Страница 4 из 26
Гедеон в ответ кивал, еле сдерживая недоумение.
– Вот сегодня тоже пойдём с сынулей, – сказала Роузи, посмотрев на Томаса – младшего.
В этот момент Гедеон вспомнил о молчаливом четырехлетнём мальчишке, который скромно сидел боку и будто бы был отторгнут невидимой стеной от всех остальных.
– Ты чего такой грустный? – спросил Гедеон у него.
Однако мальчик никак не отреагировал на слова.
– Молчун он, скромненький мальчик. – сказала Роузи, потрепав его по густым, приятным волосам.
– Пусть молчит. Он мелкий ещё, что бы говорить тут с нами. Ума у него мало и ничего путного он сейчас не скажет. Пусть взрослых слушает и соблюдает субординацию, – с высокомерием, свойственным наглому взрослому, произнёс Томас про своего сынулю.
– Строго с тобой, – сказал Гедеон, сделав немного печальное лицо.
Все вдруг уставились на этого ребёнка, а он опустил олову и продолжал смиренно молчать.
– Да не строго. Просто он недавно мне нагрубил, и отец его отругал немного. По справедливости отругал! Ребенок должен быть послушен – так учит Храм. Кстати, это и взрослых тоже касается. Как младенец должен служить своим родителям, так и взрослые должны служить Храму и правительству. Ну а для этого нужно много работать над собой, в Храм ходить и закон не нарушать. В общем жить в смирении со всем.
Почему-то Гедеон вдруг воспринял эти слова как упрёк в свою сторону, немного нахмурив брови.
– Может вы пойдете с нами? – спросила Роузи, перекладывая в свой ротик кусочек хлеба.
– Нет, извините. Не болен я этим. Уж лучше зомбоящик посмотрю, чем пойду на дедов в балахоне любоваться, – резко отказал наш герой.
Томас, улыбнувшись, сказал:
– Не слышал ли новость одну? Не знаю, слухи это или правда. Говорят, что новый департамент полиции появится. Что-то вроде «полиции нравов»… Так вот те, кто не ходит, ни в Храм, ни церквя, ни в мечети – короче, люди нерелигиозные могут попасть в разряд потенциальных преступников. Мол, в Храм не ходишь – можешь вести аморальный и противозаконный образ жизни… Так что ещё подумай над её предложением, – с улыбкой на лице закончил Томас, ласково щипнув своими толстыми пальчиками жену.
Эти слова уже всерьез раззадорили Гедеона, и он уже не мог оставить эти замечания в свой адрес и продолжать спокойно есть яичницу. Однако благодаря своему природному холоднокровию, он смог остаться довольно рассудительным.
– Про полицию нравов я слышал ещё когда в Академии учился, – начал атаковать он, – так вот, по-моему, всё это – бредятина редкостная! Такие идеи возвращают нас в средние века; тогда женщин на костре сжигали за то, что она была чрезмерно красива. Конечно, я не думаю, что у них ума хватит учреждать такой орган, ведь это нарушит и без того попираемые права нашего населения… А слух этот – скорее всего, просто страшилка.
– И всё-таки жаль, что тебя выгнали из Академии, – с разочарованием произнёс Томас.
Сказал он это, желая перевести разговор в другое русло, так как тема возвращения в средние века показалась ему очень болезненной и он, как ярый пацифист и человек очень неконфликтный, постарался избежать спора. А вот Роузи не желала соглашаться с мнением Гедеона и, жадно проглотив кусок твердого хлеба, резко возразила:
– Никакая это не бредятина! Вон та дрянь, которая живёт на первом этаже – Мишель. Вытворяет она такое безобразие, что говорить стыдно и никакой управы на неё нет. А сделают полицию нравов – сразу же упекут её за решетку, что бы знала.
Посмотрев на высокий, обеленный потолок Гедеон задумался, пытаясь вспомнить Мишель, с первого этажа; он пришёл к выводу, что не знает кто это.
– И как же она творит своё безобразие? – с иронией спросил он.
Призадумавшись, Роузи прикрыла ладонями уши младшего Томаса и тихо произнесла:
– Блудом, проституцией,– потом, убрав руки от ушей мальчика, Роузи продолжила, – к ней каждый день сброд ходит; в основном юноши кстати. И все это знают, но ничего сделать не могут. Поэтому и нужна полиция нравов, а вы говорите – не нужна.
– В этом случае – я согласен. Но ведь она просто закон нарушает, причём тут полиция нравов? Они как сказал ваш муж, будут в список подозреваемых заносить тех, кто не ходит по церквям. А я вот например не хочу туда идти, хоть и не атеист.
– Слава Богу хоть так, – выдохнув, сказала Роузи, а Гедеон продолжил свой напор:
– А не хожу туда, потому что вижу там руку государственную. Будто бы не Господу я молиться прихожу, а Правителю нашему; будто и не в храм Божий прихожу, а в дворец королевский. А иногда мне вообще думается, что все эти святые в сутанах прямо на правительство и работают.
– Да правительство наше так прекрасно, что должны люди работать прежде всего на него и нет в этом ничего плохого, – пискляво заявила Роузи, – а возвращаясь к распутнице этой Мишель, стоит сказать, что раньше все люди жили в блуде, как и она. Даже не жили, а гнили в этом разврате, уподобляясь своим вожделением, грязным животным. Все заповеди нарушались и стали мы опускаться все ниже и ниже. Скатились даже до мерзкого либерализма, который и есть по природе своей содомия и разврат… И только сильное наше правительство и Верховный Правитель вернули нам веру, духовность и благородный консерватизм. И почему же теперь не славить нам нашего Правителя в церквях? Это же он своей властью избавил нас от эпохи гнилого либерализма, в котором процветала содомия, а дети не знали своих родителей.
– Мужчины, воспитанные матерями одиночками, – добавил Томас – старший, будто говоря о самом себе.
– Да, именно так,– подтвердила Роузи, – вcпомните, как институт семьи погибал от этой псевдо свободы. Ещё вчера наши отцы дышали этим смрадным запахом разврата и лжеценностей… Даже омерзительные нацисты боролись с развратом, в отличие от грязных либералов, которые плевали в душу людям. Но это, как Садом и Гоморра, уже в прошлом, а теперь – новый век и новая эпоха преобразований. Новое небо и новая земля должны воцариться на наших глазах.
– Вас послушаешь и такое ощущение, что других проблем, кроме разврат у нас нет. Должны ли мы так глубоко людям в душу лезть? – нервно подергивая вилкой, спросил Гедеон.
– Не решены все проблемы! – согласилась Роузи, – а всё из-за таких Мишель, которые молодых людей растлевают. Да разве придет наш спаситель – Мессия к таким преступникам как мы?
Гедеон от удивления приоткрыл рот и чуть не подавился куском хлеба, его непроницаемое как камень и умиротворённое как море лицо вдруг дало сбой и стало совсем очевидно показывать эмоции. Такая реакция Гедеона была вызвана огромным удивлением; слова о приходе Мессии не только, впрочем, его удивили, но и приподняли его дух и задор. Так, он ещё раз внимательно осмотрел Роузи и заметил, что одета она довольно вульгарно. Раньше он на это внимание не обращал, но услышав упоминание о спасителе, почему-то стал пристально искать в этой женщине какой-то изъян и нашёл светлую полупрозрачную блузку, облегающую стройное женственное тело; Гедеону тотчас пришлось отвернуться, дабы не любоваться на маленькую грудь Роузи, виднеющуюся через светлую просвечивающуюся ткань.
–Приход Мессии, то есть Иисуса? – спросил Гедеон. Он посмотрел на Томаса, ожидая, что тот подключится к разговору.
Однако Томас продолжал закладывать в рот булочки, не проявляя интереса к разговору и заставляя своей апатией ещё больше злиться гостя.
А отвечала опять Роузи:
– Мой священник не называет его по имени, а только словом Мессия. Прийти он должен, когда люди выполнят свой завет с Богом; здесь воцарится закон церковный и Храм станет миром, Храм станет всем. Тогда и придёт спаситель, придёт новый мир и настанет Новая Эпоха.
– Он принесёт Рай на нашу землю?– скептически играя скулой, спросил Гедеон.
Роузи торжественно ответила:
– Это будет Новая Эпоха жизни всего человечества. Все будут богаты и счастливы, болезней не будет существовать…Эх, новая эра всеобщего благоденствия под властью великого Мессии. Дожить бы этого времени. Самое главное, знатные лица говорят, что свершиться это должно очень и очень скоро. Разве вы не хотите жить в таком Царстве?