Взор синих глаз

Возможно, наши сельские жители не столь искусны в ремеслах, как их собратья-горожане, занятые в торговле. Но по правде сказать, он был как тот неповоротливый мастер по изготовлению булавок, что делает все сам от начала и до конца, заслуживший за это презрение от Адама Смита[53] и уважение – от Маколея[54], который, как бы там ни было, всегда оставался настоящим художником своего дела.

Когда они оба вошли в дом, то при свечах стало видно, какой это здоровяк. Его густая и туго заплетенная борода была как у статуи мраморного Геркулеса; рукава рубашки были у него засучены, жилет расстегнут, и снежно-белая льняная одежда и его загорелые руки да лицо составляли контраст столь же разительный, как белый белок и желтый желток в яйце. Миссис Смит, услыхав, что они вошли, выплыла из буфетной.

Миссис Смит – матрона, внешность которой способен был оценить скорее ум наблюдателя, нежели его взор, однако это вовсе не значило, что она была дурна собой. Она еще сохранила свою свежесть даже теперь, в прозаическую пору осени ее жизни; и то, что главным образом выражали ее черты, был крепкий здравый смысл, стоявший за ними, а в совокупности ее черт отражалось зримое, своеобразное, подкрепленное аргументами суждение о том, что собой представляет весь наш мир.

Отец Стефана заново пересказал все подробности происшествия в той драматической манере, что была свойственна и Мартину Каннистеру, и другим индивидуумам, живущим по соседству, да и всему деревенскому миру в целом. Миссис Смит вставляла рассказы о своих переживаниях между актами сей драмы, как корифей в древнегреческой трагедии, делая повествование завершенным. Наконец история приблизилась к своему завершению, сколь бы ни была длинна, и Стефан направил течение разговора по другому руслу.

– Ну, что ж, мама, теперь они все обо мне знают, – сказал он спокойно.

– Славно сработано! – отвечал его отец. – Наконец-то я больше не буду волноваться.

– Я порицаю себя… я никогда себе не прощу то, что не сказал им раньше, – продолжал молодой человек.

При этом замечании миссис Смит разом позабыла о прежней теме беседы.

– Я никак в толк не возьму, почему ты должен из-за этого расстраиваться, Стефан, – сказала она. – Когда люди нежданно-негаданно заводят себе друзей, то не вываливают им при первой же возможности рассказ обо всей подноготной своей семьи.

– Ты не сделал ничего дурного, это точно, – промолвил его отец.

– Да, но я должен был открыться им раньше. Мой визит имел гораздо больше значения, чем вы думаете, гораздо, гораздо больше значения.

– Не так уж много, как я полагаю, – отвечала миссис Смит, глядя на него в задумчивости.

Стефан покраснел, а его отец переводил взгляд с жены на сына, явно не понимая, о чем идет речь.

– Она довольно-таки хорошенькая, – продолжала миссис Смит, – и манеры у нее как у настоящей леди, да и умненькая она тоже. Но, несмотря на то что она, в общем-то, прекрасно тебе подойдет, зачем, скажи ты мне, да смилуется над нами Господь, на кой тебе сдалась жена именно сейчас, когда ты еще не кончил учебу?

Джон наморщил лоб да разинул рот от изумления.

– Так вот откуда ветер дует, да? – сказал он.

– Мама, – закричал Стефан, – какие глупости ты говоришь! Критически обсуждать, подходит она мне или нет, как будто здесь осталось место сомнениям! Что ты, женитьба на ней будет для меня истинным благословением – и с точки зрения положения в обществе, и с практической точки зрения, так же, как и во всех прочих аспектах. Боюсь только, что я для нее совсем невыгодная партия, поскольку слишком высоко стоит она на общественной лестнице по сравнению со мною. Ее семья не захочет принять в свое лоно такого деревенского увальня, как я.

– Если ты для них недостаточно хорош, тогда я скорей предпочту увидеть их хладные трупы, чем приму в нашу семью, и пускай себе ищут семьи получше фасоном, где соизволят их принять.

– Ах да, но я никогда не примирюсь с неприязнью к факту, что радушно принят в среде тех людей, о которых ты ведешь речь, когда на меня как на пустое место смотрят в ее среде.

