Сандалики

На фоне аппетитной Иры совсем не худая Лёля выглядела истощённой и блёклой. Подруга обладала выдающейся фигурой: слегка полноватой, с красивой линией бёдер и узкой талией. Не каждому жениху будет по силам перенести пышущую здоровьем невесту через порог загса. Такая и сама перенесёт, даже если наречённый будет упираться. Лёля сразу подумала, что Герман бы точно смог. Но они с Ирой почему-то не ладили, видимо из-за того, что та оказалась сверхъестественно устойчива к его обаянию.

С Ириной Лёля познакомилась четыре года назад, по мнению подруги эта встреча была предопределена свыше и начертана на линиях судьбы. В то время Ира увлекалась астрологией и накидывалась на потенциальных клиентов прямо на улице. Лёля не смогла избавиться от настойчивой особы, почувствовавшей «родственную натуру эманациями души» и приняла дружбу. Поначалу быть приятельницей Иры оказалось несколько утомительно, но постепенно Лёля привыкла к увлекающейся шумной натуре подруги и была ей благодарна за кипучую энергию и лёгкий нрав.

Ирина прислушалась к мотиву, что напевала Лёля.

– На каком языке ты вообще поёшь? Звучит, как заклинание.

Лёля резко оборвала весёленький мотив, не забыв залиться румянцем. Как она ненавидела в себе эту неудобную и предательскую способность краснеть. Стоило её хоть немного разволноваться, как щёки начинали лихорадочно алеть, выдавая её внутреннее состояние. Мама ещё в детстве распознала эту особенность и использовала, как детектор лжи. Но самое ужасное, что Лёля краснела даже когда не лгала, если её правда звучала не убедительно для неё самой, или же так боялась неверия, что выглядела пунцовеющей лгуньей.

Не поворачиваясь, Лёля с деланным спокойствием расправила вешалки на круглой стойке.

– Я даже не знаю, что это за песня, слышала по радио, мотив такой приставучий.

Ира сделала вид, что не заметила сбивчивых оправданий. Она всю жизнь потратила на то, чтобы что-то не замечать. Особенно преуспела в лицедействе насчёт своей внешности: на свист не оборачивалась с пятнадцати лет, а на реплики об аппетитной заднице перестала реагировать ещё через два года.

– Пойдём обедать? – весело предложила она, оставляя тему о музыке.

Лёля повесила последнюю вешалку и оглядела пустое помещение. Александр листал каталог в ожидании клиентки, сидя в кресле, и лениво болтал ногой в начищенном до зеркального блеска ботинке. Одевался он только в New look, несмотря на то, что на одну-единственную деталь гардероба приходилось копить около месяца. Саша откликался только на англоязычную форму собственного имени – Алекс, и был уверен, что траты стоили ощущения всемогущества, которое дарили брендовые рубашки и ботинки.

Лёля неуверенно запротестовала:

– Нельзя уходить вдвоём.

Ира воровато оглянулась на Алекса и подмигнула ей.

– Он не сдаст, я его два дня назад прикрыла, так что не дрейфь. – Видя нерешительность подруги, подтолкнула её к выходу. – Пообедаем нормально в кафе, а не на бегу.

Лёля нехотя побрела к распашным дверям, подгоняемая сзади настойчивой приятельницей.

Они пересекли просторный холл, уже не блестящий новогодними украшениями. Только утром рабочие закончили снимать огромные зеркальные шары и унесли пушистых оленей, останки праздника упокоились в складских помещениях, а кое-что отправилось прямо на свалку. Холл выглядел непривычно голым и беззащитным, словно обнажённый пациент на приёме у доктора, торопящийся натянуть вещи, как только будет закончен осмотр.

Ира, подхватив Лёлю под локоть, заставила подстроиться под свой темп ходьбы.

– Ты ешь куркуму, как я тебе советовала? – не дожидаясь ответа, уверена заключила: – Вижу, что лопаешь. Волосы блестят, и новогодняя обжираловка на тебе не отразилась. Я же говорила, куркума – вещь.

