Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 46



Юмор

Цари,        короли,                    императоры,властители                 всей земликомандовали парадами,но юмором —                    не могли.В дворцы именитых особ,все дни возлежащих выхоленно,являлся бродяга Эзоп,и нищими               они выглядели.В домах,             где ханжа наследилсвоими ногами щуплыми,всю пошлость                      Ходжа Насреддинсшибал,            как шахматы,                                 шутками.Хотели           юмор                   купить —да только               его                    не купишь!Хотели           юмор                   убить —а юмор           показывал                           кукиш!Бороться с ним —                            дело трудное.Казнили его без конца.Его голова отрубленнаякачалась на пике стрельца.Но лишь скоморошьи дудочкисвой начинали сказ,он звонко кричал:                            «Я туточки!» —и лихо пускался в пляс.В потрепанном куцем пальтишке,понурясь              и вроде каясь,преступником политическимон,    пойманный,                       шел на казнь.Всем видом покорность выказывал,готов к неземному житью,как вдруг из пальтишка выскальзывал,рукою махал,                     и тю-тю!Юмор         прятали                      в камеры,но черта с два удалось.Решетки и стены каменныеон проходил насквозь.Привык он ко взглядам сумрачным,но это ему не вредит,и сам на себя с юморомюмор порой глядитОн вечен.              Он, ловок и юрок,пройдет через все,                            через всех.Итак,        да славится юмор!Он —        мужественный человек1960

Американский соловей

В стране перлона и дакронаи ставших фетишем наукя вдруг услышал кровный-кровныйнеповторимо чистый звук.Для ветки птица – не нагрузка,и на одной из тех ветвейсидел и пел он, словно русский,американский соловей.Он пел печально и счастливо,и кто-то, буйствуя, исторгему в ответ сирени взрывы —земли проснувшийся восторг.То было в Гарварде весеннем.В нем все летело кверху дном,в смеющемся и карусельном,послеэкзаменно хмельном.Студенты пели и кутили,и всё, казалось, до основсмешалось в радужном коктейлеиз птиц, студентов и цветов.Гремел он гордо, непреложно,тот соловей, такой родной,над полуправдою и ложью,над суетливой говорней,над всеми черными делами,над миллионами анкети над акульими теламиготовых к действию ракет.А где-то, в глубине российской,такой же маленький пострел,свой клювик празднично раскрывший,его братишка русский пел.В Тамбове, Гарварде, Майамина радость сел и городовпод наливными соловьямисгибались ветви всех садов.Хлестала музыка, как вьюга,с материка на материк.Все соловьи поймут друг друга —у них везде один язык.Поют все тоньше, все нежнеев единстве трепетном своем…А мы-то, люди, неужелидруг друга так и не поймем?1960

На мосту

Б. Левинсону

Женщина с мужчиною однина мосту у сонной синей Сены —над пустынным смыслом толкотни,над огнями призрачными всеми.Где-то там сменяются правительства,кто-то произносит речи мудрые.Это им отсюда еле видится,словно Сена,                    зыбкая и смутная.Так стоят без слов,                             без целованияпод плащом прозрачным до зари,будто бы в пакете целлофановомвсей земле                подарок от земли!Дай нам бог —                      ни дома                                  и ни прибыли,ни тупой уютности в быту.Дай нам бог,                   чтоб, где с тобою ни были,мы всегда стояли на мосту.На мосту,              навеки в небо врезанном,на мосту,              чья суть всегда свята,на мосту,              простертом надо временем,надо всем,                что ложь и суета.1960