Страница 55 из 59
Профессор пошевелил веками.
— Теория ваша правильная! Слышите — правильная!
Больной лежал на постели, как мертвый. Потом восковое лицо будто прояснело, видно было, что профессор улыбается кому-то мысленно. Слова Владимира он услышал ясно-ясно. Они разогнали тьму, и профессор увидел замечательную картину. Он наблюдал ее и раньше, длинными ночами, когда сидел, задумавшись, над своими творениями. И вот она снова возникла в его сознании, четкая и прекрасная. Это было лишь мгновение, а может, вечность, потому что время для профессора перестало существовать: он видел свою теорию наяву.
…Губы профессора шевелятся…
Перед глазами — панорама. В широкой долине — город. Строения поражают своими размерами и гармоничностью. Они раз в десять больше земных и, что самое интересное, — все круглые. Странно видеть, как они стоят на склоне и не скатываются. Прямых линий здесь вообще нет. Улицы — тоже правильными кругами. Их много, и они пересекаются. Легкими, но прочными дугами перекинуты мосты через широкие, совсем высохшие русла.
— Умерла жизнь… — еле слышно шепчет профессор, и мысли плывут одна за другой, разворачиваясь в картины.
Много тысячелетий назад это были полноводные реки, там плавали корабли, лениво плескалась рыба. Теперь город мертв, как и вся планета. Жизнь здесь возникла на много миллионов лет раньше, чем на Земле, но давно уже умерла. Малая сила тяжести не могла удержать атмосферу, и та медленно, но неуклонно улетучивалась в холодное межпланетное пространство. Вместе с атмосферой покидала планету и вода. Постепенно стали высыхать озера, реки, моря, океаны. Бледная Луна продолжала свои вечные круги вокруг Земли, вместе с ней вокруг Солнца, а жизнь на ней замирала. Межпланетный холод сквозь разреженную атмосферу, как через ветхий полушубок, уже протягивал к планете свои холодные пальцы, страшным морозом впивался в ее тело. Разумные существа, заселявшие Луну, упорно боролись за свое существование, производили искусственный воздух, но и это не помогло. Словно кроты, они просверливали глубокие шахты к центру планеты, к ее еще теплому сердцу, и так жили долгое время, пока планета совсем не окаменела. Тогда все живое умерло. Страшными привидениями остались маячить первоклассные сооружения — великолепные образцы невиданной архитектуры. Только Солнце наводило ослепительно-яркий глаз на эту гнетущую картину. А Луна по-прежнему кружила вокруг Земли и Солнца, кружила много тысячелетий…
…От огромного города веет страшной пустотой. Холод пронизывает тело профессора, он вздрагивает. А картина стоит в глазах сказочная, словно сон, и четкая, как действительность… Здесь была, очевидно, высокая культура, и все же недостаточная для того, чтобы искусственно воссоздать условия для жизни.
Но что это? Над городом появился ракетопоезд. Один, второй, третий. Они прибывают один за другим… Кажется, будто Земля забрасывает Луну страшными, сигарообразными снарядами. И «снаряды» эти плавно кружат над городом и приземляются где-то далеко за домами-шарами. Видит профессор — ожил город, слышатся голоса людей, победные и радостные. Русла вдруг наполнились водой, и заблестели на солнце синие волны. Через мосты начали вновь сновать машины причудливой конструкции. Сделанные из прозрачного вещества, они имели форму колеса.
И вот, среди толпы, он видит улыбающееся лицо своего ученика, своего Володи.
— Разве время умирать, профессор? — говорит Владимир и нежно обнимает его. — Мы оживляем планету, и вы должны помочь нам…
Губы больного зашевелились, и он еле слышно прошептал:
— Да, да, я помогу…
А за окном догорала осина.
В. БЕРЕЖНОЙ
Твір відшукав Вячеслав НАСТЕЦЬКИЙ. Василь Бережний. «Планета житиме»: фантастична новела; газета «Молодий комунар» (Чернігів) № 129/1328 18.09.1939, с. З.
ДЕТЕКТОР ВРЕМЕНИ
Научно-фантастический рассказ
— А теперь будет аттракцион, — сказала Нина, когда мужчины встали из-за обеденного стола. На ее немолодом лице появилась загадочная улыбка, и женщина аж помолодела.
Григорий Федорович поморщился: жена каждый раз что-то выкинет. Они с Мирославом хотели пройтись в Голосеевский лес, подышать свежим воздухом. Там и поговорили бы…
Нина позвала кошку, и та сразу прискакала и начала тереться о ее туфли, высоко поднимая черный пушистый хвост.
— Наша Шуша еще не видела живой мыши! Представляете, Мирослав? Она из квартиры не выходит…
«Вот начнет демонстрировать, как Шуша перепрыгивает через ногу… — раздраженно подумал Григорий Федорович. — Тоже мне аттракцион…»
Сдерживаясь, чтобы не испортить себе настроения, взглянул в широкое окно. Деревья искрили инеем, на ветку села здоровенная свиристель, посыпалась снежная пыль, птица вертит головкой, видимо, высматривает, нет ли на лоджии калины. На улице так красиво…
— Так вот, я достала для нее мышку!
Нина принесла из ванны банку, закрытую пластмассовой крышкой, в которой было несколько дырочек. Белый зверек сидел на задних лапках, скользя передними по стеклу.
— Это мне в лаборатории дали. Правда, симпатичная?
Гость взял банку и начал пристально рассматривать ушастенькое животное.
— Да, она хорошенькая, — сказал, ставя банку на ковер. — Природа не знает границ в своей изобретательности.
Шуша бросилась к банке и, выгнув дугой шею, начала жадно принюхиваться.
— Видите, видите, инстинкт! — воскликнула Нина. — Сейчас я их познакомлю.
— А мне жаль мышку, — возразил Григорий Федорович. От окна он перевел взгляд на беленькое создание с блестящими бусинками глаз.
— А что с ней будет-то? — на бледном лице Мирослава появилось удивление. — Контакт между двумя…
— Этот контакт закончится для мыши очень грустно, Шуша ее съест.
— Не поверю, — покрутил головой Мирослав. Легонькие, как перья, кустики волос на его темени забавно качнулись.
— Бьюсь об заклад! На сто рублей! — Григорий Федорович поглядел на жену и протянул руку. Мирослав, будто стушевавшись, пожал ее. Нина, весело размахнувшись, разбила.
— А ну же, посмотрим… — присела на корточки, сняла крышку и положила банку на бок.
Все затаили дыхание. Мышка, высовывая остренькую мордочку и принюхиваясь, начала двигаться вперед. Наконец, совсем беззаботно вылезла на ковер. Шуша настороженно следила за ней, глядя сверху вниз, затем грациозно тронула ее лапой, понюхала и спокойно легла. Мышь неторопливо обошла вокруг нее, и спряталась под Шушиным животом, только тоненький розовый хвостик виднелся.
Нина всплеснула руками:
— Вот так! Похоже, наша кошка ненормальная!
Вытащила мышку за хвост, посадила Шуше на спину — но та лишь немножечко вздрогнула, почувствовав, как тоненькие лапки перебирают ее пушистую шерсть.
— Ну, что ж… — вздохнул Григорий Федорович. — Я проиграл… Странно, почему не сработал инстинкт…
Он уже жалел, что так сгоряча поспорил, все-таки сто рублей — больше половины месячного заработка. Нина покраснела от досады — нужно ей было демонстрировать эту пакостную мышь! И только гость сохранял полнейший покой, сосредоточенно наблюдая зверей. Даже внимания не обратил на переговоры и шептания супругов. Поднял голову лишь тогда, когда Григорий Федорович протянул руку с деньгами:
— Прошу, вот ваш выигрыш.
— Да что вы? Оставьте, — решительно отказался Мирослав. — Посмотрите, какие это замечательные произведения природы! Какие совершенные живые информационные системы! Вообще, если подумать, то природа — не только непревзойденный конструктор, но и гениальная художница…
Нина вздохнула, пригласила его сесть в кресло у журнального столика, сама уселась напротив, бросив красноречивый взгляд на мужчину, который топтался у окна. После конфуза с «аттракционом» требовалось немного поболтать, а потом и к делу перейти. Этого Мирослава она пригласила на обед неспроста, и сейчас ей захотелось обязательно узнать о нем больше. Чего это он, так спокойно, без колебаний отказался от выигрыша? Это, конечно, благородно, но… чудак. Григорий говорит, что он оригинальный ученый, а как для нее, так самый обычный неудачник. Не доктор, не профессор, даже не кандидат. Какой-то там научный работник, младший, что ли. А он не такой уж и молодой. Голова облысела, щеки запали, а уши… какие у него большие уши! И нос какой-то забавный, словно без перегородки, с одной ноздрей. Тщедушный и хилый человечек, может, потому, что и ночами сидит в институте. Где уж там ему жениться… Но все-таки он был бы хорошим семьянином: не пьет, не курит, видно, очень ласковый. Вот они выпили по шкалику, а он и не пригубил. Зато как любит фрукты, — надкусит яблоко, посмотрит на сочную мякоть, и глаза засияют: «Чудо! Это самое настоящее чудо!» Немного прихрамывает — это ничего. Попал в какую-то аварию… Может, его женить?