Страница 6 из 14
Эта невинная забава, первое начало страстной моды, в которую впоследствии вошел в Фивах, Мемфисе и Саисе танец полика, была прервана выходом фокусников и фигляров.
После чудной ловкости, с какою наши египетские фокусники превращали лилии в парики и платки в бананы, особенного удивления заслужили гимнастические штуки знаменитых царских фигляров и невероятная сила придворных иркулесов и иркулесиц.
Женщины, в этом отношении, явились еще замечательнее мужчин: кроме особенной прелести в движениях и позах, страшная степень силы, которую эти слабые создания успевают упражнением развить в своих нужных членах, и легкость, с какою в самых трудных положениях тела и при величайшем напряжении силы играют в тяжелые шары, доводя число их до десяти и более, достойны быть предметом глубочайших размышлений мудрецов.
Но египетский народ годится на все чудеса: другого такого народа боги не создали на земле!
Между тем, на площади, перед дворцом, простой народ наслаждался зрелищем боя двадцати огромных быков и подвигами храбрых фивских picadores. В палатах, при потоках царского вина, гости предавались самой необузданной веселости, особенно с той минуты, как земное солнце, утомленное пиршеством, удалилось во внутренние покои, чтобы с лунолюбимого супругою отдохнуть после обеда на своем высоком государственном ложе[24].
Одни играли в шахматы или кости[25], другие в чет и нечет на спине угадчика, который, угадав, подвергал своих товарищей тому же положению, а многие, встав на голову, кричали — «Да здравствует царь фараон, земное солнце!» — и держали пари между собою, кто в этом виде произнесет большее число раз приветствие гостеприимному хозяину.
Уже после полуночи разошлись гости по домам, то есть, большею частью отнесены были без чувств слугами из дворца в свои спальни.
На следующий день, даже и у земного солнца с похмелья жестоко болела голова; полный комплект врачей созван был в присутствие царя, и тот, по чьей части состояла болезнь великого фараона, принялся лечить его по правилам искусства[26].
В эту неблагополучную минуту почтенный обер-гофмейстер Тори и обершенк Каофи представили солнцелюбимому мудрому царю Амосису счет издержкам на вчерашние увеселения. Мудрый царь ужаснулся. За неуместную расточительность он приказал дать им, на главном крыльце дворца, отеческое поучение, и, пользуясь предлогом, что от пьяных гостей его произошли ночью в городе разные беспорядки, присудил свою любимую столицу к уплате, в виде пени, всех денег, издержанных на пиршество. С другой стороны, за то, что происходило в конце вчерашнего пира, и не один благонравный муж стовратного града Фив счел себя в праве, и в необходимости, с приличною нежностью напомнить своей супруге обязанности, предписанные осьмою главою третьей книги Гермеса Тревеликого.
Так сделалась царевна Микерия-Нильская Лилия совершеннолетнею. Мудрый царь Амосис весь этот день был нездоров, и не ходил в подземелья Лабиринта осматривать свои сокровища; но на третий день после пиршества рано утром отправился он в свои кладовые. Осмотрев замки и печати и найдя их в совершенной исправности, он отпер золотым ключом огромную и тяжелую медную дверь и вошел в любимые погреба свои. Груды богатств всякого рода лежали в симметрическом порядке по всему пространству крепких каменных полов. Царь долго прохаживался между ними, любуясь на плоды своей бережливости. Душа его утопала в высоком наслаждении. Вдруг одна груда золота показалась ему тронутою. Он осмотрел ее с величайшим вниманием. Не оставалось сомнения: чья-то преступная рука, во время пира, коснулась сокровищ и нанесла им приметный ущерб! Мудрый царь Амосис обошел кругом все подземелья, тщательно рассматривая стены, полы и потолки, построенные из огромных шестигранных глыб сиенского полированного гранита, и, не видя нигде пролома, должен был заключить, что кто-нибудь из придворных украл у него ключ и печати в ночь всеобщего веселья, когда земное солнце было помрачено облаком винных паров, и таким образом пробрался в кладовые.
Царь запер медную дверь ключом, приложил к ней другие печати, и удалился. Ввечеру он нарочно забыл на столе свои золотой ключ и печати, тайно наблюдая всю ночь за ними, чтобы поймать вора, который, без сомнения, захочет вторично воспользоваться рассеянностью земного солнца. Но к столу никто не подходил, а между тем, на следующее утро, отправившись в подземелья, солнце открыло признаки нового и весьма значительного похищения. Двери, замки и печати по-прежнему были целы. Удивляясь такому чуду, мудрый царь Амосис ставил у дверей сильные караулы, сторожил сам караульных, изобретал различные хитрости, и, несмотря на все это, не мог открыть ни пути, ни примет похитителя, хотя сокровища решительно каждую ночь уменьшались.
Светлая голова его кружилась от недоумения. Он тайно позвал главного своего механика и, при его содействии, изобрел такую западню, которая, схватив вора пополам, была в состоянии удержать его на месте до утра. Через несколько дней, замысловатый, неприметный глазу механизм поставлен был именно у той груды слитков золота, из которой похититель начал почерпать накануне. В этот раз мудрый царь Амосис не ошибся в расчете. После полуночи, один из огромных гранитов стены подземелья тихо повернулся, и два молодых человека вошли в кладовые через отверстие. Это были Ктепи и Апопи, сыновья покойного Тописа, знаменитого архитектора, построившего фивский Лабиринт для мудрого царя Амосиса. В числе бесконечного множества потаенных подземных и надземных ходов, из которых состоит это неподражаемое здание, настоящий логогриф зодчества, не распутанный умом человеческим, искусство архитектора неприметно направило один подземный ход от кладовых к его собственному дому, лежавшему в отдаленной части города, по другую сторону Нила. Ход, со стороны кладовых, был закрыт подвижною гранитного плитою, так отлично подведенною под общий вид венцов подземелья, что ни какой глаз не мог приметить разницы между нею и другими камнями стены.
24
Инструмент, поставленный на середине этой кровати, заменял у древних Египтян подушки: ложившийся спать помещал голову свою в деревянное полукружье такого инструмента, которое было обито кожею, подложенною, для мягкости, шерстью или хлопчатою бумагою. Такие подушки употребляются еще и нынче в северной Абиссинии.
25
Кости эти находятся и в Берлинском и в Лондонском музеумах.
26
Известно из Геродота, что у древних Египтян для каждой болезни был особенный врач при царе; по числу признанных наукою болезней, находилось более пятидесяти врачей.