Судьба сама решит

Военная фортуна пока была на нашей стороне и у немцев, не всегда получалось заняться нами всерьёз. То ли у них не было лишних сил, то ли они надеялись выследить наше основное место базирования, постоянно пытаясь забрасывать к нам своих людей. Так что борьба со шпионами у нас никогда не ослабевала.

Борьбой с ними теперь занимался уже не командир и не я, а старший майор НКВД, дядя Николай, которого мы однажды просто выкрали вместе с группой наших военнопленных. Местные власти выпросили у немцев рабочую силу, ибо жители с большой неохотой шли на такие работы, и те привезли им из далёкого лагеря с десяток пленных. Власть тут же отправила всех их ремонтировать взорванный нами мост. Всей охраны у пленных было немец да десяток полицаев, так что уже на второй день разведчики сделали засаду, и освободили наших. Я сама не видела, но говорят, что пленные, попросили наших ребят полицаев самим не стрелять. Они их отвели под мост и кирками всех там порешили. Так что проверку прошли. И с тех пор у нас появился свой особый отдел.

Что до меня, то честно могу сказать, я уже настолько привыкла к своему новому полу, что всё, что касается одежды, физиологии и прочих женских особенностей моего организма, для меня стало самым естественным делом. Человек он ко всему привыкает, главное жить и не зацикливаться на этом. Смешно, но однажды, когда один боец обеспечивающий баню дровами забыв про то что сегодня баня занята женщинами, попытался внести внутрь охапку дров, я как и все кто ещё переодевался в предбаннике завизжала и чисто женским жестом закрылась одеждой. Похоже от мальчишки во мне практически ничего не осталось. Может женское уже окончательно взяло своё над мужским? Возможно, но сейчас я уже нисколько об этом не жалела.

Наши женщины, кстати, теперь нас в отряде уже за двадцать, помогли мне перешить пару лифчиков, из тех, что я захватила при следующем посещении  нашего тайного склада. Что сказать, конечно, с теми, что носят женщины будущего их наверняка было не сравнить, но так я раньше их не носил, то и сравнивать мне их мне было не с чем.  Главное, справиться с моей уже интересно выпирающей грудью, наконец-то получилось.

Судя по ситуации, и исходя из задач, мы все мы женский пол, ходили то в брюках и сапогах, то даже в немецких форменных юбках. Их нам тоже достали разведчики. Они как-то захватили на дороге целую машину ехавшую куда-то с немецкой формой, но вот когда в лагере начали делить и разбираться, кому что достанется, то получился полный конфуз. Половина формы оказалась женской. Впрочем, если не зацикливаться на том, чья она, и спороть всякую ерунду, то сама форма как одежда, оказалась довольно удобна и ночью в ней по лесу ходить намного теплее, чем просто в гимнастёрке.

Что ещё? По-моему, я скоро полностью сольюсь со своей женской сутью, в смысле психологически. Когда прошлой осенью нашего лейтенанта привезли после очередного рейда раненым, я просто потеряла голову и сама, представьте сама, бросилась к нему и заревела как настоящая девчонка.

Такой вот подставы от своего организма я никак не ожидала. Эльвира, видя как я переживаю ранение командира, потом после операции, а вытащила она из его руки пулю и ещё из бока пару осколков, пустила меня посидеть возле моего Сёмы, сказала, что если я даже просто посижу с ним рядом, это ему очень поможет. Что я и сделала.

- А то, что ты плакала при всех, - утешила она меня потом, - так все женщины плачут, когда сильно переживают за родных людей, это нормально.

- И ещё, - ещё добавила она мне по секрету. - Весь отряд уже давно знает, как вы с ним друг на друга глядите. Это для женщины нормально, а уж любить, даже на войне, и подавно.

- Так я что, выходит, люблю его? – спросила её я.

- Конечно же, дурочка ты моя простодушная.  Когда не любят, так не переживают. Ты же когда на него смотришь, так со стороны видно, как у тебя глаза звездами светятся.

Эля ушла, а я присела рядом с Семёном, и поглаживая его руку, незаметно для себя стала разговаривать и собой и с ним. Вспомнила, как мы встретились, как мы с ним разговаривали. Как он поймал меня, когда я осенью чуть не упала в овраг. О его и моих попытках выглядеть старше и взрослее. Рассказала, как однажды даже подглядывала за ним, когда он один ушёл купаться на реку, я боялась, чтобы никто к нему в этот момент не подошёл…  .

Оказывается, он тогда очнулся где-то на середине моего монолога, но глаз из вредности открывать не стал. Просто лежал и слушал исповедь молоденькой девчонки в первый раз ощутившей томление в груди от желания любить.

А я сидела, говорила, и говорила. Про его и про себя, про отряд и что нам стоит делать дальше, особенно про необходимость посылки людей за фронт для налаживания связи. И про то, что испытываю к нему благодарность, за то что не полез он в мою душу с вопросами, наверняка возникшими, после того, что услышал во время моих срывов-предсказаний.

Скоро сказалась усталость, я замолчала и незаметно для себя самой просто уснула, положив ему на грудь свою буйну голову. И как я от него уже потом узнала, именно тогда уже он во время моего этого сна, ответно рассказывал мне, что чувствовал при встречах со мной, о своих мечтах и желаниях. И о том, как мы с ним однажды случайно столкнувшись в складе, поцеловались и в смущении разбежались. А потом он мне спящей потихоньку гладил волосы и что-то говорил про то, как я ему нравлюсь. Только я тогда так и проспала эту его первую попытку признаться в своих чувствах ко мне.

Вскоре Эля вернулась, и увидев как я нахально сплю прямо на больном, выгнала меня спать в свою землянку.

Вот так, несуразно, в полусне прошло моё первое свидание.

За эту зиму, что отряд постоянно маневрировал и часто одними ногами, и я постоянно подвергаясь физическим нагрузкам сильно вытянулась, да и фигурой стала гораздо больше походить на настоящую женщину.

Заодно научилась стрелять из своего маленького вальтера, правда патронов в нём осталось всего два, из револьвера и подаренного мне капитаном короткого артиллерийского карабина. На ста метрах восемью из десятка пуль я теперь точно попадаю в цель, а это для такой девочки как я, уже прогресс. Так что,  солдат не солдат, но что-то около этого, из меня получается. В стычках и боях мой личный счет перевалил за два десятка немцев.

В августе 1943-го мы наконец получили связь с большой землёй, и на парашютах к нам сбросили парня радиста,  боеприпасы и дядечку, по прозвищу «Сметана».  В итоге, в нашем отряде он организовал настоящие учебные курсы минёров-подрывников. Я тоже на них посидела и хорошенько изучила минно-взрывное дело, и теперь могу как разминировать, так и заминировать от дороги до танка.  Научилась я разбираться и в основных типах немецких мин.