Страница 5 из 33
- Костер посвящается первому знакомству и дружбе пионеров Москвы с пионерами колхоза "Червоны зирки"! - громко объявил Митя.
Честь зажигать костер выпала на долю Саши Булгакова. Он с волнением поднес спичку к сухой елке. По желтым иглам пробежал быстрый огонек, и елка вспыхнула, с треском рассыпая вокруг золотые искры.
- "Широка страна моя родная..." - дружно запели ребята.
Взрослые весело подхватили знакомую песню. Когда все смолкло, Митя сказал короткое приветствие. Закончил он его так:
- Широка наша страна родная, а куда ни поедешь - везде ты свой человек. Вот мы к вам приехали, а уже вроде как дома или у родных...
- А я ведь тут рос. И все мне тут дорого. И язык украинский, и воздух вот этот с полей... Что значит родина!.. - задумчиво сказал Сергей Николаевич.
Завязалась беседа. Колхозники наперебой расспрашивали о Москве.
- Москва наша с каждым днем растет и украшается, - сказал Сергей Николаевич. - Иногда проходишь по улице и видишь - забор стоит какой-то. За забором экскаваторы работают, грузовики рычат, растет этаж за этажом. А снимут забор - и ахнешь! Стоит перед тобой дворец - глаз не отвести! Как в сказке!
- А мы под самой Москвой живем, на электричке туда ездим... мечтательно сказала Лида.
- У нас городок тоже хороший! У нас и театр свой, и кино, и школы! зашумели ребята.
- Расскажите про нашу школу! - неожиданно попросил учителя Мазин.
- Ну что же я буду рассказывать! Вы сами про свою школу расскажите.
Ребята зашевелились, зашептались:
- Одинцов, Одинцов!.. Нет, Зорина! Лида Зорина, расскажи!
Лида Зорина встала.
- У нас очень хорошая школа... - бойко начала она.
- Самая лучшая! Замечательная школа!.. У нас все учителя хорошие и директор хороший! - перебивая Зорину, закричали ребята.
Мазин подбросил в костер ветку и встал:
- Наша школа на весь Советский Союз, может быть, одна... У нас знаете как учат - ого! Чего не знаешь, так хоть в класс не ходи! Например, географию...
- Из нашей школы уже герои вышли! - крикнула Синицына.
- У нас второгодников почти нет!
Марина Ивановна крепко пожала руку Сергею Николаевичу, глаза ее при ярком свете костра влажно блестели.
- Школа, которую так любят ребята, - хорошая школа! Нам всем это очень радостно слышать!
Игнат Тарасюк сдвинул набок кубанку и встал:
- Оно, конечно, каждому свое... Я скажу, что наша школа лучше, а вы будете говорить, что ваша лучше... Ну, так это может и ссора получиться. А так как вы у нас гости, то все ж таки неудобно будет...
Ребята всполошились, приготовились к отпору, но Жорка, задремавший было на коленях матери, вдруг вскочил:
- Гармонь! Гармонь идет!
Все зашевелились, раздвинулись. Мазин и Саша подбросили в костер сухих веток. В отблесках пламени нежно зарумянились березы, высоко взлетевшие искры осветили кудрявую листву дуба.
Из темноты вышла баба Ивга и подала Степану Ильичу гармонь:
- Играй, Степа! Нехай гости нашу музыку послушают.
Степан Ильич встал, широко развернул гармонь, склонил набок голову и пробежал пальцами по желтым, истертым ладам.
Гармонь тихо, протяжно вздохнула, запела что-то грустное и нежное... Пела для всех, а слышалось каждому, что поет она только для него. Вспоминалось что-то хорошее, дорогое, свое...
Лида Зорина молча прижималась к плечу новой подружки. Васек вспомнил вдруг отцовский галстук, съезжавший на сторону, теплые большие руки отца. Сева Малютин, глядя в пламя костра, откуда-то издалека услышал голос матери, как будто не гармонь, а она пела что-то своему сыну. Саша, посадив на колени толстого хлопчика, гладил его по голове и шептал ему на ухо, пытаясь говорить по-украински:
- А у меня дома такие, як ты, людыны тоже есть.
В глубокой, темной вышине ярко светились звезды. В ответ на гармонь в лесу тихо защелкали соловьи, и по овсу, словно на цыпочках, прошел ветер.
Степан Ильич взглянул на лица, освещенные пламенем костра, усмехнулся и заиграл гопак.
Молоденькая учительница встала, приглашая девчат и хлопцев.
Плясали попарно и в одиночку; один танцор сменялся другим.
- Татьяна! Татьяна! - вызывали развеселившиеся колхозники.
- Да не буду я, нехай кто другой спляшет! - смеясь, упиралась Татьяна.
Степан Ильич, крепко прижимая к себе гармонь, кивнул головой жене:
- Выходи, Татьянка!
Татьяна вдруг сорвалась с места, ударила в ладоши и пошла в пляс. Отсвет от костра играл на ее оживленном лице, под черными круглыми бровями задорно блестели глаза.
- "Гоп, кума, не журися, туды-сюды повернися!" - подпевала она в такт музыке.
Татьяне хлопали долго, вызывали ее еще, но она, смеясь, схватила на руки сына и спрятала за ним разгоревшееся лицо.
- Она больше не будет плясать, - обнимая мать, объявил Жорка. - Ось я зараз! - Он вырвался из рук матери и под бойкий плясовой мотив, кувыркнувшись в траве, болтнул в воздухе босыми пятками. - Эй, московские, дывиться! От як я можу! Гоп, гоп, гоп! - Он высоко подпрыгнул и упал на траву. - Эй, московские!..
Кто-то из женщин дал ему легонько шлепка. Ребята хохотали до слез. Потом девочки сплясали русскую, Одинцов смешил рассказами, Белкин показывал фокусы.
Учительница Марина Ивановна подсела поближе к костру, протянула над огнем руки и задушевно, тихо запела:
...Полюшко-поле,
Полюшко, широко поле...
Ребята дружно подхватили припев знакомой песни:
Ехали да по полю герои,
Эх, да Красной Армии герои...
Наконец, усталые и довольные, все разошлись.
В ушах у ребят долго еще звучали песни, музыка и бойкий голос хлопчика: "Эй, московские!.. От як я можу! Гоп, гоп, гоп!"
Глава 4. ДНЕВНИК ОДИНЦОВА
Жизнь нашего отряда
19 июня 1941 г.
Засекаю время - 21 ч. 05 м.
Вчера Митя сказал, что пора начинать вести дневник, только теперь он будет называться не "Жизнь нашего класса", как было в школе, а "Жизнь нашего отряда", а если жизнь - значит, все, что есть, то и писать. Нам всем это очень понравилось, и мы сначала решили писать по очереди, а потом все ребята сказали, чтобы писал я один. "Одинцов, - говорят, - лучше всех умеет писать". Я, конечно, говорил: "Нет, нет, все умеют!" А Нюра Синицына и тут выскочила: "Конечно, все умеют, почему один Коля Одинцов?" Подумаешь, какое ее дело во все вмешиваться! Все равно ребята меня назначили.