Страница 28 из 67
- Ну ты прямо следопыт! Сам нашел. И медведя не побоялся. Ты знаешь, что за мной идет Лобик? Тот самый, твой приятель. Где он сейчас? Надеюсь, не очень далеко. Ты отдохни, Хоба, а я займусь костром, ладно?
Александр еще издали увидел сухую березу, вынул из ножен косырь и направился к дереву. Хоба - огромный, рогастый, - аппетитно облизываясь, пошел за ним. И пока Молчанов рубил, пока разделывал березу на поленья, стоял в трех шагах от него и с интересом наблюдал.
- Вот как это делается, понял? - Александр связал ремнем груду поленьев, вскинул за спину. - Пошли на берег, там веселей.
И снова Хоба безбоязненно и дружелюбно шел за ним, с тем же интересом наблюдал, как от маленькой спички занялась березовая кора, и долго стоял, опустив голову, не в силах отвести от огня зачарованного взгляда. В больших глазах его плясал красноватый отблеск.
Молчанов сходил за водой, повесил котелок с крупой, вбил колышки для полога, принес березовых веток на подстилку и все время разговаривал с оленем так, будто это человек, попутчик, который попал в горы впервые и которому все-все надо объяснять и показывать.
Хоба слушал, водил ушами, но никак не мог оторвать взгляда от огня. Пытаясь его отвлечь, Александр подходил к нему, гладил спину, трепал холку, еще и еще с удовольствием ощупывал развесистые белесые рога с полированными концами, а олень только редко и сильно вздыхал.
Молчанову казалось, что олень все понимал. Когда на него подул ветер и понесло дым, отошел, занял более удобное место. Когда Молчанов ел, он шагнул ближе, принюхался и потянулся к хлебу. И когда Человек стал укладываться спать, тоже потоптался и лег совсем было близко, в пяти шагах, но стоило Молчанову подтянуть к себе из-под рюкзака ружье, как бесшумно встал и с обиженным выражением отошел подальше.
Иногда костер вспыхивал, и тогда Молчанов видел на краю отодвинутой тьмы крупное тело оленя, его поблескивающие глаза.
Все-таки боялся. Мало ли что...
Под утро стало холодней. Обильная роса едва не превратилась в иней. Молчанов поеживался в спальном мешке, изо рта у него шел пар. Сквозь сон он услышал глухой топот, открыл глаза. Тусклый рассвет едва брезжил на краю неба. Над озерком стоял ватной густоты туман. Хоба резво пробежал мимо, остановился, тряхнул рогами. Снова пробежал, теперь чуть ли не в трех метрах, сердито фукнул и остановился, тревожно вглядываясь в разжиженную тьму. Похоже, предупреждал об опасности.
Александр сел и сонно спросил:
- Чего разбегался? Кто там?
Хоба только и ждал этого голоса. Еще раз фыркнув, он выставил уши в ту сторону, откуда они пришли, повернулся и, последний раз промчавшись резвой рысью, пропал среди березок.
Молчанов зевнул, потянулся.
- Ясно, - сказал он самому себе. - Лобик изволил явиться. Явление второе. Несовместимость.
Он опять лег, затянув "молнию" на мешке чуть ли не до самого подбородка.
Костер прогорел, белый пушистый пепел лежал нестойкой кучкой на месте жарких угольков. Редко-редко на озере всплескивала форель. Тишина. Еще час самого сладкого сна.
4
Над озером все еще стоял плотный белый туман. Такие же туманные бугры незыблемо лежали в низинах, застряв среди берез и кустарника.
Молчанов открыл глаза, прислушался. Небо над ним побелело. Ожидался светлый солнечный день. Очень хорошо.
Какой-то неясный, но постоянный шум доносился с озера. Будто крупная рыба ненасытно плескалась там. В тумане ничего нельзя разобрать. Снова и снова раздался плеск. Может быть, в озере купались ранние любители водных процедур - горные "моржи", которых привлекла ледяная вода. Но откуда им взяться здесь?
Поеживаясь, Александр встал, обулся, взял было карабин, но тут же положил его под спальный мешок и пошел берегом озера знакомиться с нарушителем спокойствия.
В воде, по другую сторону круглого озерка, среди белесого тумана прорезались смутные очертания бурого медведя. Ну так и есть! Явился приятель. И прямо - за купанье.
Лобик зашел в озеро до плеч и теперь самозабвенно окунал распухшую морду в холодную воду. Это единственное, что он мог сделать для скорейшего избавления от боли. Он ничего не видел и знать ничего не хотел, жгучая боль притупила все другие чувства. Сегодня ночью, уже автоматически двигаясь по следам Молчанова, он дошел до этого озерца и с ходу залез в него, чтобы немного приглушить затянувшиеся страдания.
Поначалу его движения удивили Александра. Так медведи не купаются. Стоя на задних лапах, Лобик наклонял морду, с размаху ударял носом по воде и быстро откидывался назад. Вероятно, ему было легче. Холодный компресс действовал утешающе, в глухом медвежьем фырканье слышались нотки удовлетворения.
Похоже, что конца-края не будет этому размеренному гимнастическому упражнению. Молчанов все еще не догадывался о причине столь усердных поклонов медведя. Усевшись на берегу, всего в десятке метров от Лобика, он терпеливо ждал конца водной процедуры.
Как поведет себя медведь, увидев близко за спиной человека?..
Вероятно, Лобик все-таки продрог или жгучая боль поуменьшилась, во всяком случае, он стал реже кивать головой и плескаться. Теперь он осмысленнее смотрел на окружающий мир. Наконец он обернулся и... застыл перед Молчановым.
Поди разберись, что за фигура сидит на берегу, уперев локти в колени, а подбородок в ладони?
Прошла минута молчания и взаимного рассматривания. Распухший нос медведя плохо ловил запахи. Наконец он догадался, что перед ним тот самый Человек, по чьему следу он шел и кто кормил его у каждого ночлега. Эта добрая весть не сняла настороженности. Он все еще стоял по плечи в воде и боялся шелохнуться. Бежать? Но пока разгребешь воду... Нападать? Но для этого надо подойти ближе...
- Ты что задумался, Лобик? - тихо спросил Молчанов, но не сдвинулся, не переменил позы. - Ты не узнаешь меня, старина?
Голос добрый, веселый, он немного успокоил зверя. Напряжение спало. Лобик тихонько двинулся водой, но не к человеку, а в сторону, в сторону. Когда сделалось мелко, он ловко выпрыгнул на берег, сделал перебежку чуть дальше и остановился. Человек не бежал за ним, не угрожал, только глаз с медведя не спускал. Лобик по-собачьи отряхнулся, привстал, опять опустился. Разволновался и о боли в носу забыл. Тут к его ногам упала очень знакомая конфета. Он дернулся было прочь, взмах руки испугал его, но желание взять лакомство пересилило. Лобик осторожно обнюхал конфету и съел вместе с бумагой. Теперь можно убегать, но он стоял. Почему, собственно, убегать? У человека не было ружья, ружьем здесь и не пахло. Он стоял и ждал, а Молчанов что-то говорил все тем же тихим, ровным голосом, и этот голос достаточно смирял дикость, успокаивал. Лобик сделал даже несколько коротких шагов к Молчанову, но когда тот поднялся, быстренько дал задний ход.