Страница 10 из 47
ИСТОРИЯ ЧЕТВЕРТАЯ
Два племянника. — Перчатка Марсилия. — Сарацинская бронь и сарагосские шлемы. — Дозор Оливье. — «Позор бегущему!» — Три призыва к Роланду. — Олифан и Дюрандаль. — Святые страдальцы. — Тень Ганелона. — Аэльрот, Фальзарон и другие. — «Вот бой так бой!» — Явление Альтеклера. — Три меча. — Две Бури.
ремят в Сарагосе барабаны. Три дня и три ночи скликал царь Марсилий своих подданных. Все званы к сарацинскому правителю — от старого альгалифа до юного царевича: князья и герцоги, эмиры и бароны, альмансуры и виконты. Четыреста тысяч войска собрал Марсилий.
На самую высокую башню Сарагосы подняли язычники идола: и стар и млад молятся Магомету, просят у него помощи в войне и защиты от могучих мечей франкских воинов. Помолившись, оседлали басурмане коней и дорожных мулов и отправились вослед уходящему войску Карла. Вот уже добрались они до реки Сегры, вот уже скачут по земле Сарданье, вот уже видят, как в окружении отвесных скал золотом блещут под солнцем вражеские знамена. Вот и Аспра, горный проход в Пиренеях. Здесь, при входе в ущелье, на краю Ронсевальской долины, встали на страже двенадцать французских пэров со своим немногочисленным войском. Пусть невелика дружина, но не занимать ей ни мужества, ни отваги.
Надеются сарацины, что во главе двенадцати франкских пэров увидят Роланда, королевского племянника. Тогда и племянник Марсилия Аэльрот решил попытать удачу — гонит мула, погоняет его древком, кричит со смехом царю Марсилию:
— Вам, государь, служил я долго и верно — сколько бедствий я претерпел ради вас, сколько пережил поражений и одержал побед! Прошу вас, государь, даруйте мне первый бой с Роландом, и я, коль поможет мне в том Магомет, сражу заносчивого франка своим копьем! А тогда вся Испания снова будет нашей.
Снял Марсилий перчатку и передал ее племяннику. Аэльрот же, взяв перчатку, сказал еще спесивей:
— Велик ваш дар, государь, однако нужны мне еще и соратники. Изберите мне двенадцать бойцов, и тогда мы перебьем двенадцать французских пэров, и ни одной живой души не останется в Карловом арьергарде!
Тогда подъехал к Аэльроту брат Марсилия Фальзарон.
— Дорогой племянник, — вскричал он, — я вместе с вами готов к бою. Горе франкской страже, если мы ударим заодно по этой горстке безумцев!
Затем прискакал африканец Корсали, повелитель берберов, смелый коварный воин.
— Я никогда не отступлю, — сказал он Аэльроту, — даже если мне посулят все богатства мира.
— И я! — закричал Мальприм, славившийся тем, что мог бежать быстрее скакуна. — И я готов немедля отправиться в Ронсеваль. Если встретится мне там Роланд, то всю оставшуюся жизнь будет рыдать Карл по своему племяннику!
А эмир из Балагета, гордый, красивый и отважный воин, подъехал к своему повелителю и сказал ему:
— Царь! Пустите и меня в Ронсеваль. Не миновать смерти Роланду, а вместе с ним погибнут и Оливье, и все пэры. Король Карл давно выжил из ума, он стар и слаб, и не станет после этого с нами воевать. Мы же вкусим мир в нашем доме!
Поблагодарил Марсилий своего эмира за такие смелые речи. Тут же рядом оказался еще один знатный правитель мавров — альмасор из Морианы, что на самом севере Испании. Этот языческий вельможа был известен своим подлым и коварным нравом.
— Я! Я поведу дружину к Ронсевалю! — закричал он царю. — Я встречусь с Роландом и убью его!
А затем и другие воины Марсилия окружили Аэльрота.
— Будьте спокойны, государь, — воскликнули они. — Наш Магомет сильнее святого Петра — мы верны Магомету, и он нам поможет! Все мы сойдемся с Роландом в Ронсевальском ущелье, не уйдет он оттуда живым!
— Посмотрите, государь, — сказал один, — какой у меня длинный и острый меч: против него не устоять Роландову Дюрандалю!
