Нечисть

-- Во как -- по-городскому то! Не Лена, а сорвиголова! Больно поди?

Ленка поглядела на трофей, для этого ей пришлось согнуть руку в локте и поднять повыше -- скрюченные пальцы и вся кисть -- онемели и ничего не чувствовали. Стрелка была узенькая, маленькая, с мизинчик. Пальцы побелели, словно обмороженные и не слушались...

-- Не трогай, отраву не трогай, она все еще на спице на этой! Жива -- и то ладно! -- загомонили старухи. Но Ленка и сама вдруг "увидела", что стрелу лучше не трогать лишний раз, не добавлять порчи...

-- Девки, вы что ли? На помощь прилетели, подруженьки, не забыли милые... -- Ирина Федоровна очнулась и заговорила слабеньким, с присвистом, басом.

-- Лен, как же ты устояла, голубушка. Да еще и меня старуху, считай из могилы вытащила... Ну-ка, девоньки, спойте мне поддушную, чтобы на ноги мне встать... О-ох...

Девушку усадили на мягкий стул возле печки, где она и сидела, со скрюченной кистью на отлете, три часа, пока бабки-вороны приводили в чувство старшую свою подругу, пока баба Ира, едва встав на ноги, тут же взялась выяснять события предыдущей ночи и составлять реестр убытков и потерь.

Материальный урон был минимален: два зеркала, сломанный стул и поврежденный шкаф, не о чем говорить. А на дворе побольше наворочено, да все одно -- пустяк. Но вторая ночь принесла беды куда горшие: погибла Шиша, это ее жизненной силой ночного оборотня в последний отбросило от добычи

-- Ленки. Дуська также погибла -- чертов оборотень зарезал. Но собака была не простой -- чудовище извело на нее изрядную толику своей мощи, и если бы Ленка не поддалась на обман и сама не впустила его в комнату... Но девушка, конечно же, не виновата в смерти Шиши: ведьма крикнула ей -- не приглашать, но подлая нечисть очень уж сильна оказалась -- заморочила Ленкины уши, извратила сказанное ...

-- Вот что, девоньки, магарыч с меня и благодарность по гроб жизни, а сейчас возвращайтесь домой, у нас с внучкой забот полон рот, да вот -- сил немного осталось... нет, нет... благодарствую... Сегодня третья ночь будет, что мы, войско старушечье, сами сделаем?... Нет, не миновать Петра Силыча в подмогу звать. Не хотелось бы его заступы; а все думалось -- сама управлюсь... Куда там -- таких делегатов подсылают, что... Идите, одним словом, а я за вас живота не пожалею, вы меня знаете.

-- А ты, Лен, вот что... Сходи на Болотную, дом 1, с краю, попроси Петра Силыча, мол, Ирина

Федоровна зайти очень просит, прямо сейчас, или когда сможет, а заодно пусть дрянь с твоей руки снимет. Я то потерплю, да и сама уж вполовину очистила, а тебе -- срочно бы надо, мало ли чего...

Скажи, челом бью, очень прошу зайти, не мешкая...

Ленка пошла без вопросов и пререканий, рука-коряга на весу, волосы растрепаны, в шаркающих тапочках... Не то что просить, а видеть этого Петра Силыча, наглое брюхо, свинячьи зенки, эти штанищи... Ничего не сказала Ирине Федоровне -- обе натерпелись, и Шишу -- она, Ленка, погубила, совесть не накормишь, как говаривал мальчик Вовочка... Свою жизнь -- Шишиной выкупила, так что иди и не чирикай...

У Петра Силыча -- не как у других: у него двор позади дома, что в нем -- и не увидеть, а вход прямо с улицы Болотной.

На звяк дверного колокольца вышла женщина лет тридцати-пятидесяти, с тихим голосом и бесцветным нравом. Молча кивнула, молча впустила и провела в горницу, также молча растворилась в полутемках обширной избы.

Просторна была комната и не по-деревенски пуста: окна без занавесок -ставнями прикрыты, печной бок с заслонкой, крашеные коричневые половицы, оранжевый абажур на три лампочки, квадратный стол под простой белой скатертью, две табуретки и стул. Все. И две электрических розетки по стенам, и включатель для абажура. Ленка поискала глазами образа, или хотя бы радиоточку -- ни фига. Она мало смыслила в деревенской жизни, но и ее неискушенному взгляду ясно было, что камера в поселковом отделении милиции -- для проживания гораздо уютнее, чем гостиная в доме Петра

Силовича, на которого ведьма баба Ира возлагала такие надежды.

Хряснули по сторонам оконные ставни, резко и одновременно открылись без видимого вмешательства со стороны материальных сил, затряслись половицы и зазвенели окна: похоже Петр Силыч собственной персоной готовился вступить в горницу.

И он вошел, и органично вписался в кусочек своего жилища: головой под абажур, обширный и донельзя аскетично одетый: волосы горшком, усищи вниз и здоровенные синие сатиновые трусы.

-- Здравствуйте, Петр Силович, меня баб Ира прислала, просила...

-- А, Ленка! Здорово, здорово, я бык, а ты корова... Шутка. Зови меня Силыч, а еще лучше -- дядя

Петя, а то как в милиции... Часа не поспал -- будят... Хрена бы моржового я встал, да уж слышал про

Федоровну, Зоя доложила... Дуська-то... Какую собаку загубили!... Я ее щеночком, бывало, дразню -- а она уже скалит пасть, ненавидит! Ух, настоящей породы...

-- И Шиша умерла...

-- Что ж поделать, нежить -- и есть нежить, до первого зеркала, как говорится. Так и то Федоровна целый век ее хранила... Цыц, паскудина!!! Мурман!!!

Ленка вздрогнула от громкого крика и от тона, каким дядя Петя проорал эти слова. Она старалась смотреть в пол, чтобы не видеть гигантское розовое брюхо барабаном, без единой складочки, мутно-зеленые глаза и сальную улыбку этого старикана, смотрела и просмотрела, как возле ее ног очутилось нечто безобразное-- собакообразное. Ростом от спины до пола -- сантиметров семьдесят, но длинная, пропорцией -- словно такса, а громадная голова-булыжник больше чем наполовину состояла из оскаленной пасти -- у покойной Дуськи и то меньше была. Мальчик, как успела разглядеть испуганная неожиданным криком Ленка.

Пес, или кто он там, Мурман, по-прежнему истекал слюной, клыков не прятал, но тут же припал на брюхо перед хозяином и обрубком хвоста продемонстрировал беспредельную вассальную верность.

-- То-то, а не то наизнанку выверну и кишки выдерну... Что у тебя с рукой?

Ленка объяснила с пятого на десятое, но и дядя Петя слушал вполуха. Он вынул из деревянных пальцев злополучную стрелку, осмотрел ее близко, не глядя бросил -- стрелка плавно подлетела к подоконнику и тихо легла на него. Затем он занес ладони над покореженной кистью, пошевелил пальцами, бормотнул коротко и между ладоней его заплясало бледное пламя, бесформенное, словно скомканный лист бумаги. Дядя Петя сблизил ладони и комок также ужался, после чего дядя Петя развел руки и словно утратил интерес к добытой субстанции. А комок, или сгусток огня, или свечения воздушным шариком опустился на половицы . Хррясь! -- лязгнули суперчелюсти! Это Мурман в мгновение ока пожрал добычу, а в следующее -- уже катался по полу, попеременно кашляя и жалобно воя. Когтистые лапищи терли морду, чудище то кружилось волчком, то вдруг прыгало вверх-вниз, отталкиваясь от пола одновременно всеми четырьмя лапами, и подлетало на метр с лишним -- видимо боль была нешуточная. Дядя Петя полюбовался молча с минуту и в два пинка выбил страдальца за двери.