Лёля виновато опустила взгляд. Она купила большую упаковку этой индийской пряности ещё в последних числах старого года, но так и не испробовала на себе целебные свойства куркумы, просто забыла о ней. Признаться, что проигнорировала совет, было стыдно, проще оказалось промолчать, а вечером действительно опробовать, так ли жёлтая пудра полезна, как её расхваливает подруга. А ещё лучше просто подождать пару дней: Ира наверняка загорится очередной животрепещущей идеей и потребует поддержать эксперимент. На кухне Лёли ещё не иссякли запасы сушеного имбиря, чудодейственного для иммунной системы, как уверяла Ирина месяц назад.

Сделав заказ за двоих, Ира потянула подругу в угол кафе. Лёле досталось место спиной к залу. Ира выбрала мягкое глубокое кресло, оставив ей в пользование жёсткий стул. Лёля не любила жевать прилюдно и если бы выбирала сама, то села бы именно сюда.

Ожидая заказ, Ира выудила из сумочки тонкую брошюру и пальцем пододвинула её к Лёле.

– Ты, наверное, обратила внимание на мою кожу, – она откинула волосы в сторону и слегка наклонила голову, позволяя свету от лампы выгодно очерчивать румяные щёки. – Это всё прополис.

Лёля скосила взгляд на тонкую книжицу, снова подняла глаза на подругу.

Ира веско кивнула.

– Прополис. Тут всё написано. Почитай на досуге. Поразительная вещь.

Лёля послушно придвинула к себе брошюру, положила рядом телефон, чтобы контролировать время, отпущенное на обеденный перерыв. Увидев заставку на экране Лёлиного мобильника, Ира протяжно вздохнула.

– Он что, ещё не приехал?

Ира никогда не называла Германа по имени, обходилась местоимением или пренебрежительным «дружочек».

– Должен был вчера вернуться, но не берёт трубку. Как освободится, сам позвонит. Скорее всего, ещё не приехал.

– Скорее всего так и есть, – легко согласилась Ира таким тоном, будто имела в виду диаметрально противоположное. – На твой день рождения опять усвистает в дальние дали и не озаботится подарком?

Лёля пожала плечами. О скором празднике думалось с беспокойством. Цифра тридцать пугала своей основательностью и размерами. Сейчас ей ещё двадцать девять, а через два месяца она пополнит ряды матрон бальзаковского возраста. Тех самых, что в детстве виделись ей жуткими бабками с бородавками на носу, с засаленными волосами, в неизменных цветастых юбках и меховых безрукавках. Вот и мама говорит, что тридцать – это рубеж, к которому нужно прийти с определённым багажом, желательно в статусе жены-матери. А Лёля никак не могла определиться со своим местом в жизни Германа, да и он не желал, хотя сам стал центром её вселенной давно и прочно.

– Герман всегда дарит мне подарки. Чуть с опозданием, но дарит.

Ира вздохнула, отложила вилку, посмотрела на подругу долгим внимательным взглядом.

– Лёля…

– Не говори это, а то обижусь. – Лёля интуитивно поняла, что подруга собирается в очередной раз высказаться о её отношениях с Германом. – Я сама виновата. Не дождалась его. Всё могло сложиться совсем по-другому, если бы я умела ждать.

После школы Герман и Лёля, считавшиеся парой, поступили в один институт, но он довольно быстро понял, что ошибся в выборе профессии, бросил ненавистную юриспруденцию в начале второго курса и поступил на тренерский факультет в другом городе. Отношения на расстоянии разорвались не сразу, растягивались, как жевательная резинка, истончались постепенно, с каждым месяцем всё больше и больше, пока в один прекрасный день не лопнули, выстрелив отдачей разорванной первой любви преимущественно по Лёле. Три года они даже не созванивались, исчезнув из жизни друг друга.

Лёля страдала тихо, но глубоко. Подавляя эмоции работой, не вылезала из болезней и гнетущей депрессии. Незаметно для себя очутилась в отношениях с коллегой по работе. Унылых и безэмоциональных, как трясина. Они оба напоминали сонных тюленей, приговорённых к сезонному размножению, и потому временно объединившихся в пару. Он стал первым мужчиной Лёли, но не оставил в душе никаких эмоций, даже неприятных, сохранился в памяти как сухой факт из биографии. Их отношения потухли с переходом Лёли на новую работу. Она вычеркнула эти месяцы из памяти вместе с именем случайного мужчины, временно придавшего её серой грусти более светлый оттенок.