— А вот мой меч! — закричал другой. — Посмотрите, как светятся кровавым светом рубины на его рукояти, а скоро и клинок будет красен от франкской крови!
— Мое оружие не хуже, — бахвалится третий, — и уж коли я встречусь с Роландом, то с боем добуду его Дюрандаль и опозорю спесивых пэров!
Обрадовался Марсилий, услышав дерзкие слова своих бывалых воинов. Собрал он сто тысяч войска, и вот, во главе с пэрами-сарацинами, стало оно готовиться к бою.
В густом бору, спрятавшись кто за стволом, кто за кустом, надели мавры доспехи. Крепка сарацинская бронь, легки сарагосские шлемы, прочны валенсийские щиты, остры вианские мечи — хоть и ковали их во французском городе Виане, но не мавров будут они усмирять, а самих французов! А вот и копейные значки — алого и желтого цветов, чтобы узнавали друг друга в сражении храбрые языческие воины. Быстро сошли арабы с дорожных мулов и вскочили на коней.
Бьет в глаза южное солнце, сияют доспехи, созывают мавров к бою звонкие трубы.
Наконец, донесся шум до французского арьергарда. Граф Оливье возвратился с дозора и говорит Роланду:
— Не миновать нам сражения. Видать, замышляют что — то нехристи!
— Ну что же, — гордо ответил Роланд, — слава Богу! Послужим нашему королю, побьемся за великого Карла!
Оливье взошел на высокий холм, глянул на долину — а она вся кишмя кишит сарацинским войском.
— Собрат мой! — позвал доблестный Оливье королевского племянника. — Вы слышите этот шум? Вы видите эти щиты и шлемы? Тяжкий бой ждет сегодня французов!
— Не струсим! — весело откликнулся Роланд. — Слуга всегда рад послужить своему господину, вассал всегда готов претерпеть за своего сеньора. Будем же без страха рубиться с маврами, чтобы не сложили о нас позорных песен!
С высокого холма далеко окрест видна Ронсевальская долина. Вот уже встал над ней лес копий. Сверкает золото несметных доспехов, не сосчитать языческих полков.
— Граф, — сказал в тревоге Оливье, — не простое это воинство. Кажется, всю Испанию посадил на коней царь Марсилий. Окружены мы со всех сторон, и я догадываюсь, по чьему наущению: всему виной Ганелон, коварный предатель. Это он назначил нас в арьергард и отдал в руки поганых нехристей!
— Граф, — ответил ему Роланд, — Ганелон мой отчим, и я не могу позволить вам его бранить. Даст Бог, победим язычников, и я сам буду судить предателя!
— Там тьма сарацинов, — продолжал между тем в еще большем смущенье Оливье. — Остры их копья, крепки мечи. Чует мое сердце — выпадет на нашу долю бой, которого еще никто никогда не видывал.
— Позор бегущему! — откликнулись франки. — Будь проклят, кто дрогнет перед неприятелем! Все погибнем, но никто не предаст!
— Мала наша рать, — сказал Оливье. — Собрат Роланд, возьмите ваш рог, возьмите ваш славный Олифан, трубите в него скорей. Услышит Карл, повернет свои войска, придет нам на помощь!
— Не дай Господь! — с гневом воскликнул Роланд. — Я еще не безумец, чтобы покрывать позором себя и всю милую Францию! Нет, не в рог я буду трубить, а мечом рубить стану я недругов, пусть мой Дюрандаль окрасится по рукоять их кровью. Ручаюсь вам, граф, — суждена им погибель!
— Не стыдно звать на помощь подмогу, коли оказались мы в западне. Посмотрите, сколько кругом язычников. Покрыла их рать овраги и горы, холмы и низины. За каждым кустом по сарацинскому воину, за каждым деревом притаился всадник. Трубите скорее в рог, милый Роланд!
— Не дай Господь! — вновь ответил тот. — Я не позволю, чтобы обо мне пошел слух, будто из-за каких-то мавров поднял я к небу свой славный рог. Много, говорите, сарацинов? Что ж, дадим им великий бой! Хватит у нас отваги, хватит и умения. На славу поработает мой меч, плохо придется испанцам, никто из них не уйдет от смерти и позора!
В третий раз воззвал Оливье к Роланду: