Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 99 из 133

 

***

 

Джон Фолкс и Юнмин патрулировали, то вышагивая взад-вперёд за укреплениями, то садясь подальше – наблюдать за шугающей ветром темнотой, пластом прятавшейся за светом ламп. Иногда они спускались вниз – зажигать пару автоматических прожекторов, водящих по округе копья-лучи. Юнмин больше не курил, зато завёл привычку держать руки в карманах. Джона это не раздражало, как остальных, он даже не обращал внимания, так, мельком только. Джон молчал, как бы боясь сломать ночную тишину давлением дыхания, словно небо было из хрусталя, и готово было обрушиться на их головы в любой момент – либо градом звёзд, либо градом пуль.

- Если бы не облака, я бы рассказал про созвездия.

- Разбираешься? – спросил Джон, поднимая голову.

- Читал… Могу даже назвать несколько.

- Молодец.

- И луны не видно…

- Жалко, - Джон осторожно положил ему руку на голову, спутал мальчишеские волосы. – Я бы послушал. С удовольствием.

- Эй, - от неожиданности резко по привычке огрызнулся тот, но вспомнив что-то, смягчился и глянул на старика. Нет, «стариком» в прямом смысле слова Юнмин назвать его не мог – Джону на вид было лет тридцать, нет, даже не определишь – это из-за седины, она всё спутывает.

- Успокойся, - улыбнулся Джон. Они как раз стояли около прожектора, восьмёрками кружившего по полю. Свет мешал видеть ночью, так что пришлось отойти подальше, прежде чем зрение стало острее.  – Смотри лучше. Вон туда.

Впереди была видна чернота – с такого расстояния только провал в песке, но Джон, когда парень на него взглянул, кивнул ещё раз, мол, смотри пристальнее. Юнмин пригляделся: там, где свет прожектора терялся в песке, будто засасываемый в огромную воронку, что-то шевелилось, перекатываясь невидимыми датчиками и тихо поскрипывая.

- Мина, - пояснил Джон. – Установили давно, ещё до нашего прихода. Нам повезло, что когда занимали пост, была ночь, так бы и не заметили.

- А днём? – поинтересовался парень.

- Днём не видно.





- Что за тип? – Юнмин взглянул на него снизу вверх. Он был невысокий, еле доставал макушкой до седых висков.

- Бесшумный, - объяснил Джон. – Многоразовый. Хапнет – сам не заметишь, так что осторожней. На всякий. – Юнмин долго стоял, в молчании переводя взгляд с винтовки Джона на мину, потом на ночное небо. Джон даже в темноте видел, что парню неловко. В таком возрасте нормально не любить тишину, в его же – наоборот, старость – это медленно, и всё же дурацкое предчувствие, принесённое паром из ртов, затхлостью и желтизной песка, какая-то дурацкая, навязчивая мысль не давала покоя. Юнмин обернулся и посмотрел назад – на играющий огоньками пост, на ходящих с другой стороны часовых, на построенные ими укрепления…

- Джон… - тихо позвал он. – Что случилось с твоей семьёй?

- Тем, кто выше по званию, такие вопросы не задают, - отрубил Джон, удивляясь собственной резкости. – Пойдём обратно.

 Они вернулись к прожектору, и город как-то слишком сильно навалился на них безветрием и тягучей высотой небоскрёбов. Стало жутковато от темноты, раньше казавшейся окутывающе тёплой, а теперь пробирающей до костей. Сверху послышался храп, через пару секунд затих. Оставшееся время просидели в тишине. Джон наблюдал за правой стороной, там, где далеко был лес, и до него доносился смазанный шум крон. Юнмину досталась область с миной, и он заворожённо наблюдал за воронкой, от которой исходил странный жар, волнами растаскивающий в стороны картину неба и ночи. Он решил сказать, только когда их смена закончилась, и двое проснувшихся их подменили.

- Как думаешь, что это? – обратился он к Джону, когда тот, зевая, уже устраивался на камнях. – Там, над миной.

- Где?! – глаза Джона вдруг стали круглыми, он вскочил: оружие в руках, зрачки расширены. Юнмин указал рукой, и Джон толчком упёр винтовку в плечо, заглядывая в прицел. Следующим движением винтовка отправилась назад, а уши спящих прорезал его громкий крик, сопровождающийся бранью и жестикуляцией. Укрепления чуть ли не мгновенно ощетинились сотнями дул, наугад шарящих по темноте.

- Видели излучение, - запыхаясь, отрапортовал Джон чуть ли не в ухо подбежавшему командиру. – Мина сработала!

 

***

 

Где-то снаружи солнце клонилось к закату, Вайесс чувствовала, как растекается по горизонту вечерняя лава, как воздух постепенно погружается во тьму, как наверху загораются белым первые звёзды, оборачиваясь в реку и снова переплетаясь с обсидиановым фоном невозможности. Жизнь крутилась вокруг неё, но она была снаружи мира, дальше, чем предел осознания, дальше, чем может проникнуть импульс разума. Время здесь текло постоянно по-разному, но ей почему-то казалось, что за горизонтом действительно наступила ночь. Всё это время она слушала, стараясь запечатлеть образом каждое слово, вышедшее из Его уст, как сверкающую драгоценность, подобной которой нет ни в одном ювелирном магазине Арденны.

- …Пойми других людей, и будешь понята. Признай свои ошибки и прости ошибки другим. Каждый человек уникален по-своему, каждый в перспективе – обладатель свободы, и чтобы рассмотреть искру силы в душах, нужно знание. Знание о людях – как минимум умение видеть, как максимум – умение и желание в одном. Признай себя, и будешь признана. Признай других, и получишь зрелость характера, душевную связь. Важность ценностей человека напрямую зависит от важности его для остальной реальности и для тебя в частности. Не завышай успехи, но не обесценивай результаты. Спроси себя: всё ли, что ты делаешь, делается правильно? Что для тебя – правильно? Посмотри на картинку целиком, абстрагируйся от частичного – что в принципе может изменить твоё мнение?

- Изменить мнение… - Вайесс почти не задумалась над ответом, каждое слово резало слух. – Сам человек. Правда. Поступок.

Она размышляла о пройденном пути и пути предстоящем, об изменениях, о том, почему выбрала это направление. И, что странно, ответа не было. То, о чём она думала раньше, осталось за чёрно-белой стеной, тут её душа представала перед телом обновлённая, чистая, как наполнивший всё вокруг воздух. Её тело сияло, играя искорками на коже и одежде, а Он – светил, будто солнце, но холоднее и чище. К этому свету тянуло, словно он был наркотиком, словно Он был единственным, где душа может зародиться и где сгинуть.