– Какой еще безумный вздор мы от тебя услышим на следующий раз? – сказала его мать. – И раз уж об этом зашел разговор, ни она не стоит выше тебя на общественной лестнице, ни ты не находишься на столь низкой ступени, чтобы считаться ее недостойным. Ты сам можешь посудить, насколько тактично мое поведение. Я уверена, что никогда не останавливалась, чтобы поболтать больше минуты с какими бы то ни было поденщиками, и никогда я не приглашала к нам на вечера тех, у кого нет собственного предприятия. И я не однажды вела беседы с превосходными людьми, что приезжали в гости к нашему лорду, и не говорила им ни «мадам», ни «сэр», и они принимали это кротко, как ягнята.

– Ты присела в реверансе перед священником, и я хотел бы, чтобы ты этого не делала.

– Но это было до того, как он назвал меня просто по имени, данному мне при крещении, иначе не дождался бы он от меня реверансов ни за что! – взвилась от возмущения миссис Смит, и ее глаза засверкали. – Ты набрасываешься на меня, Стефан, будто я твой злейший враг! Что мне еще оставалось делать, чтобы от него избавиться, когда он все грохочет и грохочет передо мною да твоим отцом о своем величии, да только о том и хлопочет, чтобы показать это прямо иль косвенно, и все-то распинается, повествуя о тех днях, как он был молодой парень да учился в колледже, и уж не знаю, чего-чего только не приплетет сюда; и языком своим он орудует так же проворно, что наши молодки – своею ветошью на швабре, когда моют полы в маслобойне. Так оно и есть, ведь правда, Джон?

– Сущая правда – вот что это такое, – подтвердил ее супруг.

– В наше время любой женщине, – подытожила миссис Смит, – если ей вообще удастся подцепить себе мужа, следует ожидать, что ее свекр будет ниже рангом, чем ее отец. Мужчины поднимаются вверх, а женщины остаются в своем кругу. Каждый молодой человек, с которым ты свел знакомство, больший франт, чем его отец, а ты стоишь на одной доске с нею.

– Именно так думает и она сама.

– Это только говорит о ее здравом смысле. Я знала, что она будет гоняться за тобою, Стефан, я знала.

– Гоняться за мною! Великий Боже, что ты еще скажешь!

– Видно, я и впрямь должна повторить, что тебе не след жениться в такой спешке и надо подождать несколько лет. Тогда ты поднимешься выше, чем дочка разорившегося священника.

– Факты таковы, мама, – сказал Стефан, теряя терпение, – что ты ровным счетом ничего не знаешь. Я никогда не поднимусь выше, потому что я этого не хочу, да и не захочу, проживи я хоть сто лет. А что касается твоих замечаний, что она гоняется за мной, то мне такие высказывания о ней ужасно не нравятся, поскольку они годятся лишь для интриганки да для мужчины, который стоит того, чтоб ему расставили такие сети, и оба они не просто лживы по своей натуре, но до нелепости лживы в этом случае. Правда, отец?

– Боюсь, что я не настолько хорошо понял тему вашей беседы, чтобы высказывать свое мнение, – отвечал его отец тоном лисицы, что подхватила насморк и порастеряла свой нюх.

– Так или иначе, но она явно не мешкала, памятуя о том кратком времени, что вы знакомы, – молвила его мать. – Что ж, я думаю, тебе еще лет пять можно не задумываться о подобных вещах. И, говоря начистоту, она прекрасно может позволить себе подождать, да и подождет тебя, помяни мое слово. Прозябая в таком богом забытом уголке, как наш, я уверена, она не помнила себя от счастья, что ты вообще обратил на нее внимание. Вероятнее всего, она бы умерла старою девой, не появись ты на горизонте.

– Все это вздор, – сказал Стефан, но не особенно громко.

– Она премиленькая девочка, – продолжала миссис Смит более благодушным тоном, заметив, что Стефан понизил голос. – И о ней самой я не могу сказать ни словечка дурного, это правда истинная. Я порой видела ее, разодетую, что твоя лошадка, которую ведут на ярмарку, и мне она очень за это по сердцу. Настоящая маленькая леди. Но люди думают то, что думают, ничего тут не поделаешь, и, если бы она преуспела в своей школе да добилась бы там видного положения, а не занималась всяким сочинительством, это отразилось бы на ее кармане куда лучше, ибо, как я уже сказала, не было еще хуже времен для людей ее положения.

53

Адам Смит (1723–1790) – один из «отцов» экономической теории, автор «Исследования о природе и причинах богатства народов» (1776).

54

Томас Бабингтон Маколей (1800–1859) – британский государственный деятель Викторианской эпохи, автор популярного пятитомного труда «История Англии», который, впрочем, привлекал читателей скорее изяществом литературного стиля автора, чем точностью исторических фактов.