Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 41

Предисловие к Части IX

Девятая часть серии публикаций очерков Василия Алексеевича Игнатьева посвящена его воспоминаниям о родном селе Русская Теча и нескольких окрестных сёл и деревень, которые он предполагал объединить в «Очерки по истории Зауралья».

Село Русская Теча ныне находится в составе Красноармейского района Челябинской области и является старейшим населённым пунктом на территории Челябинской области (1682 г.). Первоначальным названием Русской Течи была Белоярская Теченская слобода, в дальнейшем село просто называлось Теченская слобода. В XVIII веке Теченская слобода была центром Исетской провинции Оренбургской губернии. В XIX-начале XX веков село Русская Теча входило в состав Пермской губернии и являлось центром Русско-Теченской волости Шадринского уезда. В советское время село оказалось в составе Челябинской области и входило в состав совхоза «Кировский».

Село находится на правом берегу реки Течи, которая остаётся загрязнённой радиоактивными отходами. Загрязнение реки Теча произошло в результате санкционированного и аварийного сброса жидких радиоактивных отходов в 1950-х гг. 29 сентября 1957 г. на комбинате № 817[1] произошла «Кыштымская авария» – взрыв ёмкости с высокорадиоактивными отходами, которая значительно усилила радиоактивное загрязнение реки на всём её протяжении. Воду из реки Течи стало невозможно использовать для питья, водопоя скота, полива, и она была выведена из всех видов водопользования с целью предотвращения вреда здоровью и жизни населения. Эта авария является первой в СССР радиационной чрезвычайной ситуацией техногенного характера. В зоне радиационного загрязнения оказалась территория 23 000 км² с населением 270 000 человек в 217 населённых пунктах трёх областей: Челябинской, Свердловской и Тюменской. Местные жители долго не подозревали об огромном вредном предприятии. В ходе ликвидации последствий аварии 23 деревни из наиболее загрязнённых районов с населением от 10 до 12 тысяч человек были отселены, а строения, имущество и скот уничтожены. Делалось это молчаливо и в течение длительного времени об этой крупной аварии ничего не сообщалось. Однако полностью скрыть информацию было невозможно, прежде всего, из-за большой площади загрязнения радиоактивными веществами и вовлечения в сферу послеаварийных работ значительного числа людей, многие из которых разъехались потом по всей стране.

Река Теча остаётся самой радиоактивно загрязненной рекой в России. Вместе с другими населёнными пунктами, расположенными в пойме реки, село Русская Теча в начале XXI века «для защиты от радиационного воздействия» было переселено с более низкого пологого берега реки на более высокий.

Автор мемуаров В. А. Игнатьев пережил всех своих братьев и сестёр и многих знакомых, с которыми было связано его детство. В 1950–1960-х годах он несколько раз посещал свои родные места – село Русская Теча и деревни по берегу реки Течи, которые подлежали выселению в связи радиационным загрязнением после аварии. Информацию об аварии он знал от местных жителей и сам имел возможность увидеть её последствия.

В начале 1961 г. он взялся за воспоминания о своей малой родине, которая в памяти его предстала ему вначале под видом «села Горюхина».[2]

В письмах к И. С. Богословскому он писал: «Это дело много сложнее: речь о родном селе в моём воображении разрастается в большое дело. Помните – когда я писал о детских годах Пети Иконникова, то описывал нашу Течу, но тогда я, выражаясь словами А. С. Пушкина по поводу «Евгения Онегина»:

«Даль свободного романа

Сквозь магический кристалл

Ещё неясно различал»,

а теперь я так втянулся в мемуары, как сказано у М. Ю. Лермонтова в эпиграфе к «Мцыри»: «Вкушая вкусих и се: умираю», что у меня зародилась мысль увековечить Течу в своих мемуарах».[3]

«Мне хотелось бы Течу показать широким планом. Не знаю: удастся ли? Я видел и знал Течу в последний период её колонизации. … Как разрушался патриархальный и феодальный быт – вот, что мне хотелось бы показать».[4]

Очерки В. А. Игнатьев отправлял И. С. Богословскому, который отзывался о них одобрительно. По мере накопления материала, Василий Алексеевич думал об их систематизации.

«Обратили ли Вы внимание на моё замечание о них [об очерках – ред. ], когда я в первый раз писал о них, что мне хочется написать о Тече нечто вроде «Истории села Горюхина». Я хотел этим сказать, что намерен написать несколько очерков. Теперь я, пожалуй, сказал бы, что я имел в виду написать нечто вроде «Пошехонской старины».[5] То, что я Вам выслал – отрывочно, разбросано и на первых порах, правда, трудно понять, что к чему, но всё это потом должно подвести под одно заглавие: «Теча накануне О[ктябрьской] р[еволюции]» Вопрос только: как изобразить? Больше свету в картине, или тени? Думаю, что и то, и другое должно отвечать тезису: «Amicus Plato, sed magis amica veritas est».[6] Ведь то, что описываю уже прошло, история, а с ней что поделаешь? Нам раньше толковали о том, что народ наш богоносец, а что получилось теперь?

