Страница 21 из 44
Через тринадцать лет супружеской жизни Полина сообщила, что уходит от мужа, после чего Зоя будто зажила заново, имея возможность раскрыться по полной на фоне уставшей и депрессивной дочери в бракоразводный период.
Теперь у нее уже была возможность важно сказать коронное "а я говорила", облить грязью бывшего мерзавца, свекров и их приятелей, с которыми еще недавно целовалась в десна, поддерживая видимость дружбы и братства ради детей.
Зоя усиленно советовала, рекомендовала, приходила без предупреждения и настаивала на выполнении ценных указаний с последующими проверками качества и отчетностью. По выходным в обязанности дочери входил семейный ужин у мамы. Поля, будучи в затянувшейся депрессии после развода, не перечила - очень хотелось поддержки и помощи.
- Ты снова губки не накрасила? Люди в дом придут, - наставляла на путь истинный Зоя пресную и усталую Полину перед приходом гостей.
- У меня нормальные губы.
- Да, только не видно помады. Типа, ты и не ждешь никого.
- Вот и не жду, я и так уже в гостях.
- Как хочешь. Сиди себе дальше как будто в помощи нуждаешься. Женщина должна будоражить взгляд!
- Вот и будоражь себе, а мне и так нормально, - скрывать раздражение не было мочи.
- Это как минимум не культурно.
- Мама, я не красивая сама по себе?
- Красивая. Но к гостям надо готовиться.
Зоя не могла жить без косметики - выйти из дома без макияжа приравнивалось к самоубийству, а прием гостей - к неуважению к пришедшим. Вертелась у зеркала, подбирала туши, карандаши, пудры, румяна, подводки, помады и блески. Главное, поярче. Чтобы видно было на лице косметику. Даже внуку дверь открывала в помаде и прическе, словно тот оценит - уж очень хотелось быть не просто красивой, а заметной. К сожалению, между яркостью и элегантностью была непреодолимая пропасть - ярко-розовая помада, пепельный блонд на короткой стрижке, отдававший желтизной, и обтягивающие уже немолодую и давно не стройную фигуру "кофтюльки". Женщина к своим 55-ти могла позволить себе любой стиль, подобранный специалистом "за дорого", но так и не научилась баловать себя и не экономить. Единственным убежищем, где Зоя позволяла себе снимать маску, была спальня за час до сна.
Полина мазала губы гигиенической помадой, валявшейся на дне сумки, и изредка подкрашивала ресницы коричневой тушью, чтобы не бросалось в глаза.
Зоя не понимала, почему после стольких вложений, жертв и отказов себе в элементарном, ребенок получился настолько неправильным. Вроде бы все шло как надо.
Дочь раздражала мать, хотя та и гнала из головы эту мысль. Женщине вообще трудно было определиться с чувствами к родным. Вроде положено любить - значит, люблю, так ведь?
На самом деле, в глубине души женщина ненавидела Полину. Ведь это ради нее пришлось прожить такую жизнь - несчастную, ущемленную, воняющую перегаром и порванными заношенными хлопковыми трусами, ибо на новые не хватало. Но ребенку же нужна была любимая картошка-пюре, полная семья, куклы и летний отдых?
Мы ненавидим тех, ради кого делаем то, чего не хотим. Зоя помнила о шансе сделать аборт, но такой поступок был расценен как неприличный и нравственно постыдный. Правильные и хорошие женщины так не поступают. Помнить эти воспоминания о потерянной возможности было непросто, а полюбить то, чего не хотелось изначально, никак нельзя, можно лишь с годами привыкнуть. Это как мечтать о кошке, а заботиться о собаке, которую тебе без спроса подарили друзья на праздник - ни выгнать, ни привязаться. Вроде бы тоже домашний питомец, а команды не выполняет. Еще и в тапки ссыт. Проект "идеальная мать" потерпел неудачу.
Тощая, вечно сгорбленная в рваных джинсах и мальчишеском теле, которое стоило бы укутать в платье и поднять на каблуки, демонстративно несогласная с миром и раздражающе независимая от матери, непокорная и своенравная Поля, кайфующая от убогого русского рока, вышла полной противоположностью Зои. Неужели сложно выглядеть и вести себя как девочка, тем более, что есть с кого брать пример? Та и мать из нее скудная вышла, нелепая какая-то, незаботливая. Ни разу сына не спросила, что тот кушал или не болит ли живот, не замерз ли на улице, не обидел ли кто. Полину интересовало настроение сына, отношение к любимому мультяшному герою, планы и мечты на взрослую жизнь. И учить она ребенка собралась не в лучшем институте, а в каком захочет. Только недалекие матери такое видят важным для несовершеннолетнего ребенка, тем более мальчика. Зоя обнимала внука и плакала о том, как не повезло малышу с матерью.
- Возьми конфеты! - женщина начала запихивать вкусняшки в кулек с провиантом.
- Спасибо, не надо. Я на диете, Богдан такое не ест, - отмахивалась от целофана дочь, собираясь вечером домой после сабантуя. Зоя нагрузила мешки с припасами в объемах "на случай войны".
- Глупости, возьми я сказала! - со слезами на глазах женщина открывает замок сумки и кладет сладости. - За что ты так?
- Ладно, взяла, - Поле стало стыдно и горько за маму, которая от всего сердца старалась как лучше. Даже в 34 дочери полагалось быть внимательной, послушной и исполнительной, а не кони выкидывать. Продукты портились, благоухая в холодильнике гнилью, после - выбрасывались, но расстроить маму и не взять тормозок было недопустимо.
Несмотря на навязчиво-капризное поведение матери, Поля периодически намеревалась поговорить о важном. Вдруг по-человечески получится? С подругами по два часа, а чего с мамой нельзя? Вроде та всегда твердила, что ближе матери у Поли никого нет и не будет. К сожалению, эти разговоры никак не сближали. То, что было важным для младшей, старшей казалось нападением на нервы с целью разгрома: