Страница 13 из 32
Вот Силыч и смикитил, изобрел на месте. Но за Ваську -- было дело -испугалась я очень... -- При этих словах Васька взглянул на дядю Петю, выпустил все когти, зашипел и ощерился. -- ... Ну а ожоги
-- я наговор положила, мазью помазала, сразу легче стало. Он сегодня у нас герой. Низкий ему поклон, не то бы...
-- А что было бы тогда?
-- Меня просто бы умертвили, тебя убили бы по ритуалу, или как, и в Ад, для ихних нужд, видимо очень важных. Вот и думаем -- каких?
Ленка не знала что на это сказать и спросила из вежливости:
-- А вы сами, Пет... дядя Петя не можете себе руки вылечить? Колдовством?
-- Мочь-то -- могу, но -- неуместно. -- Ленка не поняла ответа, и опять не решилась продолжать эту тему.
-- Ну что, вторую налить?... Ну, как знаешь. Тут Петр Силыч с просьбой к тебе, ну и я тоже прошу.
Понимаю, что устала, ну уж уважь стариков, а то сегодня ухайдакались не меньше вчерашнего -- ноги не держат. Объясни, Силыч.
От девушки требовалось ни много ни мало -- сходить на Болотную, к дяде Пете домой, найти, где указано, секрет в сундуке, открыть, взять книгу и принести сюда. Заодно привести Мурмана, чтобы он почистил избу от остатков чужой магии: он ее жрать -- великий охотник.
-- А кто меня пустит, а как я с Мурманом справлюсь?
-- Пустят и справишься, я их вроде как предупредил уже. Мне, чтобы разобраться что к чему -- нельзя со следа уходить, да и Федоровне, как хозяйке лучше присутствовать, не отходя. Нам так в десять раз легче будет, опять же -- для тебя стараемся, краля ты наша, красы неописуемой. Гы-ы...Думал, хоть поцелуешь на спасибо...
-- Ну иди, иди, Лен, шутит Силыч...
Ленкина душа брезгливо поежилась от этаких шуток, но спасителей положено благодарить, а не отшивать нецензурно крылатыми фразами. Она пошла и уже в конце пути, на углу Болотной и
Подгорной, повстречала Андрея Ложкина. На этот раз он был в полосатой приталенной рубашке, коротких, по лодыжки, джинсах с подтяжками, в ярко-желтых носках и в ботинках "на платформах".
-- Привет, Елена Прекрасная! -- А в городе Ленку никто и никогда не называл прекрасной, не объяснялся в любви, не дарил цветов в будни...
-- Привет.
-- Что это у Федоровны за праздничный салют стоял? Говорят у вас Синьор Помидор всю ночь Ивана
Купала шабашил?
-- Тебе-то что за дело?
-- Да так, интересно. Мамахен трещит, что это у него белая горячка. А может просто сдуру куролесит, он же старый. Но только на этот раз очень уж все криво получилось: у всей деревни молоко скисло, а брага в уксус перебродила. Мы на всякий пожарный свою шишимору допросили -- клянется, что не при чем. Изоляторы на столбах полопались... Сеструха двоюродная досрочно омамилась под утро.
Мужики в деревне недовольны.
-- Ну а что ты мне говоришь? Вот ему и скажите.
-- Угу, ему скажешь, пожалуй. Ну, я поехал. Лен... ты... ему наш разговор не передавай, это между нами...
-- Гуляй, не скажу.
Та же тетка открыла дверь и безмолвно проводила Ленку в небольшую комнатку на втором этаже, с окнами во двор, после чего без единого же слова ушла. Ленка из любопытства выглянула в окно, однако ничего интересного не увидела -- ветки березы закрывали почти весь обзор, а всматриваться вроде бы и некогда.
-- М-м-ф... -- Ленка испуганно обернулась: домашний пес Мурман, дармоед и страшилище, внимательно нюхал пространство за Ленкиной спиной. Уродливая голова словно расслоилась на два уровня, обнажая клыки размером с Ленкины мизинцы -- это Мурман пасть приоткрыл, чтобы слюне свободнее было капать на половицы.
-- Ты что на меня рычишь? -- твердо спросила Ленка, -- тебе что хозяин велел? А? Он велел меня слушаться. Сидеть! -- Ленка с замиранием сердца выкрикнула единственную команду, которую она в эту минуту помнила...
Мурман заколебался, неуверенно вильнул обрубком хвоста и лег. Есть ее нельзя, даже невозможно, а слушаться... да... ее вроде бы надо сегодня слушаться...
-- Ах ты мой зайчик! -- Ленка, как и все зрители-любители чужой домашней живности, немедленно обнаглела, -- А можно я тебя поглажу? Какие у тебя уш... кто их обрезал, бедному несчастному, мы тебя почешем... и брылышки... и спинку... Ой какой ты длинный, что за порода такая?...
Раз приказано слушаться -- надо терпеть. А очень даже и интересно... И не больно ни капельки...
Мурману вдруг явилось смутное, но самое любимое воспоминание: что-то очень далекое и очень хорошее, словно бы теплое большое одеяло, пахнущее мясом и молоком, гладит его со всех сторон, а он маленький и ему весело... Он и сам не заметил, как перевернулся на спину и подставил живот...
-- Ой, Мурман!... -- Пес немедленно вскочил и ощетинился ... ничего подозрительного нигде не было.
Ленка отлетела метра на два, однако, на диво, даже и не ушиблась.
-- Фу, какой ты резкий... Я же сюда не только за тобой, но и за книгой пришла. Ну-ка -- сидеть... лежать, а я сундук открою... Все, книга у меня, мы ее в сумку -- и пошли. Ой, а как же я тебя без поводка и ошейника поведу?
Ленка задумалась, дядя Петя ей ничего на этот счет не сказал, а спросить она забыла по неопытности и незнанию...
-- Будешь идти рядом, рядом -- знаешь такое слово? Молодец, ну пойдем, скажем тете "до свидания" и пойдем... Женщина проводила их до дверей, она тоже ничего не знала про ошейник.
Полдень в деревне Черной, на сонной и жаркой Подгорной почти не души, ребенок у ворот с щенком играется, вдали бабка греется на лавочке... Мурман трусит рядом, с левой стороны. Ленка замедлит шаг -- Мурман тоже, она ускорит -- и пес не отстает. Прошли больше половины пути, осталось миновать кустарники -- и они на месте, но у последнего дома случилось... Одной одуревшей от жары курице вздумалось полетать и она куцым лебедем с высокого забора прыгнула поперек улицы в небо.
Ленке трудно было оценить -- три метра, или пять отделяло ее от земли -- факт тот, что было весьма высоко, и что Мурман прыгнул, достал и еще в полете успел зажевать несчастную курицу больше чем наполовину. Он приземлился мягко, как кошка, на все четыре лапы. Ленка пискнуть не успела, а
Мурман, хрустнув последний раз, проглотил остатки. Чмак, чмак, -- и несколько перьев, единственные следы преступления, были начисто слизаны с дороги счастливым охотником. Он с гордостью посмотрел на новую хозяйку, но одобрения не дождался, напротив, Ленка, пунцовая от стыда и гнева -- глаза не поднять -- почти вбежала в кустарник, Мурман за ней.