Бродяги

Лейн прощупал двойные плечевые суставы Диллы. Растут крылья или нет? Неужели он перестарался, залечивая раны, и что-то непоправимо изменил? "Я совсем её не чувствую! — он подавил панику, сосредоточившись на воспоминаниях. Крылья — широкие, перепончатые — плащом накрывают Диллу. Вот они расправляются, наполняются ветром… Как крепко она обнимала его там, над Дорогами. — Пусть они вырастут! Тогда она снова будет счастлива!"

Лейн надавил сильнее, чем в прошлый раз. Дилла без напоминаний напряглась.

— Всё.

Она потянулась всем телом, повернулась и чуть не заплакала. Лейн уже сидел на краю кровати, спиной к ней. Растирал кисти рук.

— Я сейчас уйду, — виновато сказал он. — Голова немного кружится.

— Сиди, сколько хочешь. — Дилла судорожно думала, как его задержать. — Слушай, а зачем ты искал девственницу, если сам умеешь справляться с единорогами?

Лейн поёжился. Острые кончики ушей, торчащие из облака распушившихся волос, покраснели.

— С единорогами никто не умеет справляться, кроме… Ну, ты знаешь. Только это неважно — девушка или юноша. Главное — целомудрие.

— Да? — Дилла села, медленно осознавая, что именно он сейчас выдал. — А почему считается, что единорога способна поймать только девица?

— А ты сама подумай. — Лейн досадливо дернул плечом. — Детей единорог съедает, подчиняется только вошедшим в брачный возраст. А какой парень в шестнадцать лет признается, что он еще девственник?

— Или в пятьдесят четыре, если он из сидов. — Дилла покрутила головой. — Я бы тоже не призналась на твоем месте. Но как это вышло-то? У вас же не принято сохранять девственность?

— Да кому я нужен — такой?! Я же наполовину гоблин, а ты знаешь, как все к ним относятся!

Дилла смущенно прикусила губу. Она тоже относилась к этим "всем" — до недавнего времени. Сидов не слишком любят, но всем известно, что у них есть кодекс чести, и они ему строго следуют. Как и банши, если на то пошло, и демоны. А какой кодекс у гоблинов, знают только гоблины. Если у них вообще есть понятия о чести.

— Врут, как дышат, да? — Лейн горько усмехнулся. — И что при таком раскладе прикажешь делать? Человеческих девиц зачаровывать? Так они мне неинтересны. Гоблинки полукровок не жалуют, чтобы не рожать от них хилых детей. А ухаживать за дамами при дворе даже пытаться нечего, только позориться! С такой-то внешностью…

— А что с тобой не так?

Лейн рывком обернулся.

— Ты… ты издеваешься, да?! Я же уродливый!

— Неправда! — возмутилась Дилла. — Кто тебе сказал такую глупость? Ты необычный, но у тебя глаза красивые и волосы…

— Волосы?! — Лейн вскочил. Из пожелтевших глаз брызнули злые слезы. — Волосы у сида должны струиться, как лунный шелк или как ночной ветер. А у меня что? Стружка ржавая! Ну, кто такого полюбит?

Дилла обдумала возможные варианты ответов и остановилась на самом простом.

— Я.

Лейн, яростно вытиравший лицо, выронил платок.

— Ты серьезно?

— Куда уж серьезнее, — вздохнула Дилла. — Иначе как бы я тебя выдержала всё это время?

— Да я веду себя, как ангел!

— Ангелы не играют в азартные игры. А если играют, то не проигрываются в пух и прах. И они доверяют своим друзьям.

Дилла потянулась за рубашкой, надела, не глядя на Лейна. Удалось признание, ничего не скажешь. Сейчас Лейн начнет язвить, и тогда ей придется уйти. Из этого дома и из этого мира. Идти и идти, пока не закончится под ногами Дорога.

— Давно? — тихо спросил Лейн.

— Не знаю. — Дилла грустно улыбнулась. — Наверное, с тех пор, как ты забрал у меня боль там, у моря.

Лейн молчал. Голо его странно дёргалось, как будто он давился словами. Дилла ещё раз вздохнула.

— Ладно, забудь. Переживу.

Она опустила ноги на пол, нашарила сапоги.

— Пойду прогуляюсь.

Если во всей этой вымороченной округе не найдется, на ком сорвать злость, хоть дрова нарубит.

