Страница 42 из 133
Когда Вайесс наконец очнулась, Бога Пустоши уже не было. На его месте лежал только рюкзак и сменная одежда – того же покроя, но новая, вместо рваных, покрытых кровью остатков, всё ещё висящих на ней. Жажда отступила, но временно: даже то время, что она продержалась без воды и еды, уже было смертельно для обычного человека, так что, видимо, она оставалась в сознании на последних частичках воли, и никак нельзя было предсказать, когда именно они кончатся. Она разделась и осмотрела свои руки – не считая пары рубцов и покраснений, всё было в порядке, и это было на самом деле удивительно: вылечить серьёзные раны и заражение в шаге от летального исхода – для этого требуется либо невероятное мастерство, либо невероятное чудо. По её мнению, Он был способен и на то и на другое. Натянув одежду и похлопав себя по бокам, проверяя, что куртка сидит нормально, она оторвала несколько кусков от старых штанов, сохранившихся лучше всего, превращая их в бинты, и положила их в рюкзак вместе с ботинками и парой неиспользованных дров, на всякий случай. Она вышла из убежища, и камни отозвались протяжным воем, загоняя в ловушку вездесущий, поменявший направление ветер, поднимающий белый дым от исчезнувшего костра. По правую руку, километрах в десяти, маячили окнами без света низкие здания какого-то города, ночью слившиеся с темнотой и спрятавшиеся от глаз, но сейчас хорошо просматривающиеся даже сквозь низкую пелену песчаной позёмки. Где-то с другой стороны на горизонте занималась громадная чёрная буря, играя потоками смерчей и взрывая ими каменистую почву.
- Первое – надо найти воду, - шёпотом проговаривала она, чтобы лучше запомнить план, если мозг начнёт отрубаться. – Может быть, дождь или хотя бы ручей, который я попробую процедить через фильтр. Второе – дойти до города и хоть где-нибудь переждать бурю, если успею и хватит сил, а там уже… решу на месте – остаться или искать путь домой.
Последнее слово как-то резануло по слуху, показавшись совсем чужим: Арденна не была её домом, Пустошь не смогла им стать, тогда что для неё «дом»? Вайесс тяжело ступала по песку, поскальзываясь на горках и увязая в небольших ямах, с каждым шагом от усталости замедляя ход, но подгоняя себя надеждой найти пригодную для питья воду. Мышцы неприятно ныли, требуя отдыха, но она упорно продвигалась вперёд, вдохновлённая не то одним видом Бога Пустоши, не то той встречей глаз, определившей её иллюзорное будущее хотя бы на пару дней вперёд. Пустошь теперь была ей знакома, как давняя подруга, с которой они когда-то поссорились, но ещё сохранили возможность возвращения мира. И она отвечала её мыслям, точно специально не ставя никаких препятствий на пути и позволяя безопасно добраться до заброшенных пятиэтажных районов.
Город встретил её гулом ветра в ушах и звоном стёкол в преддверии рокочущей позади бури. Как два живых существа, они стремились встретиться, сразиться, посоревноваться в прочности – и для одного, и для другого это было единственным развлечением за много дней бессмысленного скитания по чертогам бессонницы и пустоты. Буря ревела чёрной глоткой, намереваясь поглотить, разрушить, присвоить, пока недвижимый, молчаливый город заброшенными домами-щитами отгораживался от приближающейся черноты. Вайесс шла по остаткам дорог, по сваленным горам кусков плит, поддерживающих дома, по стеклу, впивающемуся в толстые подошвы ботинок и звоном перекатывающемуся под ногами. Она видела пустые витрины магазинов, за которыми были разбросаны кучи старья и антиквариата, этажи и квартиры, поросшие колючей проволокой, сгнившими костями и железным кустом. Кое-где посередине дороги возвышались баррикады и стены, нашпигованные проржавевшей до основания древней техникой и железной защитой, теперь уже не способной защищать ничего, кроме прорастающих сорняков. Ветер накатывал всё сильнее, пробуждая застоявшийся город ото сна, и она куталась, пряча от режущего песка открытые части тела в складки куртки. Лёгкие тяжело выкашливали сухость, силы были на исходе, и нужно было как можно скорее найти воду. Вайесс усмехнулась: хорошо, что сейчас при ней не было той бутылки, а ты от безысходности она точно накинулась бы даже на неё. Этот город не был похож на тот, где «счастливчики» потеряли половину людей – от него не веяло смертью, опасностью, угрозой. Он был просто странником, навсегда севшим отдыхать у потухшего костра, как заботливый отец, потерявший семью в кровопролитных войнах. Никто больше не выглядывал из окон, провожая взглядом потоки машин, не горели огни за потёртыми занавесками и балконами с резными поручнями, не было обычного гула улиц, дети не играли на площадках в футбол и не скатывались с горок. Он был пуст – внутри и снаружи, словно вместе с людьми, потерявшимися где-то под сотнями слоёв чёрного песка, потерялась и его душа. Творение человека без человека перестало быть творением, и стало просто вещью, недочитанной книгой, отложенной на самую пыльную полку.
Кладбище находилось прямо за центром, и встретило её гробовой тишиной. Спрятавшись за самыми высокими зданиями, оно уберегло себя от участи остального города и избежало полного затопления в море песка. Теперь каждый шаг отдавался гулким потрескиванием веток насаженных здесь давным-давно поваленных деревьев, и так же потрескивали связки, закостеневшие от долгого отсутствия влаги. Вайесс впервые видела кладбище своими глазами: в Арденне мертвецов сжигали на кострах и вывозили за стены, скорее всего, чтобы не допустить возникновения болезней. Это всё были люди – они умирали на войне, от несчастных случаев, от болезней, от старости, но независимо от всего, лежали здесь, под мраморными крестами из камней, так похожих на те, что она видела в Храме. Кладбище тоже было храмом – храмом скорби и незабвения, храмом ушедшей эпохи и новых поколений, которым не суждено было появиться на свет. Оно было концентрацией грусти и любви, концентрацией памяти, которую люди, живущие здесь, проносили через свои жизни и завещали проносить детям. Они приходили сюда, клали цветы и подарки, вспоминали ушедших, радовались жизни, как и она, проводили рукой по камням, и не жаловались, потому что знали, что все эти люди существовали одной надеждой на то, что «завтра будет лучше». Вайесс вспомнила «счастливчиков», оставшихся лежать в сухой, горячей земле, оставивших любимых в Арденне, а тела – в Пустоши. Ответственность за это лежала на ней, единственной выжившей из отряда, и теперь у неё впервые за долгое время появилось то, что она, во что бы то ни стало, обязана сохранить – память о товарищах.