Таз у девушки часто опрокидывался, а белье неуклюже плюхалось в воду арыка и потом проворно уносилось течением. Вера храбро прыгала в воду и бежала, спотыкаясь, вдогонку за своими уплывающими полотенцами и платочками, приговаривая: «О, вернись мое полотенце, я тебя отстираю до дыр! А, иначе, куплю себе новое, вот обрадуется, мой Мойдодыр!»