— Не уходи.

Дилла подняла голову. Лейн светился — глазами, улыбкой, каждым рыжим волосом.

— Я тебя тоже люблю! О боги, если бы я только знал! Я вёл себя, как слепой дурак, да? Даже сейчас не поверил, думал, ты насмехаешься.

— Почему? — Дилла осторожно, словно боясь обжечься об это сияние, коснулась его щеки.

— Да сколько раз уже так было… — Лейн приугас. — Наши умеют разыгрывать.

— Больше тебя никто не обидит. — Дилла прикрыла глаза, чтобы не пугать Лейна всколыхнувшейся внутри горячей волной гнева. — Никто и никогда.

«А если кто-нибудь посмеет даже подумать о таком — изничтожу, — поклялась она себе. — И тело и душу, чтобы больше не возродились!»

Лейн понял её по-своему и поцеловал в губы. Неумело, но очень старательно. Дилла потянула его на себя.

— Надеюсь, Дика уже сбежала из леса. Она ведь сумеет теперь уйти на Дороги — без уздечки?

— Я именно это ей и посоветовал. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что я не горю желанием снова встретиться с единорогом на лесной тропинке. А ты уже не сумеешь её остановить.

Лейн снова засиял.

«Это стоит сломанных крыльев, — целуя его, с нежностью подумала Дилла. — Это стоит гораздо больше…»

Глубокой ночью, когда они засыпали, прижавшись друг к другу, Дилла прошептала Лейну на ухо:

— Обещай, что больше не будешь от меня ничего скрывать. И проигрывать все деньги!

— Обещаю… — Лейн потер глаза и сладко зевнул. — Думаешь, мне нравилось изображать перед людьми растяпу?

— А зачем тогда позволял им выигрывать?

— Ну, знаешь, как говорят: не везет в картах, повезет в любви. Вот мне и повезло.

Дилла застонала.

— Лейни, но ведь это всего лишь утешительная поговорка! Даже не примета.

— Я знаю, — Лейн довольно улыбнулся. — Но ведь сработало!

Глава 18

Глава 18. Виви-Ди-Диви

"Не позволяй своему языку перерезать собственное горло".

Ирландская пословица

Дилла проснулась от тихого скулящего звука. За окном рассвет подкрашивал розовым серые облака.

— Лейни… — Она осторожно потрясла его за плечо. — Рыжику плохо.

Лейн застонал.

— Это мне плохо! Я к нему уже дважды бегал.

— И что?

— И ничего! — Лейн зарылся головой в перину. — Всё с ним в порядке, просто кошмары замучили.

— А ты не знаешь заклятья против них?

— Рассвет уже. Солнце в окно, кошмары в дверь. Сейчас успокоится.

Но жалобный плач не стихал, наоборот, стал громче, под аккомпанемент печальной музыки. Лейн протяжно вздохнул.

— А я так надеялся, что у нас будет целое утро…

— Всё у нас будет. — Дилла потерлась носом о его плечо. — Просто надо его успокоить.

Она наспех натянула одежду и открыл дверь. Скорчившийся у порога Рыжик тут же вскочил и уставился на неё с робкой надеждой. Шерстка на его мордочке слиплась от слёз.

— Горе ты горькое, — вздохнула Дилла. — И куда тебя девать?

Она взяла Рыжика на руки, отнесла в комнату Лейна. Уложила на диван и накрыла одеялом.

— Поспи еще немного, ладно? Мы рядом.

Рыжик ухватил ее за палец.

— Ахку!

— Да ты говоришь! — обрадовалась Дилла. — Сказку тебе? А хочешь узнать, как победить кошмары? Их приносит Ночная Кобыла. Она белая-белая, летает ночами над землей, и грива её стелется, как туман. Гнездо её на скале, куда никому не добраться. Сложено оно из крепких веток и выложено белой шерстью лошадей и перьями вещих птиц.

Про кости и потроха, годами гниющие в гнезде, отчего рядом с Ночной Кобылой даже гарпии не селились, Дилла умолчала.

— Она насылает кошмары на всех, кто чего-то боится или просто устал. Чтобы не попасться Ночной Кобылы, надо поймать паука и попросить, чтобы он сплел паутину над постелью. Тогда кошмары в ней запутаются.

— Аи! Аук! — Рыжик с восторгом показал в угол, где маленький паучок деловито сплетал сеть.