Страница 10 из 35
– Куда? – ей хотелось заплакать от невозможности хоть что-нибудь понять.
– Я отведу тебя домой.
– Хоть бы сказал: провожу!
– Извини. Провожу.
Клава разозлилась:
– Что ты вечно извиняешься?
Он быстро захлопал длинными ресницами:
– Ты за что сердишься?
– Я не сержусь. Я не привыкла к тебе пьяному. Ты какой-то другой.
– Другой, – подтвердил он.
Взглянув в сторону вокзала, Клава спросила:
– Ты все еще хочешь позвонить Лари? Это действительно так важно? Мы уже не на работе, сейчас можно. Пойдем? Там есть автоматы.
– Нет, – он тоже посмотрел в ту сторону. – Уже не хочу. Поздно.
– Ну скажи, у тебя было к нему что-то важное?
– Ах ты, любопытное создание! Очень важное. Может, самое важное в моей никчемной жизни.
– И я тебе помешала?
– Глупая Клавка-козявка…
Она удрученно спросила:
– Ты уже совсем протрезвел?
– Еще не совсем, а что?
– Думала, может, поцелуешь меня спьяну…
Кирилл засмеялся и потрепал ее за ухо:
– И не надейся!
– Это я уже сто раз слышала!
– Клавка, – он откашлялся, будто собрался произнести речь, – видишь ли в чем дело…
– Я тебе не нравлюсь.
– Дурочка! Дело вовсе не в тебе, а во мне. Я, знаешь ли, завожусь вполоборота. Если я тебя поцелую, то уже не остановлюсь. А я не могу себе этого позволить. Арина сразу все угадает. У нее кошачье чутье. И тогда она воспользуется поводом меня выгнать. Ты же не хочешь, чтобы это со мной случилось? Так что, лучше не провоцируй, я должен быть безупречен.
Клава чуть отступила назад.
– Не буду. Да не так уж мне и хочется, чтобы ты меня целовал!
– А вот это уже обидно, – заявил Кирилл. – Я же не говорил, что мне не хочется.
Не скрывая любопытства, Клава спросила:
– И тебе всегда удается справляться со своими желаниями?
Его лицо было уже совсем плохо видно, и все же она разглядела, как снова забились ресницы.
– Не всегда, – спокойно ответил Кирилл. – И не со всеми. Но с каждым годом это получается у меня все лучше.
В мыслях у него мягко проплыло: совсем не получается… Он сунул руку за пазуху и достал маленькую серебряную фляжку, подаренную Лари.
– Смотри, что у меня есть, – подмигнул он Клаве. – Сейчас я верну себя в более приятное состояние.
Не отрываясь от горлышка, Кирилл выпил все, что там оставалось, и слегка потряс головой, чтобы выгнать непрошенную наполненность и вновь обрести великолепную хмельную пустоту. Он с улыбкой открыл глаза и вскрикнул:
– Макс?! Это ты, Макс?
Голос из темноты прозвучал почти безразлично:
– Что вы, ваше высочество! Это я, Паж. Вы спасли меня от смерти и сделали своим пажом… Неужели не помните?
– Да, спас. Конечно, помню. А ты ушел от меня, Макс!
– Ваше высочество, никакого Макса не было.
– Как не было? – пролепетал Кирилл, тиская пустую фляжку. – Совсем не было? Но я же помню!
– Память, ваше высочество, так прихотлива. Нельзя на нее полагаться.
Кирилл возмущенно толкнул его в плечо:
– Хочешь сказать, что у меня провалы? Ты опять смеешься надо мной, Макс?! Двадцать лет прошло, а ты все также смеешься надо мной?
– Как можно, ваше высочество?
– Не называй меня «ваше высочество»! – он как в детстве топнул ногой.
– Как же мне к вам обращаться?
– Перестань издеваться, Макс! Я так ждал тебя, а ты вернулся и принялся за свое… Но я все равно рад, что ты здесь. Теперь я понимаю, как хотел этого. Именно сейчас. Только ты можешь спасти меня, Макс. Только ты… Останови меня, пока еще ничего не случилось! Макс!
Он рванулся вперед и стал шарить в темноте. Никого не было рядом. Кирилл пробежал немного вперед, бросился назад. По-прежнему никто не отзывался, хотя он кричал, срывая голос. Замолчав, Кирилл тяжело осел на шпалы. Он был один.
Когда Кирилл внезапно рухнул, как подкошенный, едва успев допить последнюю каплю, Клаве чудом удалось поймать его и слегка смягчить удар. Он вытянулся на шпалах и застонал. Клава приподняла его голову и торопливо ощупала, боясь найти пальцами кровь. Но оказалось, что он просто уснул. «Вырубился», – подумала Клава с усмешкой. Мало того, что она была вынуждена сидеть на холодных путях с пьяным, не принадлежавшим ей человеком, но еще и сердце ее все мучительнее болело от жалости к нему.
«Был бы ты моим, – твердила она про себя с бессильной яростью и все пыталась растормошить Кирилла, – уж я не мотала бы тебе нервы, как эта… Корчит из себя неизвестно что! Подумаешь, книги она умеет сочинять! Кому они нужны сейчас эти книги? На хлеб заработать бы…»
– Да что же мне с тобой делать?! – закричала Клава, выбившись из сил и вдруг, опомнившись, стала быстро, воровски покрывать поцелуями его лицо.
Глава 5
Собирая сумку, Арина первым делом уложила две пачки бумаги и несколько ручек, потому что паста в них имела обыкновение заканчиваться на разлете мысли. Что положено брать за город из вещей она понятия не имела и решила дождаться Кирилла.
«Как ты жила до меня? – ворчал он в такие моменты, польщенный тем, что Арина не сумела без него обойтись. – Питалась яичницей и ходила в одних джинсах?»
Арина презрительно парировала: «В отличие от тебя, я не заражена вирусом потребления».
У него начинали обиженно биться ресницы: «Я просто здраво смотрю на вещи. Человеку, живущему в городе, необходима одежда. Вот когда мы с тобой поселимся на собственном острове, то будем расхаживать голышом».
Желая загладить свою резкость, Арина мурлыкала: «А скоро у нас будет свой остров?»
«Скоро. Когда я стану хозяином «Ермака», то выжму из него все соки, чтобы у тебя было все, чего ты хочешь».
Она снисходительно трепала его по щеке: «Болванчик ты китайский! Чего мне еще хотеть? У меня все есть».
И Кирилл знал: она и в самом деле не нуждается ни в чем материальном. Вся ее одежда была куплена им. Арина не только не просила ее, но и отбрыкивалась от подарков: «Зачем это? Все равно я не выхожу из дома». Он резонно возражал: иногда все-таки выходит, хотя бы с ним вместе. Сам Кирилл всегда выглядел так, что ее знакомые говорили: «Твой парень, словно с подиума сошел». Их тон подсказывал недоговоренное: «Сошел-то он с подиума, но почему к тебе в квартиру?!»
Арина и сама не вполне понимала, отчего он так сходит по ней с ума. Зеркало не давало ответа и приходилось опять прикрываться своим талантом. О собственном отношении к Кириллу она старалась не задумываться: мысли сразу становились тяжелыми и темными, как тучи перед грозой.
Однажды утром она проснулась первой, что случалось крайне редко, и увидела, как от длинных ресниц Кирилла отделилась и поползла к виску слеза. Всего одна. Арина замерла, наблюдая, и вскоре он зашевелился, растревоженный ее взглядом.
– Что тебе снилось? – спросила она сразу, пока он не забыл.
– Ты.
– Нет, правда?
– Правда, ты.
– И что же я делала?
Ей показалось, что он сейчас опять заплачет.
– Ты любила меня…
Она сурово сказала:
– Ты – сентиментальный дурак! Я и так тебя люблю.
– Да? – произнес Кирилл с сомнением. Потом вздохнул: – Наверное, да.
Ее умиляли и смешили его ребяческие попытки держаться того уровня, на котором, по его же мнению, он мог быть ей интересен. Кирилл смотрел ее любимые фильмы, выхватывал книги, которые она читала. Но всегда оказывалось, что Арина их перечитывает, а он впервые слышит имя автора.
– Темнота, – как-то бросила она в шутку. – Пищевой институт… И как я только тебя терплю?
– Любишь, наверное? – подсказал Кирилл. И хотя тон его тоже был несерьезен, Арина сразу уловила, как он сжался изнутри.
В его неукротимом стремлении добиться от нее признания, за которым пусть ничего и не окажется, проявлялась вся беспомощность Кирилла. Молодого, красивого, преуспевающего директора модного ресторана. Он был в своем мире, как заколдованный мальчик, которого никто не трогает, хотя он живет среди акул. Арине было понятно: ее королевича не сожрали до сих пор лишь потому, что рядом постоянно находился загадочный, мудрый Лари. И она была абсолютно спокойна за Кирилла.