Страница 8 из 67
Лицо Капустина светилось добрыми желаниями. Как все просто и хорошо!
Саша неопределенно улыбнулся, спросил:
- Значит, ты с полномочиями?
- Разумеется. Одно дело - бумаги, приказы, другое дело - слово, живое общение.
- На том совещании, где говорили о туризме в заповеднике, тоже было слово живое, - сказал директор.
- Не надо все это воспринимать буквально, - слегка нахмурился Капустин. - Отсюда и нервозность...
В машине Капустин сидел рядом с шофером и, полуобернувшись, тоном легким, шутливым рассказывал:
- Наделали вы переполоху, коллеги. У нас в отделе вся работа стала. Бесконечные звонки, запросы с мест, даже оттуда, - он выразительно поднял палец выше головы. - Мы в аппарате с ног сбились, доказывая ошибочность суждений на периферии. Все это далеко не так, как было кое-кем воспринято. Туристские организации на том совещании всего-навсего высказали свое пожелание, чтобы открыть заповедник, а наш шеф не сразу понял последствия этого шага. Туристов можно понять - ведь нынче огромная тяга к путешествиям, во все уголки нашей страны хочется заглянуть... Мне рассказывали, что на телевидении "Клуб кинопутешествий" по массовости зрителей занимает первое место! И это кинопутешествия! А что же делается на живой природе? Миллионы идут в поход. Вот так и возник вопрос о заповедниках...
- А вы почему же не дали отпора, не разъяснили своему шефу? Специалисты называется! - укоризненно сказал из угла директор.
- Ну, что вы говорите! Надо знать, как все это происходило... Так вот, если и будут затронуты интересы заповедников, так это коснется лишь наиболее крупных, таких, как Северо-Уральский, Камчатский, где водные магистрали и дороги.
- Кавказ тоже с реками и старыми дорогами, - сказал Молчанов. - И тоже не из маленьких. Как-нибудь четверть миллиона гектаров.
- Ты мне можешь не говорить, старик, я отлично знаю Кавказ. И сразу же могу твердо заверить вас, что ни одного нового маршрута мы здесь не проложим. Вот так. Это твердо!
Трое на заднем сиденье переглянулись и облегченно вздохнули.
Примерно в том же духе Капустин изложил точку зрения своего шефа и на совещании специалистов заповедника, которое состоялось сразу же. И здесь его слова внесли успокоение. Все поняли, что ошибку удалось предотвратить, если Пахтан и имел какие-то намерения посягнуть на права заповедника, то теперь, под давлением общественности, он отступил.
Все шло хорошо, пока Котенко не спросил:
- Зачем вам охотничий дом на южном кордоне заповедника? Кто будет наезжать туда, если туристов не пустят в запретную зону?
Или сам вопрос оказался трудным для старшего специалиста, или наступившее вдруг настороженное молчание в директорском кабинете так повлияло на Капустина, но только он в одну минуту как-то весь обмяк и потерял уверенность. Глаза забегали, щеки на располневшем лице обвисли, и весь облик его явил вдруг такую растерянность, что Молчанову в первое мгновение даже стало жалко своего знакомого. Капустин стал путано объяснять:
- Ну, прежде всего, я не знаю, откуда появилось это название охотничий дом? - вяло и нерешительно сказал он. - Кто придумал? Просто дом... Ведь вы сами жаловались, что мало жилья, негде остановиться научным работникам, когда они в лесу.
Котенко жестко засмеялся:
- Интересно, кто же будет жить в этом доме, если он стоит в глубинке, в лесу? И построен на манер охотничьего, и отделан так, что... Не то вы говорите...
Капустин собрался с силами:
- Подождите, подождите... Тут надо знать общую ситуацию... Дело, если угодно, вот в чем... Жить в доме будут, конечно, наездом. К вам нередко заглядывают гости из разных университетов, наш брат, научники. Им где-то тоже надо остановиться. Бывает, что у лесников неудобно - гости, случается, уже в возрасте, им требуются условия, понимаете? У нас есть сведения, что приедут зарубежные знатоки природы. Вот для того мы и решили... Зла этот дом никому не принесет, уж будьте уверены. А вот "крестные отцы", нарекшие дом охотничьим, - это уже зло, я бы сказал, крайнее проявление недоброжелательности.
Ему не ответили. Не очень убедительное, но все же объяснение.
Капустин почувствовал общее настроение и добавил уже веселей:
- В ближайшее время на юг прибудет сам Аркадий Алексеевич Пахтан. Надеюсь, он встретится с руководством вашего заповедника, и вы от него еще раз услышите примерно то же самое.
- А эти... гости когда приедут? - спросил директор.
- Как будто скоро. - Капустин потер пальцами лоб, вспоминая. - Приедут, это я могу точно сказать. Но не волнуйтесь, встречать и устраивать их здесь я буду сам. Мне поручено, и тут, как говорится, ни убавить, ни прибавить. Еще есть вопросы, товарищи? По работе, проблемам...
Совещание закончилось уже вечером.
- Ты проводишь меня? - Капустин взял Молчанова под руку, но тут же отпустил, чтобы попрощаться со всеми другими.
Вскоре они вместе вышли на темную улицу.
- Вот такие дела, Александр... как тебя по батюшке? Егорович? Отлично. Но я по старой памяти, если позволишь...
- Много воды утекло со старой-то, - хмуро сказал Молчанов.
- О да! События, перемены... Такова жизнь. Ты доволен своей работой здесь? Не тянет на сторону?
- Нет. Мне лес и работа по душе. Уже восьмой год... И до того - тоже в лесу. А ты? Как вообще получилось?
- Ты насчет должности в нашей организации? - Он как-то нехорошо засмеялся. - Фортуна! Как говорится, просто повезло. Все в жизни, Александр Егорович, от нас самих зависит. Как себя поведешь, с кем поведешься и все такое.
Он вдруг замолчал и сделался серьезным, только едва уловимая улыбка блуждала на губах, словно знал Капустин что-то такое очень важное, что скрыто от всех других людей и потому возвышает его над этими другими.
Во время совещания и теперь, когда они шли в гостиницу, Молчанова не оставляла мысль о странной, почти фантастической перемене в характере и поступках этого человека, когда-то отнявшего у него любимую девушку. Ладно, все, что случилось с Таней, зависело прежде всего от самой Тани. Будем считать, что это произошло очень давно и не случайно. Теперь забыто, хотя и... Но вот он опять перед ним, тот Капустин, которого Таня полюбила. Что у нынешнего Капустина общего с тем, прошлым Капустиным - молодым, смелым, решительным? За что, собственно, Таня поставила его выше Молчанова? Совсем другой человек шел рядом с Сашей. Бегающие глаза, постоянная готовность соглашаться с чужим мнением, умение ловчить, какой-то мгновенно вспыхивающий испуг на лице, готовый сразу же смениться выражением наглости, и само лицо белое, слегка припухшее, на тяжелой шее, словно ему не двадцать шесть, а под сорок, - все было в нем непонятно, все отталкивало, вызывало не чувство симпатии или товарищества, а глухое раздражение. Может быть, из-за прошлого?! Все может быть.