Итак, мне хочется показать Течу такой, какая она осталась в моей памяти со всеми её достоинствами и грехами. Мне хотелось бы написать историю Течи, но нет материала».[7]

Отсутствие изданных источников по истории не помешало автору на основе воспоминаний создать замечательные рассказы о прошлом родных краёв на рубеже XIX – первой половины XX веков. В своих воспоминаниях автор подробно старается описать дореволюционные сёла Русская Теча, Сугояк, Бродокалмак, Верх-Теча, Нижне-Петропавловское и ближайшие к ним деревни: Бакланова, Черепанова, Панова, Кирды. В отдельных очерках он пишет об экономическом и имущественном укладе местных жителей, о ярмарках, ремёслах и сельской школе. Множество очерков посвящены местным жителям всех социальных слоёв от земских начальников, духовенства и разночинцев до сельских мужичков и сельских женщин, их характеристикам, – таким, как запомнил он сам. Со многими из них у автора было связано детство и юность. Он показал их достаточно ярко с общественной, хозяйственной и психобытовой стороны, проследил судьбу многих как до революции, так и после неё. Таким образом, В. А. Игнатьев описал все стороны жизни села и его окрестностей, с большим вниманием и любовью описал местных жителей разных социальных слоёв. Кроме того, он сделал попытку составить список земляков, внёсших свой вклад в общегосударственное и культурное развитие страны.

Результатом литературного творчества В. А. Игнатьева стали «Очерки по истории села Русская Теча Челябинской области»[8] и, кроме того, отдельные очерки по истории Зауралья[9], вошедшие в «пермскую коллекцию» воспоминаний автора. Объём их превзошёл автобиографию, семейную хронику и очерки по истории духовно-учебных заведений вместе взятых. Для местных краеведов и родоведов его воспоминания – драгоценный клад. «Теча теперь разрушена «до основания», и у меня зародилась коварная мысль: дай, думаю, напишу о своей старушке и отправлю в «кладезь» Павлу Степановичу, может быть кто-нибудь потом, лет через 50 заглянет в мемуары и пожелает узнать, что получилось из Течи».[10] И. С. Богословский предлагал отправить некоторые из очерков в печать. Сам В. А. Игнатьев считал, что силы его переоценивают, и отказывался от публикации, воспоминания представлялись ему далёкими от современности.

20 апреля 1961 г. в письме к И. С. Богословскому В. А. Игнатьев писал: «Дорогой Иван Степанович! Я посылаю Вам последнюю тетрадку из мемуаров о Тече. Я написал на ней: Dixi et animam levavi (Я сказал, или высказался и облегчил душу [по-латински – ред. ]). Я не знаю, кому принадлежит это выражение; чуть ли не Мартину Лютеру. Я хочу сказать, что то, о чём я писал в своих мемуарах, было велением, побуждением animi mei.[11] Все эти воспоминания властвовали над моей душой и требовали от меня, чтобы я о них написал и вот: Dixi et animam levavi. Вы знаете, с чего началось моё писание мемуаров: Вы затронули во мне страницы прошлого из истории alma matris nostrae[12], а потом цепной реакцией пошли и другие Memorialia.[13] Вы подогревали моё писание, я писал и писал их с мыслью, что может быть, кто-нибудь их почитает и вспомнит о том, о чём в них написано. Теперь я знаю, что по крайне мере два человека – Вы и Павел Степанович – их читали, и, пожалуй, «с меня и довольно сего сознанья». Я уже писал Павлу Степановичу, что если он найдёт их заслуживающим внимания, то включит их в тот фонд, который он собирает. В них всё-таки отражено прошлое. Я боюсь, что с моей стороны, было бы нескромным и претенциозным говорить о посвящении их кому-либо: вот-дескать нашёлся какой-то писатель, но всё-таки хочу сказать, что мне хотелось бы, если Вы не будете возражать, передать их Вам на Ваше полное усмотрение, а именно: кодифицировать их, может быть, произвести некую корректуру и т. д. Я думаю, что всё это нужно сделать в контакте и по совету Павла Степановича. Я прилагаю настоящее письмо к моему последнему мемуару о Тече, как своего рода официальный документ, то, что по-латински называется testamentum.[14] Я очень благодарен Вам за участие Ваше в моих мемуарах, а именно за то, что Вы иногда давали им направление, хотя бы[ло] очевидно, что мысли наши совпадали. Я также очень благодарен Вам и Павлу Степановичу за сердечное отношение ко мне…».[15]

1

Комбинат № 817 – в 1967–1990 гг. химический комбинат «Маяк», с 1990 г. производственное объединение «Маяк» (местоположение: закрытый город Челябинск-40 – в 1966–1994 гг. Челябинск-65, в 1994–2004 гг. закрытое административно-территориальное образование Озёрск, с 2004 г. Озёрский городской округ).

2

Вымышленное село в произведениях А. С. Пушкина.

3

Письмо В. А. Игнатьева И. С. Богословскому от 08 февраля 1961 г. (ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 215. Л. 55 об.-56.).



4

Письмо В. А. Игнатьева И. С. Богословскому от 01 марта 1961 г. (ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 215. Л. 61–61 об.).

5

Местность в романе М. Е. Салтыкова-Щедрина «Пошехонская старина».

6

Amicus Plato, sed magis amica veritas est – по-латински «Платон – друг, но истина дороже».

7

Письмо В. А. Игнатьева И. С. Богословскому от 09 марта 1961 г. (ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 215. Л. 63–63 об.).

8

Очерки В. А. Игнатьева по истории села Русская Теча Челябинской области (январь-апрель 1961 г.). (ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 711).

9

Очерки В. А. Игнатьева по истории Зауралья (1961 г.). (ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 722).

10

Письмо В. А. Игнатьева П. С. Богословскому от 1 апреля 1961 г. (ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 165. Л. 33–34).

11

animi mei – по-латински моего ума.

12

alma matris nostrae – по-латински нашей родной школы.

13

memorialia – по-латински воспоминания.

14

testamentum – по-латински завет.

15

Письмо В. А. Игнатьева И. С. Богословскому от 20 апреля 1961 г. (ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 215. Л. 72–73).