Страница 52 из 69
- 'Испивший из каждой реки' - с едва заметной усмешкой ответил маг - примерно так можно перевести 'адлари' на русский язык. Помнишь, я как-то рассказывал об ограничениях для магов? Это про то, что мне, например, неподвластно целительство, магическое лечение, но боевая магия у меня в крови.
- Это ж всего две сотни лет назад было! - недовольно буркнул Гаврила. - Конечно, помню. Я, знаешь ли, вообще на память не жалуюсь.
- А для Дары никаких ограничений в плане магии не существует, - продолжил Ворон, пропустив ворчливую реплику друга-опекуна-надзирателя мимо ушей, - таких магов и называют 'адлари'.
Гаврила снял очки, дохнул на стекла и протер их рукавом рубахи, потом почесал кончик носа и водрузил окуляры обратно.
- Но тогда ты не сможешь обучить ее так, чтобы, м-м-м, раскрыть все таланты девочки, - нараспев произнес домовой, неотрывно глядя на пробирку в руке Ворона, - невозможно отдать то, чего сам не имеешь.
Ворон кивнул и развел руками. Этим он показал, что признает правоту домового и сам думает точно так же.
- Пока что буду учить ее тому, что знаю сам. А дальше видно будет. Единственный человек, которому я доверил бы ее обучение, покинул мир живых почти семьдесят лет назад. Жаль, великолепный целитель был, - с неподдельным сожалением протянул маг. - Хотя и гад преизрядный. Нет, все-таки не доверил бы.
Домовой пожал сухонькими плечами, но напоминать Ворону, кто именно помог целителю с мерзкой душонкой перейти в мир иной, не стал, и маг был ему за это благодарен. Было время - Ворон считал того целителя чуть ли не другом. А потом... Еще одна черная страница в обширной биографии проклятого мага.
- А еще она прошла Изменение, - будничным голосом, будто рассказывая о погоде на завтра, поведал Ворон, - и, что самое удивительное, давно. Ориентировочно, в возрасте до года.
- Ну-ка, ну-ка, давай с подробностями, - на морщинистом лице Гаврилы Мефодьевича появился неподдельный интерес вперемешку с сожалением. - Где ж то видано, чтобы младенцев нерожденных заветниковской дрянью поить?!
Домовой искренне сочувствовал Ворону и другим, никогда не виданным магам-заветникам, потому что в силу природы своей не мог представить себе ни счастья, ни хотя бы умиротворения без топанья маленьких ножек и звонкого детского смеха. И на Дару Гаврила теперь будет смотреть с плохо скрываемой грустью. Ведь для женщины оно вдвойне тяжело.
- Жаль девочку, - горестно вздохнул домовой, словно подслушав мысли Ворона, - молоденькая совсем, еще жить да жить, а уже...
- Гаврила, только при ней такого не скажи, - мягко перебил Ворон - ей и так нелегко.
- Да понял уж, понял, - проворчал домовой. - Но все равно самое грязное дело - младенцев травить!
Ворон с тяжелым вздохом достал из ящика еще одну пробирку, на дне которой лениво покачивалась вязкая темная субстанция, которую и жидкостью-то можно было назвать с очень большой натяжкой. Более всего это вещество походило на деготь.
- Мертвая кровь, - определил Гаврила Мефодьевич. За долгие пять веков, проведенных бок о бок с магом-заветником, ему многое довелось повидать, в частности, научиться с одного взгляда распознавать алхимические ингредиенты. Потому что часть из них представляла нешуточную опасность даже для обитателя тонкого мира.
Ворон кивнул и, выдержав эффектную паузу, влил малую толику серебристой жидкости в 'деготь', и едва заметное глазу зеленоватое сияние осветило пробирку изнутри, но минуту спустя погасло. А в пробирке осталась самая обыкновенная человеческая кровь, темно-красная и... живая!
- Но... как?! - пораженно выдохнул домовой.
- Мертвая кровь, искусственно синтезированное путем... ну, неважно... вещество. В живой природе встречается только в виде сырья, а именно человеческой крови не менее чем двухсотлетней давности при соответствующих условиях хранения, - менторским тоном провозгласил Ворон, а в ледяных глазах его появились искорки злости. - И обращению в изначальное состояние не подлежит, так как не помнит, что такое жизнь и как это - быть живой. Вернее, осуществить данный процесс посредством природных материалов, а именно - человеческой крови - невозможно. Пусть даже образец для эксперимента был взят у мага-заветника, измененного в возрасте тринадцати лет. Иными словами, повторить реакцию контрольного образца - для краткости будем называть его 'Дара' - с так называемой мертвой кровью у моей крови, при всех ее врожденных и приобретенных в течение жизни свойствах, не получилось.
Гаврила, раскрыв рот и сдвинув на лоб очки, растерянно хлопал белесыми ресницами.
- Как известно, материалы мира живых в основе своей не содержат компонентов, способных пробудить к жизни мертвую кровь и подобные ей субстанции, - ледяным тоном продолжил маг, а его пальцы, побелевшие от напряжения, вцепились в край столешницы. - То есть, для претворения в жизнь эффекта оживления, только что экспериментально зафиксированного, необходимо воздействие материалов, чуждых миру живых...
- Говори по-человечески, - взмолился домовой, лихорадочно соображая, как бы хоть немного унять бушующую в сердце подопечного злость.
Если Ворон начинал вещать, обильно пересыпая речь научными и псевдонаучными терминами, самое время объявлять военное положение.
Край столешницы с громким треском остался в руках Ворона. Маг выругался сквозь зубы, отшвырнул ставшую бесполезной деревяшку в угол, и пришел в себя.
- Извини, Гаврила, - смутился он, понимая, что перегнул палку. Маг оперся локтями на то, что осталось от столешницы, и на миг спрятал лицо в ладонях. - Я просто... просто не понимаю, кому и, главное, зачем это было нужно.
- Да чего уж там, - пробормотал домовой, не сводя с подопечного настороженного взгляда.
Его опыт жизни в мире людей насчитывал не одну тысячу лет, и иногда, знал Гаврила Мефодьевич, люди теряют рассудок. И это страшно. Сейчас, глядя на Ворона, домовой думал, что, будь ты хоть величайшим магом в истории планеты Земля, прежде всего ты остаешься человеком со всеми человеческими слабостями... а магия вовсе не панацея от безумия. Сейчас, глядя в отрешенные глаза заветника, домовой понимал это особенно хорошо.